Роберт СИЛВЕРБЕРГ

СМЕРТЬ ТРУСА

- Ну-ка, повтори еще раз это слово!

Дэйв Лоуэлл улыбнулся и поправил спадавшие на лоб волосы.

- Развоплощение, - произнес он. - Я понимаю, это звучит странно, даже
нелепо, но просто не знаю, как иначе описать всю эту чертовщину.

Барретт Маркс промолчал и продолжал сидеть, закинув ногу на ногу, в
гостиной Дэйва, и потягивать из своего фужера ледяное виски. Несмотря на
тепло и домашний уют, он асе равно остро ощущал ни на миг не
прекращающуюся холодную напряженность в своем отношении к Дэйву. Он все
разглядывал на донышке фужера отражение спокойного, уверенного в себе лица
Дэйва и никак не мог до конца уяснить, почему один вид его все еще
продолжает возбуждать едкое беспокойство в его желудке. Прошло десять лет
с тех пор, как он в последний раз встречался с ним, вместе работали после
окончания колледжа. Однако сейчас он сразу ощутил, насколько легко
оказалось разворошить теплившийся в глубине его души прежний огонь среди
тлевших углей прошлого.

- Это был мой самый нежно любимый проект с первого же дня после того,
как мы закончили учебу, - продолжал Дэйв. - Ты помнишь все те беседы, что
мы вели между собой, наши рассуждения о возможности путешествия во времени
и о тех парадоксах, которые с этим связаны?

- Да, разумеется, - спокойно произнес Барретт. - Эта тема всегда была
твоим любимым коньком, Дэйв.

Его собеседник нахмурился, лицо его слегка перекосилось.

- Еще бы! Послушай. Я все уши тебе прожужжал об этом своем дурацком
изобретении, а ты мне еще даже и слова не сказал о себе. А чем ты
занимался все эти годы, Барретт?

- О, похвастать особенно нечем. - Он поставил фужер и вынул из
кармана пачку сигарет. Сигареты были изысканного, весьма дорогого сорта,
и, раскурив одну, он умышленно положил их из стол этикеткой вверх.

- Я работал в институте Клифтона. По сути, - тут он элегантно
выдохнул дым, - был всего-навсего заведующим отделом электронных
компонентов.

- Ты не шутишь, это серьезно? Да ведь это потрясающе, Барретт! - он
перегнулся и слегка похлопал собеседника по колену, не заметив при этом,
что от этого его жеста лицо Барретта поморщилось.

- Разумеется, - сказал Барретт, его вытянутое смуглое лицо едва
скрывало горечь, которую он испытывал, продолжал непринужденную беседу, -
это ровным счетом ничего по сравнению с тем, чего достиг ты, Дэйв. Я имею
в виду то, что ты сейчас - знаменитый ученый.

Дэйв протестующе махнул рукой, это был очень знакомый Барретту жест,
он хорошо помнил его и ненавидел. Вот именно таким и был всегда Дэйв
Лоуэлл - чопорный, тошнотворно-скромный, самоуверенный, не сомневающийся в
своих способностях. Все давалось ему слишком легко - у него был врожденный
талант исследователя. Он был как бы создан для решения сложнейших
математических задач и разработки понятных лишь горстке посвященных
гипотез. Он никогда не чувствовал перед ними того душевного смятения,
которое испытывал он, Барретт, и прошедшие с тех пор десять лет, казалось,
ничуть его не изменили...

- Ну, дружище, продолжай, - произнес Дэйв. - Расскажи мне о своей
работе. Неужели в ней так и не было ничего интересного?

- Ровно ничего, что могло бы заинтересовать такой крупный ум, каюк
твой. - Барретт заставил себя издать сдержанный смешок. - Я сейчас,
пожалуй, один из тех, кого называют "белыми воротничками". Тех, кого
сейчас называют администраторами.

- О, - в глазах Дэйва пропал блеск, и Барретт отметил про себя: "Я
ненавижу тебя сильнее, чем когда-либо, Лоуэлл...".

Дэйв снова наполнил бокал Барретта.

- Как жаль, что нет дома Джанетт. Она бы запрыгала от радости, увидев
тебя. Я ей рассказывал, понимаешь, обо всем, что нас так сильно связывало.

- Я догадываюсь, - сухо заметил Барретт. - Мне бы тоже очень хотелось
повидаться с нею.

- Она должна вернуться с минуты на минуту. Ты ведь прекрасно
понимаешь, что бывает с женщинами, когда они уходят пройтись по магазинам.

- Понимаю, - отпив немного, произнес Барретт. - Но давай лучше
поговорим о твоей машине, Дэйв. Все это звучит просто потрясающе. Ты в
состоянии утверждать, что в самом деле отправлял предметы в прошлое?

- И да, и нет, - ответил Дэйв. - У меня ничего не получалось, когда я
пытался послать в прошлое какой-либо из неодушевленных предметов. Я именно
с этого начал свои попытки, но без малейшего успеха... Уже подумал было,
что вообще вся эта моя затея завершится полным провалом, пока по ошибке в
главную камеру не попал мой кот Цицерон. Следующее, что до меня дошло -
это фьють и его не стало!

