Шмуэль Агнон
Эдо и Эйнам
ПРЕДИСЛОВИЕ
годы (в 1948 г.), обычно считается "закодированной", "зашифрованной" и
трудной для понимания. Эта повесть показывает нашему читателю другое лицо
Агнона, как замечал критик (Г. Вайс): "Есть два Агнона: Агнон романа
"Сретенье невесты", повестей "Во цвете лет" и "В сердцевине морей", а есть
совсем другой Агнон: Агнон повести "Эдо и эйнам".
1
из Святой земли отдохнуть малость от ее тягот и посетить родных в странах
изгнания. Пришел я благословить их в путь и увидел, что они объяты тревогой.
Удивительным показалось мне это. Образ жизни у них степенный, и доход
имеется, и друг с дружкой живут они в согласии и ничего не делают
необдуманно. И коль надумали ехать, наверняка заранее устранили все препоны
и преграды. Но почему же они мрачны и встревоженны?
посетить. Не много стран открыто перед ними. С времен войны сузился мир
вкруг нас и поредели страны, что открывают ворота путешественникам, да и те
места, что не заперлись, как в тюрьме, не привечают гостей. И все же
смышленый путешественник сумеет себя поволить.
но опоры догадкам не находил. Подумал я: эти люди - мои друзья, я вхож в их
дом, а после волнений 1929 года, когда разрушили арабы мой дом и остался я
без крыши над головой, приютили меня Грайфенбахи в своем дому, и в лихие
дни, когда выходил человек в город, а вернуться домой не мог, потому что
англичане внезапно вводили комендантский час, - ночевал я несколько раз у
них в доме. Сейчас вижу я, что они тревожатся, спрошу-ка я, что их тревожит.
Но затруднился я слова для вопроса подобрать. Вижу я, что госпожа Грайфенбах
сидит и озирает комнату, будто старается наглядеться всласть и признать,
коль увидит снова. И так озирая комнату, заговорила она как бы про себя:
уезжать трудно и возвращаться трудно, да еще как бы не захлопнул наш дом
ворота перед нашим носом и не пришлось бы разбираться с самозахватчиками.
и в крыше над головой нельзя быть уверенным. Как откроешь газеты - все пишут
о самовольных захватах. Выйдешь на рынок - говорит тебе Имярек, что
вселились самозахватчики в его дом. До того дело дошло,
Агнон писал "Эдо и эйнам" в доме Гергарда Гершона Шолема, крупнейшего
знатока Каббалы, уехавшего с супругой за границу. Хотя какие-то черты Шолема
перешли к героям повести, Агнон и Шолем отмежевывались от прямых
отождествлений.
еврейского - и греческого - алфавита), равно как и почти все имена
собственные в повести. Прочие имена собственные начинаются на букву "Э". В
символике Агнона буква "Г" была связана с материальным миром, а буква "Э"
(как в эдо и эйнам) - с духовностью. "Э" (так я транслитерирую гортанный
звук 'AIN) - первая буква имени 'Агнон (мне следовало бы писать ЭГНОН), а
"г" - вторая.
дом. Нам особо следует опасаться, дом наш стоит на отшибе, вдалеке от
города. Правда, сдана одна комната доктору(3) Гинату(4), но проку от него
нет, потому что дома он редко бывает, и когда мы уезжаем, остается дом без
присмотра.
потому, что помянули Гината как взаправдашнего человека. С тех пор как
прославилось имя Гината в мире, не попадался мне человек, что сказал бы:
знаком я с ним лично, и не слыхал я, чтобы упоминали его вне связи с
книгами, и вдруг слышу я, что жилье его в дому, где и я бываю.
обратились к нему очи многих языковедов, а когда впоследствии вышла его
"Грамматика языка эдо", не нашлось ученого, что пренебрег бы ею. Но величие
его, конечно, в открытых им эйнамских гимнах(7), и не только потому, что
историки и языковеды нашли в них исчезнувшее звено в цепи поколений,
соединяющее начало истории с временами доисторическими, но по мощи духа и
гению поэзии. Великое дело - 99 слов языка эдо, о котором мы и слыхом не
слыхали, паче грамматика этого позабытого языка, но вдвое найдешь в
эйнамских гимнах: разгадку тайн, не только потаенных и сокровенных, но и
важных и превосходных. Не вотще обратились к ним блестящие ученые, и даже
сомневавшиеся поначалу, что они - эйнамские, принялись их толковать. Но одно
удивляет меня. Все эйнамоведы твердят, что боги и жрецы Эйнама - мужеского
полу. Как не услышали они в гимнах звучание нежного женского голоса? Но,
возможно, я заблуждаюсь. Я ведь не ученый, а просто читатель, в охотку
читающий любую прелестную вещь.
