Джон УИНДЕМ
ОТКЛОНЕНИЕ ОТ НОРМЫ
ничего странного, если бы не одно обстоятельство: сны эти стали посещать
меня задолго до того, как я узнал, что это, собственно, значит - Город.
Тем не менее, видения эти упрямо повторялись. Я видел ослепительное солнце
над голубым заливом, улицы, здания, набережную, огромные лодки у
пристани... Наяву мне никогда не доводилось видеть ни моря, ни лодок.
жизни. Улицы тоже поражали необычностью: странные на вид экипажи двигались
сами по себе, без лошадей. Иногда в небе мелькали какие-то огромные
блестящие предметы, и почему-то я твердо знал, что это не птицы.
- там был день. Но иногда - очень редко - там была ночь, и тогда какие-то
яркие огни освещали берег. Некоторые из них напоминали молнии,
пронизывающие небо.
был еще настолько мал, чтобы понять, что совершаю оплошность, я спросил
свою старшую сестру Мэри, где может находиться это необыкновенное место.
такого места нигде нет. Во всяком случае, в наше время. Быть может,
сказала она, мне снилось то, что было очень давно, много-много лет назад.
Сны вообще забавная штука, для них ведь нет никаких границ, и то, что я
видел, могло быть миром Древних - тем самым чудесным миром, в котором жили
Древние до того, как на них обрушилась _К_а_р_а_.
лицо ее приняло озабоченное выражение. Тихо, но очень настойчиво она
предупредила, чтобы я ни под каким видом никогда и никому не говорил об
этих удивительных снах. Насколько она знает, никого больше не посещают
такие причудливые видения, ни во сне, ни наяву, поэтому ни в коем случае
не следует упоминать о них при посторонних.
У всех наших соседей было весьма острое чутье на все, хоть сколько-нибудь
необычное. Даже на то, что я был левша, они смотрели косо. Так вот и
вышло, что я долго-долго никому не рассказывал о своих странных снах. Я
даже почти забыл о них: чем старше я становился, тем реже мне удавалось во
сне видеть свой Город.
сболтнул бы кому-нибудь не только об этих снах, но и о нашем
необыкновенном общении с моей кузиной Розалиндой. А это уж, без сомнения,
кончилось бы страшной бедой для нас обоих. (В том случае, конечно, если бы
нам поверили). Хотя в то время мы с Розалиндой не придавали нашим
"разговорам", как мы это называли, никакого значения, мы все-таки держали
их в тайне. Впрочем, я, кажется, забежал вперед. О своих, так называемых
"разговорах" с Розалиндой, я расскажу позже.
я совсем не чувствовал себя не похожим на других. Я был нормальным
мальчишкой, как и все мои сверстники, и воспринимал действительность,
окружавшую меня, как единственно нормальную и единственно возможную форму
жизни.
Только теперь, оглядываясь назад, я безошибочно могу выделить этот день,
как самый первый момент, когда у меня, ребенка, появились первые сомнения.
себе, никто не обращал на меня никакого внимания. Мне было тогда лет
десять, не больше. Самая младшая из моих сестер была пятью годами старше
меня, поэтому большую часть своего времени я проводил в одиночестве.
полей, я подошел к высоченной насыпи и взобрался на самый ее гребень.
Она была слишком грандиозна, чтобы я мог предположить, что ее сделали
люди. И уж совсем не приходило мне в голову связывать ее с Древними, о
которых я тогда уже слышал от взрослых. Насыпь сперва описывала как бы
часть очень правильного круга, а потом, превратившись в прямую и длинную,
как стрела, линию, уходила в сторону гор. Для меня это была просто часть
окружавшего меня мира, не вызывавшая никакого удивления, как не вызывали
его река, небо или те же горы.
спускался оттуда на противоположную сторону. Почему-то я считал землю по
ту сторону насыпи чужой - не враждебной, а просто чужой, мне не
принадлежащей. Но недавно я обнаружил там одно местечко, где дождевая
вода, стекающая по противоположной стороне насыпи, образовала в песке
довольно большую лощину. Если сесть на самом гребне склона этой лощины и
сильно оттолкнуться, можно было прокатиться на хорошей скорости вниз, а
под конец пролететь несколько футов в воздухе, прежде чем приземлиться в
кучу мягкого, теплого песка.
встретить. Но на этот раз, когда я поднимался с песка после третьего
своего полета, чей-то голос сзади окликнул меня:
приветствие, но потом мой взгляд привлекли шевелящиеся ветки кустарника.
Ветки раздвинулись, и из них выглянуло маленькое загорелое личико,
обрамленное темными кудряшками. Выражение его было серьезно, даже
настороженно, но глаза светились доверчивостью и любопытством. Некоторое
время мы молча смотрели друг на друга. Потом я осторожно кивнул и тоже
сказал:
кустарника. Она была чуть ниже ростом, да и, наверно, моложе меня. На ней
были рыжие штанишки из грубой ткани и желтая рубашонка. Несколько секунд
она стояла неподвижно, не решаясь отойти от кустарника, но любопытство
взяло верх, и она подошла ближе.
сборища, на которых я видел всех детей, живущих в округе даже на
расстоянии многих миль. Немудрено, что я был удивлен до крайности,
повстречав незнакомую девчонку.
что лихо скатился.
настороженно.
оттолкнувшись, слетела вниз, с развевающимися кудряшками и пылающим от
возбуждения лицом. Глаза светились восторгом.
Немного не рассчитав, она приземлилась не там, где я, а чуть левее. Я ждал
что она вот-вот поднимется, и мы снова полезем наверх. Но она почему-то
осталась сидеть на песке.
что он был крепко зажат между двумя большими камнями. Я попробовал
раздвинуть камни, но они не поддавались.
предложение никуда не годилось: было видно, что каждое движение ноги
причиняет ей невыносимую боль. "Что же делать?" - подумал я. И тут меня
осенило:
Я... я не могу... Мне... мне нельзя...
ногу из ботинка, мы потом уж как-нибудь сумели вызволить и ботинок. А так
- я просто не знал, что делать.
слезах, но даже и сейчас она не ревела в голос, а только слегка
поскуливала, как маленький щенок.
ладонь и стиснула ее изо всех сил. Я чувствовал, что ей с каждой секундой