Роберт СИЛВЕРБЕРГ
НОЧНЫЕ КРЫЛЬЯ
был столицей. Я не знаю, ибо мое ремесло - наблюдать, а не запоминать, но
когда я впервые бросил взгляд на Роум, подходя к нему в сумерках с юга, то
понял, что в былые времена он действительно мог иметь громадное значение.
Даже теперь это огромный город с многотысячным населением.
маленьким вспышкам мигали огоньки. Небо слева полыхало немыслимым
великолепием: солнце покидало свои владения. Развевающиеся лазурные,
фиолетовые и малиновые полотнища сталкивались и смешивались друг с другом
в ночном танце, который предвещал темноту. Справа от меня ночь уже пришла.
Я попытался отыскать семь холмов и сбился, но все же знал, что это великий
Роум, к которому ведут все дороги, и я почувствовал благоговение и
глубокое уважение к творению наших ушедших отцов.
И кров? И вино?
больше не увидела. Ты хочешь этого?
прижалась ко мне, как ласковый котенок. Крылья ее развернулись двумя
большими газовыми полотнищами, сквозь которые был виден закат и вечерние
огни: размытые, дрожащие, зовущие. Я почувствовал полуночный аромат ее
волос. Я обнял и прижал к себе тонкое мальчишеское тело.
Всюду!
крепче обнял ее.
скоро кончит свои изыскания. - Я не хотел говорить ей о своих тревогах.
Она еще ребенок. Ей всего лишь семнадцать весен. Что знала она о тревогах
и годах? А я стар. Не так, конечно, как Роум, но все же достаточно стар.
Эвлюэлла готовилась летать. Прежде всего она скинула одежду, ибо крылья ее
были слишком слабы, и она не могла поднять дополнительный вес. Она быстро
сбросила с ног стеклянные пузыри, освободилась от малинового жакета и
мягких меховых туфелек. Угасающий свет на западе скользнул по ее изящной
фигурке. Как и у всех Воздухоплавателей, у нее не было излишних
выпуклостей: ее груди были небольшими бугорками, ягодицы - плоскими, а
бедра - такими узкими, что когда она стояла, казались, шириной всего
несколько дюймов. Весила ли она больше квинтала? Сомневаюсь. Глядя на нее,
я чувствовал себя вызывающим отвращение великаном, а ведь я не такой уж и
крупный мужчина.
произнося ритуальные слова, которые говорят все Воздухоплаватели перед
полетом. Она стояла спиной ко мне. Ее тонкие крылья трепетали, наполняясь
жизнью, вздымались, словно развевающийся на ветру плащ. Я не мог понять,
как эти крылья могли поднять даже такое легонькое тело, как тело Эвлюэллы.
Они не были крыльями ястреба, они были крыльями бабочки, все в тонких
прожилках, прозрачные, испещренные тут и там эбеновыми, бирюзовыми и алыми
пятнами пигмента. Прозрачные связки соединяли их с плоскими пучками
мускулов ниже острых лопаток, но вот чего у нее не было, так это массивной
килевой кости, присущей всем крылатым существам, и необходимых для полета
мощных мускулов. Да, я знал, что Воздухоплаватели используют для полета не
только мускулы, что в их обучение входят и мистические дисциплины. Пусть
так, но я, входящий в Союз Наблюдателей, скептически относился к
таинственным союзам.
несколько футов. Осталась на этой высоте между небом и землей, а крылья ее
бешено взбивали воздух. Ночь еще не совсем наступила, а крылья Эвлюэллы
были ночными крыльями. Днем она вообще не смогла бы полететь, ибо
чудовищное давление солнечных лучей моментально отбросили бы ее наземь.
Сейчас, посредине между вечером и ночью, было не самое лучшее время для
полета. Я видел, как остатки света погнали ее на восток. Ее руки молотили
воздух, словно помогая крыльям. Ее маленькое заострившееся личико
сосредоточенно застыло: на тонких губах были слова ее союза. Она сложилась
пополам, потом резко выпрямилась, стала медленно поворачиваться и вдруг
сразу взлетела в горизонтальном положении, а крылья ее продолжали
работать. Ну же, Эвлюэлла! Ну!
победила блистающий еще в небе свет.
небе. Я видел ее отчетливо, ибо глаза Наблюдателя зорки. Она уже была на
высоте пяти ее ростов, и крылья распахнулись во всю ширь, затмевая башни
Роума. Она помахала мне. Я послал ей поцелуй и слова любви. Наблюдатели не
женятся, не бывает у них и искусственно выращенных детей, но Эвлюэлла была
мне словно дочь, и я гордился ее полетом. Мы странствовали вместе всего
лишь год с тех пор, как встретились в Эгапте, но у меня было такое
чувство, что я знал ее всю долгую жизнь. От нее ко мне поступали новые
силы. Я не знаю, что именно. Спокойствие? Знание? Череда тех дней, когда
ее не было на свете? Я надеялся только, что она любит меня так же, как я
люблю ее.
выделывала пируэты, танцевала... Ее длинные черные волосы готовы были
оторваться от головы. Ее тело казалось случайным придатком к этим огромным
крыльям, которые переливались, блестели и трепетали в ночи. Она взмыла еще
выше, наслаждаясь тем, что вырвалась из плена земного тяготения, заставляя
меня все более чувствовать мою прикованность к земле, и вдруг резко, как
тоненькая ракета, метнулась в сторону Роума. Я видел ее босые ноги,
кончики крыльев; и вот уже не мог разглядеть ничего.
получилось, что я чувствовал зимний холод, а девочка Эвлюэлла могла
совершенно раздетой парить в воздухе?
наблюдения. Я подошел к тележке, открыл футляры и приготовил инструменты.
Некоторые цифры пожелтели и поблекли; стрелки индикаторов потеряли
люминесцентное покрытие; пятна морской соли испещряли футляры изнутри -
память о том времени, когда в Земном океане на меня напали пираты.
Истертые и потрескавшиеся рычажки и переключатели привычно поворачивались
под моими руками, когда я начал подготовку. Первые молитвы - о свободном
от посторонних мыслей и готовом воспринимать мозге; затем - о родстве со
всеми инструментами; еще одна - о внимательном наблюдении, поиске врагов
человека среди звездного неба. Таково мое умение, мое ремесло. Я
поворачивал рукоятки и нажимал кнопки, выбрасывая из головы все мысли,
готовя себя к превращению в продолжение моих инструментов.
глубокий звучный голос позади меня спросил:
работы. Это всегда болезненно. На мгновение в мое сердце впились когти.
Лицо стало горячим: глаза ничего не видели, рот наполнился слюной. Я со
всей возможной поспешностью предпринял защитные меры, чтобы замедлить
метаболизм и отключиться от своих инструментов. Я обернулся, насколько
можно скрывая дрожь.
и смотрел на мое недовольство. Я не мог сердиться на него. Не следует
сердиться на несоюзных, что бы ни произошло.