Налила мне второй стакан чаю и вновь заговорила о том, о чем говорила ранее.
Я сжал стакан в руке, и сердце мое забилось сильнее, и биению сердца вторило
эхо, звучащее в сердце. И чему тут дивиться, ибо с тех пор, как прочел я
эйнамские гимны, слышал я это эхо, отзвук гласа древлих певцов, прапрадеда
препредыстории. Унял я душевную бурю и спросил: здесь он? И спрашивая,
подивился я себе, что задаю такой вопрос: ведь я никогда не был в дому,
стены которого видали Гината.
его здесь, но раз сказали они, что сдали ему комнату в этом доме, то
наверняка видели его, а если видали, то, возможно, и говорили с ним, а если
говорили с ним, то, может, знают о нем хоть столько или полстолька. Гинат -
великий человек, он избегает славы и о себе не оповещает, и любая малость,
что я узнаю о нем, как нежданная находка.
Гинате? Ответил Грайфенбах: что мы знаем о нем? Ничего не знаем, только
самую малость, меньше чем ничего. Сказал я ему: как он закатился к вам?
Сказал Грайфенбах: чего уж проще, снял комнату и поселился в ней. Снова
спросил я его: как он оказался у вас? Сказал Грайфенбах: как он оказался у
нас? Коль хотите знать все с самого начала, извольте, я расскажу, хоть, по
сути дела, рассказывать нечего. Сказал я: и все же расскажите. Сказал
Грайфенбах: одним летним днем сидели мы в пополуденный час на веранде и пили
чай. Приходит тут путник с котомкой и посохом и спрашивает, не сдадим ли мы
ему комнату. Мы комнат не сдаем, да и проситель не настолько пленил мое
сердце, чтобы я изменил своему обычаю и взял жильца. С другой стороны,
подумал я, есть у нас одна комната, что столько лет пустует, и нужды в ней
нет, а комната с отдельным входом и душем и т.п. Может, стоит ее сдать, если
не квартплаты ради, то в дружбу человеку, что ищет жилье в этом уединенном
месте и наверняка любит покой. И снова сказал тот: обещаю я вас не
беспокоить. Я все время в разъездах и в город приезжаю лишь передохнуть
между поездками, а гостей я не привожу. Глянул я на него снова и увидел, что
стоит сдать ему комнату. Не из-за его уговоров, а потому, что пленил он мое
сердце, и изумился я самому себе, что не почувствовал я сразу, какой он
человек. Взглянул я на Герду и увидел, что согласна она взять его жильцом в
наш дом. Сказал я ему: хорошо, комната ваша, но без услуг и без запросов,
только кровать, стол, стул и лампу дадим, а квартплата - столько-то. Вынул
он деньги и заплатил за год вперед и условие мое выполнил и ничего не просил
у нас. Вот и все, что я могу рассказать о нем кроме того, что я читал о нем
в журналах, а это и вы наверняка читали, а может, и гимны его читали.
замечательны, я пока не понял. Я обычно не сужу о вещах, в которых не
разбираюсь, но одно скажу: в каждом поколении есть открытия, которые
считаются непревзойденными, а потом и они забываются, затем что
века быстро превращался из Святого города раввинов, средневековых мудрецов и
набожных паломников в университетский городок профессоров из Германии.
Повесть пронизана напряжением между этими двумя Иерусалимами.
выражения "ореховый сад" - в Песни Песней.
понять как сокращение "к лучшему", "добрая весть".
('аин). Ясно, откуда взял Агнон эти два слова. Они оба встречаются в книге
пророка Захарии, где в 1:1 упоминается провидец Эдо, отец (или дед) пророка
Захарии, а в 5:6 говорится: "Это эйнам по всей земле". Синодальный перевод
дает "эйнам" как "их образ", современный английский перевод понимает как
"нечестие". Провидец Эдо упомянут в Талмуде как человек, который произвольно
выдумал праздник в полнолуние августа (III Царств 12:33), и поэтому он
замечательно подходит для названия книги, действие которой происходит в
полнолуние августа и герои которой произвольно выдумывают язык.