Лорел К. Гамильтон

Голубая луна

(перевод - Cara)

Мне снилась хладная плоть и простыни цвета свежей крови. Телефонный звонок разбил сон на осколки, проблески - мимолетный взгляд темно-синих глаз, скользящие по мне руки, его волосы, падающие мне на лицо дразнящим, душистым облаком. Я проснулась в своем собственном доме, за мили от Жан-Клода с ощущением прикосновения его тела. Нашарила трубку на столике рядом с кроватью и выдохнула:

- Алло...

- Анита, это ты?

Это был Дэниел Зееман, младший брат Ричарда. Дэниелу было двадцать четыре. Ричард когда-то был моим женихом, до тех пор, пока я не предпочла ему Жан-Клода. А когда спишь с другим, это вносит определенные коррективы в семейные планы. И я винила в этом себя, а не Ричарда. Это воспоминание было единственным, которое нас еще связывало.

Я покосилась на светящиеся в темноте часы у кровати. Десять минут четвертого утра.

- Дэниел, что стряслось?

Никто не звонит мне ночью, чтобы сообщить хорошие новости.

Он глубоко вздохнул, будто готовясь к следующему броску.

- Ричард в тюрьме.

Я села, простыни сбились почти в узел у моих колен.

- Что ты сказал?

Я вдруг совершенно проснулась, сердце колотилось, адреналин лез из ушей.

- Ричард в тюрьме, - повторил он.

Мне снова захотелось переспросить. Вместо этого я спросила:

- За что?

- Попытка изнасилования, - ответил он.

- Что?

Дэниел повторил. Во второй раз смысла в этом не прибавилось.

- Ричард у нас последний бойскаут, - сказала я, - я бы больше поверила в убийство, чем в насилие с его стороны.

- Сдается мне, это комплимент, - сказал он.

- Ты знаешь, что я имею в виду, Дэниел. Ричард никогда бы не сделал ничего такого.

- Согласен, - сказал он.

- Он в Сент-Луисе? - спросила я.

- Нет, все еще в Теннеси. Он закончил свои дела с диссертацией, и его арестовали в тот же вечер.

- Расскажи, что произошло.

- Я точно и не знаю, - сказал он.

- Что ты имеешь в виду? - спросила я.

- Они не разрешили мне увидеться с ним, - сказал Дэниел.

- Это еще почему?

- Мама ходила к нему, но они не разрешили пройти всем.

- У него есть адвокат? - спросила я.

- Он говорит, что адвокат ему не нужен, и он ни в чем не виноват.

- За решеткой полно невиновных, Дэниел. Ему обязательно нужен адвокат. Получается, что его слово против слова женщины. И если она местная, а он - нет, то у него проблемы.

- У него и так проблемы, - сказал Дэниел.

- Черт!

- Это еще не самое плохое, - сказал он.

Я сбросила одеяло и встала, сжимая трубку.

- Говори.

- В этом месяце будет голубая луна, - сказал он очень спокойно, без объяснений, но я все поняла.

Ричард - вервольф альфа. Он вожак местной стаи, и это его единственный изъян. Мы расстались после того, как я увидела, что он кое-кого ест. Это заставило меня броситься в объятия Жан-Клода. То есть я сбежала от оборотня к вампиру. Жан-Клод - мастер вампиров Сент-Луиса. Он определенно не более человек, чем Ричард. Я знаю, что особенно нечего выбирать из кровопийцы и поедающего сырое мясо, но у Жан-Клода после трапезы по крайней мере не застревали куски между клыками. Маленькое, но ощутимое различие.

Голубой луной обычно называли второе полнолуние в месяце. Луна в общем-то не становилась голубой, но такое поэтическое название пошло от старой присказки - "однажды при голубой луне". Такое случается примерно раз в три года. Был август, и до второго полнолуния оставалось всего пять дней. У Ричарда был отличный контроль, но я еще не слышала ни об одном оборотне, кто бы смог справиться с превращением в полную луну. И не имеет значения, в какое животное вы превращаетесь, ликантроп есть ликантроп. Полнолуние властвует над ними.