- Ты уверен в том, что он оказался в прошлом? Вернее, я бы так сказал
- у тебя есть достаточно веские основания, чтобы так смело утверждать это?

- Никаких нет оснований. Вот, что самое худшее из всего. Он просто
исчез, как тот знаменитый Чеширский Кот. Какие только картины не возникали
у меня в голове в отношении его загадочного появления где-нибудь в
прошлом, например, в Древнем Египте. Мне даже подумалось, что именно этим
можно объяснить те божественные почести, которые воздавались там кошкам.
Огромное количество самых сумасбродных идей приходило мне в голову. Но
затем я стал более трезво рассуждать об этом, призвав на помощь здравый
смысл. Я перебрал в памяти все, что обычно говорило о парадоксах,
связанных с перемещением во времени, и рассудил, что все, что посещало мой
ум раньше, никак не может быть ответом на волновавший так меня вопрос.

- Вот как? Тогда каков же ответ на самом деле?

- Этого я и сам не знал до поры до времени, - сказал Дэйв и откинулся
к спинке кресла. Лицо его неожиданно помрачнело и стало сосредоточенным. -
Вернее, до прошлого месяца.

- Что же особенного произошло в прошлом месяце?

- Я испытал машину на себе.

Барретт закурил еще одну сигарету. "Он сделал на этом миллион
долларов, - подумал он. - Он ковырялся у себя в подвале и поднимается из
него с игрушкой, с забавой, за которую его назовут гением...".

- И что же тогда случилось? - в конце концов спросил он.

- Вот в этом-то и самое наихудшее из всего этого. Я бы сказал даже -
самое ужасное. Я переместился во времени в прошлое, это факт. Но только не
как Дэйв Лоуэлл - по крайней мере, не в теле Дэйва Лоуэлла. Первое, что я
понял, это то, что стою посредине мощенной булыжниками улицы. Прямо на
меня мчится экипаж, запряженный четверкой лошадей. Я отскочил в сторону, и
какой-то мужчина в брюках до колен и напудренном парике подбежал ко мне и
стал приговаривать:

- Все в порядке, Ной? У тебя все в порядке?

- Ной?

- Таким оказалось у меня имя. Ной. Я очутился в Англии, в городке под
названием Хирфорд-Милл, и звали меня Ной Бриджс. Это был восемнадцатый
век.

- Вот это да!

- Клянусь, это правда. Мужчина помог мне добраться до того места, где
я, оказалось, жил. Когда я остался один, я внимательно посмотрел на себя в
зеркале. Я был высоким, весьма нескладно скроенным джентльменом,
практически лысым, с таким печальным выражением лица, какое бывает разве
что у владельцев похоронных контор. Но самым нелепым из всего этого
оказалось то, что на моей ноге...

- Твоей ноге?

- Да. На правом колене у меня был синяк размером с монету в двадцать
пять центов. И именно в этом-то и заключалось самое странное, ибо всего за
десять минут до этого - в своей лаборатории внизу - я ударился нечаянно о
стол и ушиб колено. Тогда я на это не обратил внимания - пока не обнаружил
синяк от ушиба на теле Ноя Бриджса.

Барретт закурил третью подряд сигарету, теперь рука его слегка
подрагивала.

- И что же произошло потом?

- Я понятия не имел, что и предпринять. Поверь мне, я был прямо-таки
в состоянии паники. У меня даже малейшего представления не было, каким
образом я мог бы вернуться в настоящее. Я оставался в комнате, которую,
как выяснилось, снял в некоем подобии гостиницы. Практически я был в
невменяемом состоянии. Затем я вышел на улицу, чтобы разузнать побольше об
этой своей новой жизни.

На лбу у Дэйва выступил пот, он смахнул капли влаги рукавом рубахи.

- Но такой возможности мне так и не представилось. Не успел я выйти
на улицу, как со мной случился приступ головокружения. Перед глазами у
меня мелькали звезды, огненные круги, в общем все то, что рисуют
карикатуристы в комиксах. А затем я очнулся...

- Снова в лаборатории?

- Нет! На рисовом поле, в какой-то восточной стране. Не спрашивай
меня, где: я до них пор этого не знаю. Это могло быть где угодно: в Китае,
в Японии, даже в России. Я оказался в теле крестьянина, заурядного
трудяги. Я, как безумный, метался по полю, пока меня не осенила
единственная здравая мысль. Взглянуть на свою ногу.

- Ушиб!

- Он был на своем месте, там, где ему и положено было быть. На
колене. Это было единственной ниточкой, связывавшей меня с реальностью.
Только она спасла от неминуемого безумия, так что, Барретт, помоги мне...

- Послушай-ка, Дэйв. А не разыгрываешь ли ты меня сейчас каким-нибудь
образом?