Урсула ле Гуин

ЕЩЕ ОДНА ИСТОРИЯ, ИЛИ РЫБАК ИЗ ВНУТРИМОРЬЯ

Стабилям Экумены на Хайне, а также досточтимой Гвонеш, директору Ис-
пытательной лаборатории чартен-поля в космопорту Be, от Тьекунан 'на Хи-
део из Второго седорету поместья Удан, Дердан 'над, Окет, планета О

Не судите меня строго за рапорт, составленный в виде повести - с не-
которых пор так оно мне привычнее. Вас, однако, может удивить также и
то, с чего бы это простому фермеру с далекой О взбрело в голову посылать
вам доклад, точно он полномочный Мобиль Экумены. Мой рассказ прояснит
это. Повествование - вот единственная наша ладья в потоке времен, но на
его стремнине, порогах и водоворотах даже самое крепкое судно рискует
порой стать утлым челном.

Итак - однажды, давным-давно, когда мне исполнился всего лишь двад-
цать один год, я покинул отчий дом и СКОКС1-звездолетом "Ступени Дарран-
ды" отбыл на Хайн учиться в тамошней Экуменической школе.

Расстояние от моей родной планеты до Хайна - всего четыре световых
года, и сообщение между нашими мирами существует уже двадцать веков. Да-
же до изобретения СКОКС-двигателей, когда корабли проводили в перелете
сотни лет планетарного времени (вместо нынешних четырех), находились не-
поседы, готовые пожертвовать привычным образом жизни ради познания неве-
домых новых миров. Иногда они возвращались, но лишь очень немногие. Слы-
хивал я весьма печальные истории о появлении подобных странников в нап-
рочь позабывших о них мирах. А одну очень древнюю повесть, предание о
Рыбаке из Внутриморья, я слышал от собственной матери - она привезла ее
с собой с Терры, откуда родом. Жизнь ребенка на О вообще полна легенд и
преданий, но из всех, что поведали мне в детстве мать, соматерь, оба мо-
их отца, дедушки с бабушками, многочисленные тетки да учителя, эта была
излюбленной. Возможно потому, что мать всегда рассказывала ее с глубоким
и искренним чувством, хотя просто и всегда слово в слово (а я был начеку
и протестовал, если ей случалось хоть что-то сказать иначе).

Предание повествует о бедном рыбаке Юрасиме, который изо дня в день
выходил в одиночку на своем утлом баркасе в безмолвное синее море, рас-
кинувшееся между его родным островком и Большой Землей. Рыбак был молод
и красив, по его плечам струились длинные черные косы, и дочь морского
царя, увидев его однажды в солнечном ореоле, когда он склонился над бор-
том, не сумела отвести глаз.

Всплыв на гребень волны, морская царевна предложила юноше следовать
за нею в ее подводные чертоги. Он сперва отказывался, ссылаясь на то,
что дома его ждут голодные ребятишки. Но как мог бедный рыбак проти-
виться воле дочери морского владыки, как мог устоять он перед ослепи-
тельной ее красотой? "На одну ночь", - сдался юноша. И царевна повлекла
его в свой удивительный чертог, где провела с ним ночь любви в окружении
прислужников - невиданных морских тварей. Юрасима так крепко полюбил ца-
ревну, что, возможно, провел на дне не одну только ночь, как собирался
вначале. Но в конце концов он все же собрался с духом и вымолвил: "Доро-
гая, я должен вернуться домой. Меня заждались мои дети" - "Если уйдешь,
ты уйдешь навсегда", - загрустила царевна. "Я непременно вернусь к те-
бе", - обещал юноша. Царевна потупила очи. Горе ее было безмерно, но
противиться она не стала. "Возьми с собою вот это, - молвила она, пода-
вая возлюбленному прелестную крохотную шкатулку, запечатанную сургучной
печатью. - И не открывай ее, возлюбленный мой Юрасима".

Тогда он выбрался на берег и поспешил к родной деревушке, к отчему
дому. Но сад вокруг знакомых построек одичал и порос лопухом, а в самом
доме, зиявшем пустыми глазницами окон, провалилась крыша. По деревне
бродили какие-то люди, но Юрасима не встречал знакомых лиц. "Где мои де-
ти?" - в ужасе возопил он. Проходящая мимо женщина замедлила шаг и обра-
тилась к нему: "В чем твое горе, юный странник?" - "Я - Юрасима, я живу
в этой деревне, но я не вижу ни одного знакомого лица". - "Юрасима! -
воскликнула женщина (тут моя мать устремляла взор куда-то в себя, а тон,
которым она произносила имя героя, всегда вызывал во мне дрожь и слезы
на глазах) - Юрасима! Мой дед рассказывал мне о рыбаке Юрасиме, сгинув-
шем в морской пучине в незапамятные времена, еще при жизни его собствен-
ного прапрапрадеда. Уже добрых сто лет никто из родичей погибшего не жи-
вет здесь".

В слезах, горьких и безутешных, вернулся Юрасима к берегу моря. Там
он распечатал шкатулку, подарок дочери морского царя. Белый дымок выр-
вался изнутри и развеялся по ветру. В тот же миг волосы Юрасимы сдела-
лись белыми, а сам он начал дряхлеть и обратился в старца, глубокого
ветхого старца. В бессилии он пал на песок и тут же умер.