- Мы должны вытащить его из тюрьмы до полнолуния, - сказал Дэниел.

- Да, - ответила я.

Ричард скрывал, кем он был. Он преподавал в школе. И если бы там узнали, что он оборотень, он потерял бы работу. Конечно, дискриминация больных незаконна, особенно, если заболевание так трудно передается, как ликантропия, но, тем не менее, она была. Никто не хотел, чтобы их детишек учил монстр. И единственный в семье Ричарда, кто знал его секрет, был Дэниел. Родители были не в курсе.

- Дай мне номер, по которому с тобой можно связаться, - попросила я.

Он продиктовал номер.

- Ты займешься этим? - спросил он.

- Да.

Он вздохнул:

- Спасибо. Мама всех поставила на уши, но это не помогает. Нужно, чтобы здесь был кто-то, кто понимает эту систему.

- Я попрошу кого-нибудь из знакомых позвонить тебе и сообщить имя хорошего адвоката из тех мест до того, как я приеду. Может, у вас получится договориться о залоге.

- Если он согласится встретиться с адвокатом, - сказал Дэниел.

- Он совсем дурак? - спросила я.

- Он думает, что раз правда на его стороне, то этого достаточно.

Это действительно было похоже на Ричарда. На самом деле причина, почему мы разошлись, была не одна. Он полагался на идеалы, которые не работали даже тогда, когда были в моде. Правда, правосудие и американский путь - все это определенно не работало в случае с правоохранительной системой. Деньги, власть и удача - вот что здесь действовало. Или желательно иметь на своей стороне кого-то, кто был частью системы.

Я - Истребитель, палач для вампиров. У меня есть лицензия на охоту и убийство вампиров в случае постановления суда. Лицензия действовала в трех штатах. Теннеси в это число не входил. Но копы, как правило, относятся к истребителям лучше, чем к обычным штатским. Мы рискуем жизнью и обычно на нашем счету больше убийств, чем у них. Конечно, убийств вампиров, а некоторые не считают их за настоящие убийства.

- Когда ты сможешь приехать? - спросил Дэниел.

- У меня есть еще дела, которые нужно закончить здесь, но увидимся еще сегодня до обеда.

- Надеюсь, что ты вправишь мозги Ричарду.

Я встречалась как-то с их мамочкой, больше чем один раз, поэтому заметила:

- Странно, что у Шарлотты не получилось вправить ему мозги.

- А откуда, как ты думаешь, у него этот бзик - "правда освободит тебя"? - спросил Дэниел.

- Великолепно, - сказала я, - скоро приеду, Дэниел.

- Мне пора, - он повесил трубку так внезапно, как будто боялся, что кто-то его застукает. Возможно, мамочка вошла в комнату. У Зееманов было четыре сына и дочь. Все сыновья были ростом шесть футов и выше. Дочь - только чуть ниже. Все были совершеннолетние. И все до смерти боялись своей матери. Не буквально боялись, но Шарлотта Зееман была главой семьи. Всего один обед в кругу их семьи, и я твердо это усвоила.

Я положила трубку, включила лампу и начала собираться. Пока я бросала вещи в чемодан, мне вдруг пришло в голову задаться вопросом, какого черта я это делаю. Я могла бы сказать, что это было из-за того триумвирата силы, частью которого был Ричард, и в который Жан-Клод превратил нас троих. Мастер вампир, Ульфрик - или вожак волков, и некромант. Я была некромантом. Мы были связаны так крепко, что иногда случайно врывались в сны друг друга. А иногда и не случайно.

Но я мчалась на помощь не потому, что Ричард был нашим третьим. Как никому другому, я могла признаться хотя бы самой себе, что все еще любила Ричарда. Не так, как Жан-Клода, но так же всерьез. Он был в беде, и я должна была помочь ему, если только смогу. Просто. Запутанно. Больно.

Интересно, что подумает Жан-Клод, когда узнает, как я бросила все и кинулась спасать Ричарда. На самом деле это не имело значения. Я собиралась, и да будет так. Но я не могла отделаться от мысли, как это заставит моего возлюбленного вампира себя чувствовать. Его сердце не всегда билось, но его все еще можно было разбить.

