Эдмонд ГАМИЛЬТОН

МОЛОТ ВАЛЬКАРОВ

Вы - обычный человек, нормальный индивидуум. Вы живете обычной жизнью
в обычном мире. И вдруг за один день, за несколько часов одного дня, все
вокруг вас рушится, расползается, как промокашка под дождем, и вы
открываете, что шагнули прямо ОТСЮДА в бездонные черные глубины космоса,
не имеющего ни начала, ни конца, ни одной знакомой истины-соломинки, за
которую можно было бы зацепиться.

Именно это и случилось с Нейлом Бэннингом. Ему исполнился тридцать
один год, он работал коммивояжером нью-йоркского издателя, был здоров,
хорошо сложен и доволен своей работой. Он ел три раза в день, был
недоволен налогами и временами подумывал о женитьбе. Но все это было до
его поездки в Гринвилль.

Все получилось совершенно случайно. Деловая поездка по западному
побережью, осознание того факта, что поезд всего в сотне миль от места,
где прошло его детство, и внезапное сентиментальное решение. Три часа
спустя ярким весенним днем Нейл Бэннинг вышел из вагона в маленьком
городке штата Небраска.

Он взглянул на голубую равнину неба с пятнышками облаков на ней,
перевел взгляд на широкую, сонную главную улицу и улыбнулся. Ничего не
изменилось. Такие городки, как Гринвилль, неподвластны времени.

Возле вокзала стояло одинокое такси. Водитель, скуластый молодой
человек, с неописуемой кепкой на затылке, положил багаж Бэннинга в машину
и спросил:

- В отель "Эксельсиор", мистер? Это лучший.

- Отвезите туда багаж. Я пройдусь пешком, - ответил Бэннинг.

Молодой человек посмотрел на него.

- В любом случае платите пятьдесят центов. Прогулка у вас выйдет
длинная.

Бэннинг заплатил водителю.

- И все-таки я пойду пешком.

- Деньги ваши, мистер, - пожал плечами водитель, и машина отъехала.

Бэннинг зашагал по улице, а свежий ветер прерии трепал полы его
пальто.

Бакалейная лавка, дом лесозаготовительной компании, железоскобяные
изделия старого Хортона, парикмахерская Дела Паркера. Тяжеловесный
параллелепипед мэрии. На молочной закусочной появилась новая реклама -
колоссальное изображение конусообразного стаканчика мороженного, а
Хивэй-гараж стал больше, добавился участок, заполненный
сельскохозяйственной техникой.

Бэннинг шел медленно, растягивая время. Встречные смотрели на него с
открытым, дружелюбным любопытством жителей Среднего Запада, и он сам
вглядывался в их лица, но ни одно не казалось знакомым. Да, десять лет
отсутствия - это много. Однако должен же встретиться хоть один знакомый,
должен же хоть кто-то поприветствовать его в родном городе! Десять лет -
все-таки НЕ ТАК УЖ МНОГО.

Он повернул направо у здания старого банка и пошел вниз по
Холлинз-стрит. Два больших, редко застроенных квартала. Дом-то, во всяком
случае, должен стоять по-прежнему.

Дома не было.

Бэннинг остановился, огляделся по сторонам. Все верно. То же самое
место и дома по обеим сторонам улицы точно такие, какими он запомнил их,
но там, где должен был бы стоять дом его дяди, не было ничего, кроме
заросшего сорняками пустыря.

"Сгорел, - подумал он. - Или перенесли на другое место."

Но сам с беспокойством чувствовал, что здесь что-то не так. Дом не
так-то просто стереть с лица земли. Всегда что-нибудь остается - груда
булыжника в том месте, где засыпан подвал, контуры фундамента, следы
старых дорожек, деревья и цветочные клумбы.

Здесь же ничего похожего - лишь заросший сорняками пустырь. Казалось,
здесь никогда и не бывало ничего другого. Бэннинг огорчился - дом, в
котором ты вырос, становится частью тебя самого, это центр вселенной
твоего детства. Слишком много воспоминаний связано с ним, чтобы можно было
легко смириться с потерей. Но кроме огорчения он чувствовал и недоумение,
смешанное со странным беспокойством.

"Грегги должны знать, - подумал он, направляясь к соседнему дому и
поднимаясь по ступенькам крыльца. - Если только они все еще живут здесь."

На стук из-за угла, с заднего дворика, вышел незнакомый старик -
розовощекий веселый маленький гном, держащий в руках садовую мотыгу. Он
был не прочь поговорить, но, похоже, совершенно не понимал вопросов
Бэннинга. Продолжая покачивать головой, он наконец сказал:

- Ты ошибся улицей, парень. Здесь поблизости никогда не жил никакой
Джесс Бэннинг.

- Это было десять лет назад, - объяснил Бэннинг. - Наверное, до
вашего приезда сюда...

Старик перестал улыбаться.

