Хорхе Луис БОРХЕС
25 АВГУСТА 1983 ГОДА
направился к гостинице. Как бывало не раз, я ощущал здесь умиротворение и
покой, чувства, которые испытываешь, оказавшись в давно знакомых местах.
Широкие ворота были распахнуты, усадьба утонула в сумерках. Я вошел в
холл, где туманные зеркала зыбко отражали цветы и детали интерьера.
Удивительно, но хозяин не узнал меня. Он протянул регистрационную книгу. Я
взял ручку, обмакнул перо в бронзовую чернильницу и, склонившись над
раскрытыми страницами, столкнулся с первой из множества неожиданностей,
которые подстерегали меня этой ночью. Мое имя, Хорхе Луис Борхес, было
начертано в книге, и чернила еще не успели высохнуть. Хозяин сказал мне:
извинился: - Простите, сеньор. Тот, другой, очень на вас похож, но вы
моложе.
Девятнадцатый номер находился на втором этаже, с окнами на внутренний
дворик, жалкий и заброшенный, обнесенный балюстрадой; где, как помнилось
мне, стояла пляжная скамейка. Это была самая большая комната в гостинице.
Я толкнул дверь, она поддалась. Под потолком горела люстра. В ее
безжалостном свете я узнал себя. На узкой железной кровати лежал я,
постаревший и обрюзгший, и разглядывал лепнину на потолке. Я услышал
голос. Не совсем мой - без обертонов, неприятный, похожий на магнитофонную
запись.
ничто не способно вызвать удивление. Я робко спросил:
стоявший на мраморной крышке ночного столика. - Тебе придется, наверное,
увидеть множество снов, прежде чем доберешься до этой ночи. Какое сегодня
число по твоему календарю?
шестьдесят один год.
восемьдесят четыре. Сегодня двадцать пятое августа 1983 года.
наступить в любой момент, и я затеряюсь в неведомом, где ждут иные сны.
Неотвязная мысль, навеянная зеркалами и Стивенсоном.
к беседе. Я был человеком, лежащим на кровати, и понимал его. Чтобы стать
Шекспиром и написать незабываемые строки, недостаточно одних трагических
моментов. Чтобы отвлечь его, я сказал:
одной из комнат первого этажа мы набросали черновик истории подобного
самоубийства.
- Но я не вижу связи. В том наброске я брал билет до Адроге и в гостинице
"Лае Делисьяс" поднимался в девятнадцатый номер, самый дальний. И там
кончал счеты с жизнью.
Манну. Здесь я хожу по комнате, которая принадлежала матери.
понять. - Я вижу тебя во сне в девятнадцатом номере, расположенном над
внутренним двориком.
тебе. Гостиницу в Адроге давно сломали. То ли двадцать, то ли тридцать лет
назад.
сон или двое снятся друг другу.
сюда.
добавил:
оба лжем.
- отражение моей.
людьми, а не одним. На самом деле мы - и один человек, и двое.
предстоит прожить мне?
сыпаться беды, к чему ты уже привык. Ты останешься один в доме. Будешь
перебирать книги без букв и касаться барельефа с профилем Сведенборга и
деревянного блюдца, на котором лежит орден Креста. Слепота - это не тьма,
это род одиночества. Ты вновь окажешься в Исландии.
имена, недолговечно.
поймешь, что твое так называемое произведение - не что иное, как ряд
набросков, разнородных набросков, и откажешься от тщеславного заблуждения
- написать Великую Книгу. Заблуждения, внушенного нам "Фаустом" Гете,
"Саламбо", "Улиссом". Я написал невероятно много.
слова. Мои благие намерения не шли дальше первых страниц, затем появлялись
лабиринты, ножи, человек, считавший себя отражением, отражение, полагавшее
себя реальным, тигры ночи, сражения, которые остаются в крови, Хуан
Муранья, неумолимый и слепой, голос Маседонио, корабль из ногтей
мертвецов, занятия староанглийским по Венерам.
перечисления, легкость в восприятии действительности, неполные симметрии,
что с радостью обнаружили критики, ссылки, не всегда апокрифические.
предать огню. В конце концов я издал ее в Мадриде под псевдонимом. Книгу
сочли бездарным подражанием, а автора обвинили в том, что он лишь
пародирует известного писателя.
что превращается в собственного бесталанного ученика.
старческие немощи, убежденность, что отмеренный тебе срок прожит...
сне. Меня раздражал его менторский тон, без сомнения, тот самый, каким я
говорил на лекциях. Меня раздражало, что мы так схожи и что он открыто
пользуется безнаказанностью, которую ему дает близость смерти. Чтобы
отплатить ему, я спросил:
никогда не испытывал. Нет слов, чтобы передать тебе мои ощущения. Можно
описывать только разделенный опыт. Отчего тебя так задевают мои слова?
карикатура моего, отвратителен твой голос, жалкое подражание моему,
отвратительна твоя высокопарная манера выражаться, потому что она моя.
опасаясь, что мы сольемся в единое целое. Он сказал:
всегда чувствовал это, но лень и трусость останавливали меня. Недели две
назад я читал в Да Плата лекцию о шестой книге "Энеиды". Вдруг, произнося
вслух гекзаметры, я понял, что мне надобно сделать. Я принял решение. С
этого момента я почувствовал себя неуязвимым. Моя судьба станет твоей, ты
совершишь внезапное открытие благодаря латыни и Вергилию, полностью забыв
об этом любопытном провидческом диалоге, происходящем в двух разных местах
и двух разных временах. Когда ты вновь увидишь этот сон, ты станешь мною и
станешь моим сном.
Записав его, ты захочешь превратить его в фантастический рассказ. Но