Любовь - отстой. Иногда чувствуешь, что все отлично. А иногда это просто еще один способ истечь кровью.

(перевод - Cara и Jane)

Я позвонила в несколько мест. Моя подруга, Кэтрин Мейсон-Джилетт была адвокатом. Она часто помогала мне делать заявления в полиции по поводу трупов, которым я помогла отправиться на тот свет. И пока - ни одного задержания. Даже попытки. Как так вышло? Я врала.

Боб, муж Кэтрин, поднял трубку после пятого звонка. Голос был сонный, его едва можно было узнать. Только по басовитому рычанию я поняла, кто из них подошел к телефону. Никто не просыпается изящно.

- Боб, это Анита. Мне нужно поговорить с Кэтрин. По делу.

- Ты в полицейском участке? - спросил он. Видите, он меня знал!

- Нет, на этот раз мне не нужен адвокат.

Он не стал задавать вопросов, и просто сказал:

- Даю тебе Кэтрин. И если ты думаешь, что мне совсем не интересно, то ты ошибаешься. Кэтрин удовлетворит это мое низменное чувство после того, как ты повесишь трубку.

- Спасибо, Боб, - сказала я.

- Анита, что случилось? - голос Кэтрин звучал нормально. Она была адвокатом по уголовным делам в частной фирме. Ее часто будили в поздние часы. Она этого не любила, но справлялась с этим хорошо.

Я рассказала ей новости. Она знала Ричарда, и он ей очень нравился. И она не понимала, какого дьявола я бросила его ради Жан-Клода. Но пока я не могла рассказать ей о том, что Ричард - оборотень, объяснить было трудновато. Черт, даже если упомянуть этот факт, все равно это сложно объяснить.

- Карл Белизариус, - сказала она, когда я закончила, - он один из лучших адвокатов в том штате. Я знаю его лично. Он не так осторожен в выборе клиентов, как я. У него есть несколько клиентов из числа известных уголовников, но он хорош.

- Можешь с ним связаться и попросить его начать работать по этому делу? - спросила я.

- Тебе нужно разрешение Ричарда на это, Анита.

- Я не могу уговорить Ричарда взять другого адвоката, пока не увижу его. А время очень дорого, Кэтрин. Сможет Белизариус хотя бы запустить машину?

- Ты уверена, что у Ричарда уже есть адвокат?

- Дэниел упоминал, что он отказался видеться со своим адвокатом, так что думаю, да.

- Дай мне номер Дэниела, и я посмотрю, что смогу сделать, - сказала она.

- Спасибо, Кэтрин, правда.

Она вздохнула:

- Я знаю, что ты полезешь решать самые сложные проблемы за любого из своих друзей, ты надежный человек. Но ты уверена, что здесь твои мотивы чисто дружеские?

- Что ты имеешь в виду?

- Ты все еще любишь его, правда?

- Без комментариев, - сказала я.

Кэтрин мягко рассмеялась.

- "Без комментариев". Ты у меня не под следствием, дорогая.

- Это ты так говоришь, - сказала я.

- Ладно, посмотрим, что я смогу сделать. Дай мне знать, когда доберешься туда.

- Дам, - сказала я.

Я положила трубку, и сразу позвонила на свою основную работу. Убийство вампиров - это так, побочное занятие. Я поднимала мертвых и работала на Аниматорс, Инк., первую в стране фирму, занимавшуюся поднятием зомби. Так же у нас были самые высокие доходы. Отчасти заслуга в этом принадлежала нашему боссу, Берту Во. Он мог делать деньги из воздуха. И ему не нравилось, что моя помощь полиции в расследовании противоестественных убийств отнимала у меня все больше и больше времени. Само собой, он не придет в восторг от моего отъезда из города на неопределенное время по личным делам. И я была рада, что час был неурочный, в офисе его нет, и он не сможет наорать на меня лично.

