Альфред ВАН ВОГТ
ЧАСЫ ВРЕМЕНИ
дело святое. Уж я-то знаю. Два раза был женат, в 1905 и в 1967. За столько
лет любой разберется что к чему.
вздохнула, закурила сигарету, откинулась на спинку кресла и пробормотала:
глазами на собравшихся гостей и сказала:
уже слышал, то сандвичи и прочая снедь в столовой.
вслед:
головы. И кто-нибудь однажды поймет, что я вовсе не фантазирую и то, что
произошло со мной, может случиться с каждым из них. Страшно даже подумать,
но здесь открываются такие возможности, что взрыв атомной бомбы по
сравнению с ними просто колеблющийся огонек свечи.
разумеется, вопрос о том раздражении, которое должна испытывать ваша
очаровательная супруга, не имея возможности впиться своими длинными
ноготками в нежное личико своей древней соперницы, при чем здесь вообще
атомная бомба?
она в мире.
постараюсь не допустить.
просто-таки влюблен в старинные дедушкины часы, висевшие в холле. Кстати,
когда будете уходить, можете обратить на них внимание. Однажды, когда я
открыл дверцу внизу и принялся раскачивать маятник, мне бросились в глаза
цифры. Они начинались в верхней части длинного стержня - первая цифра была
1840 - и доходили до самого низа, где было написано 1970. Это произошло в
1950 году, и я помню, как был удивлен, увидев, что маленькая стрелка на
хрустальной гирьке указывала точно на отметку 1950. Тогда я решил, что
наконец-то сделал великое открытие о том, как работают все часы. После
того как мое возбуждение улеглось, я, естественно, начал крутить гирьку, и
помню, как она скользнула вверх, на отметку 1891.
гирьку. Ноги у меня подкосились, и я упал. Когда я немного оправился и
поднял голову, то увидел какую-то незнакомую женщину, да и все вокруг меня
выглядело необычно. Вы, конечно, понимаете, что дело было в обстановке:
мебели и коврах - все-таки этот дом находился во владении нашей семьи
более века.
когда увидел эту женщину. Ей было около сорока лет, она была обета в
старомодную длинную юбку, губы ее были поджаты от негодования и в руке она
держала розгу. Когда я поднялся на ноги, дрожа от слабости, она
заговорила:
этих часов?
моего дедушку звали Джозеф. Напугало меня и то, что она говорила
по-английски слишком чисто и внятно - мне даже не передать как. Когда же я
понял, что в ее лице все явственнее проступают знакомые мне черты - это
было лицо моей прабабушки, портрет которой висел в кабинете отца, - я
вконец перетрусил.
двери, взвыв от боли. Я слышал, как она кричит мне вслед:
девятнадцатого века. Собака затявкала мне вслед. На улице паслись лошади,
вместо тротуара был деревянный настил. Я привык лавировать среди
автомобилей и ездить на автобусах, и потому был не в состоянии воспринять
внезапно происшедшей перемены. Я так ничего и не помню о тех долгих часах,
что провел на улице, но постепенно становилось темно, и я прокрался назад,
к большому дому и уставился в единственное освещенное окно в столовой.
Никогда в жизни мне не забыть того, что я увидел. За обеденным столом
сидели мои прадедушка и прабабушка с мальчиком моего возраста, почти
точной моей копией, если не считать насмерть перепуганного выражения лица,
которого, надеюсь, у меня никогда не будет. Прадедушка был настолько
сердит, что я прекрасно слышал через окно все, что он говорил:
лгуньей. Ну погоди, я разберусь с тобой после обеда.
тогда важно было то, что в настоящий момент в холле возле часов никого не
было. Я пробрался в дом весь дрожа, хоть и не имел никакого определенного
плана действий. На цыпочках прокрался к часам, отворил дверцу и передвинул
гирьку на отметку 1950. Все это я проделал не думая: мысли мои как бы
сковало льдом.
голос. Когда я поднял голову, то увидел своего собственного отца.
ты держался подальше от этих часов!
маленьким, ни разу больше не подходил к этим часам. Правда, любопытство
заставило меня начать осторожные расспросы о моих предках. Отец отвечал
очень уклончиво. Взгляд его устремлялся куда-то вдаль, и он говорил:
я все тебе расскажу.
тринадцать лет. Его смерть была для нас потрясением не только душевным: с
деньгами тоже не все ладилось. Среди прочих вещей мать продала и старинные
дедушкины часы, и мы начали подумывать о том, чтобы сдавать комнаты
жильцам, когда неожиданно из-за роста промышленности сильно подскочили
цены на землю, которой мы владели на другом конце города. Я помнил о
старых часах и о том, что со мной приключилось, но жизнь завертела меня:
сначала колледж, потом эта дурацкая война во Вьетнаме я был, что
называется, геройским мальчиком на побегушках при штабе в чине капитана, -
так что мне удалось заняться поисками часов лишь в начале 1966 года. Через
скупщика, который в свое время приобрел их у нас, я узнал, где они
находятся, и заплатил втрое дороже, чем мы за них получили, но часы того
стоили.
потрясло меня. Но, что еще важнее, под нижней дощечкой, на самом дне, я
обнаружил сокровище: дедушкин дневник.
коленях с дневником в руках, я, естественно, решил проделать опыт. Были
мои детские воспоминания реальными или только плодом моего воображения? Я
тогда даже не подумал о том, что окажусь в прошлом в тот самый день, с
которого начинался дедушкин дневник, но рука моя невольно поставила гирьку
на отметку 1904. В последний момент на всякий случай я сунул в карман свой
пистолет 0.38 калибра, а затем схватился за хрустальную гирьку.
вибрации.
эту затею, понимая, насколько она глупа, как взгляд мой упал на окружавшую
меня обстановку. Диван в холле стоял на другом месте, ковры выглядели
темнее, на дверях висели старомодные гардины из темного бархата. Сердце
мое бешено заколотилось. В голове лихорадочно стучала мысль: что я скажу,
если меня обнаружат? Но скоро я понял, что в доме стояла полная тишина;
лишь тикали часы. Я поднялся на ноги, все еще не доверяя собственным
глазам, все еще не понимая до конца, что это чудо вновь произошло. Я вышел
на улицу. Город разросся с тех пор, как я видел его мальчиком. И все же
это было всего лишь начало двадцатого века. Коровы на заднем дворе.
Курятники. Неподалеку расстилалась открытая прерия. Настоящий город еще не
вырос, и не было никаких признаков того, что это когда-нибудь произойдет.
Это вполне мог быть 1904-й год.
навстречу мне попадались прохожие: сначала мужчина, потом женщина. Они
посмотрели на меня, как я сейчас понимаю, с изумлением, но тогда я едва
обратил на них внимание. И, только когда на узком тротуаре чуть не
столкнулся с двумя женщинами, я оправился от охватившего меня волнения и
понял, что передо мной и в самом деле живые люди, из плоти и крови, самого
начала двадцатого века.
выдался теплый, но, вероятно, недавно прошел дождь: на подолах юбок
виднелась засохшая грязь.
вашей бедной матушки. Но что это за диковинная одежда на вас?