Помнится, однажды некий странствующий учитель расспрашивал мою мать
об истоках этой "небылицы", как сам он назвал предание о Юрасиме. Мать
отвечала ему с вежливой улыбкой: "В императорских хрониках, бережно сох-
раняемых на Терре моим народом, существует запись о том, что некий юноша
по имени Юрасима, исчезнувший в 477 году, вернулся в родную деревню в
825-м и вскоре исчез снова. Слыхала я также, что шкатулка Юрасимы сбере-
галась в храмовой раке в течение многих столетий". Затем их беседа свер-
нула на другую, менее интересную тему.

Моя мать Исако не желала рассказывать мне легенду о Юрасиме так час-
то, как я того требовал. "История эта такая печальная", - возражала она
порой и рассказывала мне вместо нее предание о Праматери, или об укатив-
шемся от старушки рисовом колобке, или о нарисованном коте, который ожил
и разделался с демоническими крысами, или же об уплывшем вниз по реке
очаровательном младенце в люльке. Моя сестра, кузены и свойственники,
мои ровесники, а также родичи постарше - все слушали ее рассказы затаив
дыхание, как я. На О эти истории были внове, а всякая новая легенда -
подлинное сокровище. История с нарисованным котом имела главный успех,
особенно когда мать извлекала из сундука кисточку и пузырек с удиви-
тельными угольными чернилами, давным-давно привезенными ею с родной Тер-
ры, и иллюстрировала свой рассказ набросками животных - кота, крыс, -
которых никто из нас никогда не видел; кот на ее рисунках непередаваемо
дыбил спину и отважно пучил глаза, крысы же подбирались к нему украдкой,
злобно ощерив страшные ядовитые клыки - "обоюдоострые", как называла их
моя сестра. И все равно после всех этих захватывающих повествований я
упрямо ждал, когда мать поймает мой умоляющий взгляд, печально улыбнется
в сторонку и, вздохнув, начнет: "Давным-давно, в незапамятные времена,
жил-был один бедный юноша. Жил он себе, поживал, в рыбацкой деревушке на
берегу Внутриморья"

Разве я осознавал тогда, что означает эта легенда для нее самой? Что
это история из ее собственной жизни? Что если она соберется однажды вер-
нуться в прежний мир, к родным пенатам, то люди, которые были дороги ей,
окажутся перешедшими в мир иной многие столетия тому назад?

Я, конечно, знал, что сама мать "явилась из другого мира", но что
значило это для пяти, семи или даже десятилетнею несмышленыша - предста-
вить теперь непросто, а припомнить так и вовсе нет никакой возможности.
Я знал, что мать терранка, из проживавших на Хайне - для меня то было
предметом особой гордости. Я хвастал, что прибыла мать на О как полно-
мочный Мобиль Экумены (моя безрассудочная гордыня раздувалась буквально
до вселенских масштабов), а "на театральном фестивале в Судиране позна-
комилась с отцом, полюбив его с первого взгляда". Знал я также и то, что
устройство женитьбы на О - занятие весьма мудреное и хлопотное. Получить
удовлетворительный ответ Экумены на прошение об отставке было делом на-
ипростейшим - там никогда не возражали против натурализации своих Моби-
лей. Но как чужестранка Исако не относилась к кастам ки'Отов, и это было
только первое из затруднений. Я узнал все эти интригующие подробности -
неиссякаемый источник внутрисемейных шуточек и сплетен - от своей сома-
тери Тубду. "Понимаешь, - рассказывала она мне, одиннадцати или двенад-
цатилетнему мальчугану, с сияющим лицом и едва сдерживаемым утробным
смехом, сотрясавшим все ее массивное туловище, - она ведь не знала даже,
что женщины женятся! Там, откуда она прилетела, женщинам, по ее же сло-
вам, дозволяется разве что замуж выйти!"

Я пытался возражать ей: "Так только в одной части Терры. Мама расска-
зывала, что есть множество других мест, где женщины преспокойно себе же-
нятся". Я всегда стихийно вставал на защиту матери, хотя в словах Тубду
не было ни намека на ее уничижение - она боготворила Исако, она "влюби-
лась в нее с первого же взгляда - о, эти алые губки, эти черные волосы!"
- и просто находила чертовски забавным, что женщина подобных достоинств
собиралась ограничиться браком с единственным мужчиной.

"Понимаю-понимаю, - спешила утихомирить мою горячность Тубду. - Я
знаю: на Терре все по-иному, у них там проблемы с рождаемостью, им при-
ходится заключать браки исключительно ради продолжения рода. Они, бедо-
лаги, живут там куцыми парами. Ой, бедняжка Исако! Каким же странным
должно было показаться ей все здешнее! Припоминаю взгляд, которым встре-
тила она меня впервые?" - И в отвислом животе Тубду снова начинало кло-
котать то, за что мы, дети, прозвали ее Большой Щекоткой - ее нутряной
тектонический смех.

Для тех, кто незнаком с нашими обычаями, следует пояснить, что на О -
в мире с невысоким и стабильным уровнем населения и издревле неизменной
технологией - необходимость определенных общественных мероприятий носит
характер почти что повсеместный. Основой социального устройства здесь
служат не столь города и страны, сколько рассеянные деревни или ассоциа-
ции фермерских хозяйств. Все население состоит из двух половин или каст.
Всякий новорожденный относится к материнской касте, а в целом все ки'Оты
(за исключением горцев из Энника) делятся на Утренних, чье время от по-
луночи до полудня, и на Вечерних, чье время соответственно от полудня до
полуночи. Священное происхождение и предназначение наших каст служит те-
мой ежегодных Дискуссий и театральных фестивалей, а также составляет со-
держание проповедей в храме при каждом поместье. Изначальная их соци-
альная функция заключалась предположительно в соблюдении экзогамии и
предотвращении инбридинга на удаленных, изолированных от внешнего мира