Если Берт так и будет давить на меня, я просто уйду, чего мне бы не хотелось. Мне необходимо поднимать зомби. Это не было похоже на мускул, который атрофируется, если не использовать его. Это была врожденная способность. И если бы я не делала этого, моя сила изливалась бы сама по себе. Как-то в колледже один из преподавателей покончил с собой. Дня три никто не обнаружил тело, а за это время обычно душа покидает его. И однажды ночью, труп притащился в мою комнату в общежитии. Моя соседка съехала на следующий же день. У нее начисто отсутствовала тяга к приключениям.

Так или иначе, я бы поднимала мертвых. Выбора у меня не было. У меня была достаточная известность, чтобы пуститься в свободное плаванье. Но мне нужен был менеджер, только тогда это бы получилось. И проблема была в том, что уходить из фирмы мне не хотелось. Некоторые сотрудники были в числе моих лучших друзей. Кроме того, за год и так случилось столько перемен, сколько я могла вынести.

Я, Анита Блейк, бич бессмертных, человек, на чьем счету убитых вампиров больше, чем у любого другого истребителя в стране, встречаюсь с вампиром. В этом была прямо-таки поэтичная ирония.

В дверь позвонили. Звонок заставил мое сердце прыгнуть к горлу. Звук был самым обычным, но не в 3.45 утра. Я оставила почти собранный чемодан на не застланной постели, и пошла в гостиную. Моя белая мебель стояла на великолепном восточном ковре. Пестрые подушки таких же ярких цветов были в беспорядке раскиданы по дивану и креслу. Мебель была моей. Ковер и подушки подарил мне Жан-Клод. Его вкус всегда был лучше моего. К чему спорить?

В дверь снова позвонили. Это заставило меня подпрыгнуть без причины, кроме той, что звонящий был настойчив, час был поздний, а я и так уже была на нервах из-за новостей про Ричарда. Я подошла к двери со своим любимым стволом, девятимиллиметровым браунингом, в руке, направленным пока в пол. Я была почти у двери, когда поняла, что на мне нет ничего, кроме ночнушки. Пистолет, но никакого халата. Мои приоритеты налицо.

Так я и стояла босая на дивном ковре, рассуждая, вернуться ли за халатом или за джинсами. За чем-нибудь. Если бы на мне была одна из моих обычных необъятных футболок, я бы открыла дверь. Но я была в черной атласной сорочке на тоненьких лямочках. Она доходила почти до колен. Один размер для всех. Она скрывала все, но не вполне подходила под определение одеяния для открывания дверей. Черт с ним.

Я спросила:

- Кто там?

Плохие парни обычно не звонят в дверь.

- Это Жан-Клод, ma petite.

У меня отвалилась челюсть. Даже плохой парень удивил бы меня меньше. Что он здесь делает? Я поставила браунинг на предохранитель и открыла дверь. Атласная сорочка была подарком от Жан-Клода. Он видел меня и без нее. Так что халат нам был не нужен.

Я открыла дверь, и за ней стоял он. Это было похоже на то, словно я - факир, который срывает занавесь, и перед вами предстает его прекрасный помощник. От его вида у меня перехватило дыхание.

Его рубашка была обычной формально-консервативной, с застегнутыми манжетами и простым воротом. Она была красного цвета, а воротник и манжеты - темного, атласно-алого. Остальные части были почти прозрачные, так что его руки, грудь и талия были видны сквозь красную ткань. Черные волосы волнами падали на плечи и казались темнее на фоне красной рубашки. Даже его темно-синие глаза выглядели ярче в соседстве с красным. Это был мой любимый цвет на нем, и он это знал. Он продел красный шнур вместо ремня к черным джинсам, и шнур спадал с одной стороны бедер. Черные кожаные сапоги обтягивали его длинные стройные ноги от носков почти до паха.

Когда я была далеко от Жан-Клода, далеко от его тела, его голоса, я могла смущаться и чувствовать себя неловко из-за того, что встречалась с ним. Когда я была далеко от него, я могла уговорить себя не думать о нем - почти. Но никогда, если он был рядом. Когда я была с ним, моя душа уходила в пятки, и мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не лепетать "О, Боже мой!".