- Послушай, я - Мартин Уоллес. Я живу в этом доме сорок два года -
спроси кого угодно. И я слыхом не слыхивал о каком-то Бэннинге. К тому же
на этом пустыре НИКОГДА НЕ БЫЛО дома. Я-то уж знаю. Этот участок - мой.

Холодок неподдельного страха коснулся Бэннинга.

- Но я жил в доме, который там стоял! Я провел в нем все свои
мальчишеские годы, он принадлежал моему дяде. Вас тогда здесь не было, а
тут жили Грегги, у них была дочь с двумя соломенного цвета "поросячьими
хвостиками" на голове, и мальчик, по имени Сэм. Я играл...

- Слушай, - прервал старик. Вся его дружелюбность исчезла, теперь он
выглядел наполовину рассерженным, наполовину встревоженным. - Если это
шутка, то она не смешная. А если ты не шутишь, значит ты или пьяный, или
сумасшедший. Убирайся!

Бэннинг глядел на старика и не двигался.

- Как же так, сказал он, - вот и яблоня, на краю вашего участка - я
упал с нее, когда мне было восемь лет, и сломал запястье, такие вещи не
забываются.

Старик выронил мотыгу и попятился в дом.

- Если ты не уберешься отсюда через две секунды, я вызову полицию. -
С этими словами он захлопнул дверь и запер ее изнутри.

Бэннинг свирепо смотрел на дверь, злясь на себя из-за того, что
холодные иглы страха стали острее и вонзались в него все глубже.

- Этот старый маразматик просто свихнулся, - пробормотал он, и снова
посмотрел на пустырь, а потом на большой кирпичный дом напротив и
направился к нему. Он помнил, что дом был очень хорошим, под стать людям,
жившим в нем. Там жили Льюисы, и у них тоже была дочь, с которой он ходил
на танцы, ездил на пикники, работал на сенокосе. Если они по-прежнему
живут здесь, то должны знать, что же случилось.

- Льюисы? - переспросила крупная краснолицая женщина, отворившая
дверь на звонок. - Нет, Льюисы здесь не живут.

- Десять лет назад! - с отчаянием произнес Бэннинг. - Здесь тогда
жили они, а там, где теперь пустырь - Бэннинги.

Женщина удивленно посмотрела на него.

- Я сама живу тут шестнадцать лет, а до того жила в том сером доме -
вон, третий отсюда. Я в нем родилась. И здесь никогда не жили ни Льюисы,
ни Бэннинги. А на пустыре НИКОГДА НЕ БЫЛО дома.

Она больше ничего не сказала. Молчал и Бэннинг. Тогда она пожала
плечами и закрыла дверь. Бэннинг еще некоторое время смотрел на закрытую
дверь, готовый грохнуть в нее кулаками, разнести в щепки, схватить
краснолицую женщину и потребовать объяснений, что это значит - ложь,
безумие или еще что-то. Потом он подумал, что нелепо выходить из себя.
Должно же быть объяснение, должна же быть причина всему этому! Может, дело
в дядином участке, может, они боятся, что я имею на него какие-то права.
Возможно, поэтому мне и лгали, пытаясь убедить в том, что я ошибся.

Но есть место, где он сможет все точно выяснить. Там не соврут.

Бэннинг быстро пошел обратно - к главной улице, и по ней - к мэрии.

Там он объяснил девушке-служащей, чего хочет, и стал ждать, пока она
просмотрит записи. Девушка не слишком торопилась и Бэннинг нервно закурил.
Его лоб был в испарине, а руки слегка дрожали.

Девушка вернулась с узкой полоской бумаги. Казалось, она раздражена.

- Дома рядом с номером триста тридцать четвертым по Холлинз-Стрит
никогда не было, сказала она. - Вот выписка о владении...

Бэннинг выхватил из ее рук бумажную полоску. Там говорилось, что в
1912 году Мартин У. Уоллес приобрел дом и участок N 346 по Холлинз-стрит
вместе с прилегающим пустырем у Уолтера Бергстрандера, сделка тогда же и
была юридически оформлена. Пустырь так никогда и не застраивался.

Бэннинг перестал потеть. Теперь его бил озноб.

- Послушайте, - обратился он к девушке, - посмотрите, пожалуйста, эти
имена в архиве. - Он нацарапал на бумажке имена. - В списке умерших. Джесс
Бэннинг и Илэй Робертс Бэннинг. - Рядом с каждым именем он указал год
рождения и год смерти.

Девушка взяла листок и, резко повернувшись, вышла. Она долго
отсутствовала, а когда вернулась, то уже не казалась раздраженной. Она
казалась очень рассерженной.

- Вы что, смеетесь? - спросила она. - Только время отнимаете! Ни об
одном из этих людей нет сведений.

Девушка швырнула листок перед Бэннингом и отвернулась.

Дверца в барьере была тут же. Бэннинг толкнул ее и прошел внутрь.

- Посмотрите снова, - сказал он. - Пожалуйста... Они должны быть там.