Справившись с собой, я сказала:

- Выглядишь, как обычно, эффектно. Только вот что ты тут делаешь в ночь, когда я просила тебя не приходить?

Что мне хотелось сделать - это броситься и обвиться вокруг него плащом, и чтобы он перенес меня через порог, как вцепившуюся обнимающуюся обезьянку. Но этого делать я не собиралась. В этом было маловато чувства собственного достоинства. И потом, меня начинало пугать, как сильно я его хочу, - и как часто. Он был для меня новым наркотиком. И дело было не во власти вампира. Это было старое доброе вожделение. Но это все еще пугало меня, и поэтому я установила некоторые ограничения. Правила. И большей частью он следовал им.

Он улыбнулся, и эта улыбка могла вызвать трепет и любви, и ужаса. Улыбка рассказывала обо всех его порочных мыслях, о том, что двое могли бы делать в темной комнате, наполненной запахом дорогих духов и разгоряченных тел - теми ароматами, которые источают простыни. Его улыбка не вгоняла меня в краску, пока мы не начали заниматься любовью. Иногда ему достаточно было улыбнуться, чтобы жар пробегал по моей коже, словно мне было вновь тринадцать, а он - моя первая любовь. Он думал, что это очаровательно. А меня это смущало.

- Сукин ты сын, - ласково сказала я.

Улыбка стала еще шире.

- Наш сон прервали, ma petite

- Так и знала, что ты не случайно в моем сне, - сказала я. Получилось неприязненно, и я порадовалась. Потому что легкий аромат его одеколона овевал мое лицо, словно знойный летний ветер. Экзотический, с еле заметным намеком на запах цветов и специй. Иногда я почти ненавидела стирать свои простыни из-за страха, что пропадет этот неповторимый аромат.

- Я просил надевать мой подарок, чтобы ты мне снилась. Ты знала, что так и будет. И ты скажешь неправду, если начнешь спорить. Можно, я войду?

Его так часто приглашали в этот дома, что он мог переступить мой порог без дополнительных приглашений, но для него это была игра. Как формальное подтверждение того, что каждый раз, когда он переступает порог, я хочу его. Это и раздражало, и доставляло мне удовольствие, как многое в Жан-Клоде.

- Ты тоже можешь войти.

Он вошел, за ним я. Я заметила, что его черные сапоги были зашнурованы сзади от пят до самого верха. Джинсы сидели так гладко, что можно было не гадать относительно одежды под ними.

Не оборачиваясь, он сказал:

- Не ворчи, ma petite. Ты вполне способна преградить мне путь в свои сны, - он повернулся, и глаза его были наполнены темным светом, - ты приглашала меня более радушно, чем только с распахнутыми объятьями.

Я покраснела уже во второй раз за последние пять минут.

- Ричард в тюрьме, в Теннеси, - сказала я.

- Я знаю, - ответил он.

- Знаешь? - спросила я, - как это?

- Их Мастер города позвонил мне. Он был очень напуган, что я могу подумать, будто это его рук дело. Его способ разрушить наш триумвират.

- Если бы он хотел уничтожить нас, это было бы обвинение в убийстве, а не попытка изнасилования, - сказала я.

- Точно, - сказал Жан-Клод и рассмеялся. Его смех скользнул по обнаженной коже, как мой личный ласковый ветерок, - кто бы ни обвинил нашего Ричарда, он его близко не знал. Я бы скорее поверил в то, что Ричард убийца, чем насильник.

Это были почти мои слова. Почему-то мне стало жутковато.

- Ты поедешь в Теннеси?

- Мастер, Колин, запретил мне появляться на своей земле. Так что это было бы явным проявлением агрессии, если не объявлением войны.

- Почему ему не все равно? - спросила я.

- Он боится моей силы, ma petite. Точнее - нашей силы, вот почему он сделал персоной нон грата на своей территории и тебя тоже.

Я уставилась на Жан-Клода.

- Надеюсь, ты шутишь. Он запретил нам обоим помочь Ричарду?

Он кивнул.

- И после этого, он ждет, что мы поверим, будто он ни при чем? - спросила я.

- Я верю ему, ma petite.