Константин Воробьев.
Это мы, господи!..
ББК84Р7 ISBN 5-270-00092
переложение Н. А. Заболотского)}
ГЛАВА ПЕРВАЯ
проворно обежали высокую статную фигуру советского военнопленного и
задержались на звезде ремня
взрыва, как бы кровоточа, тихо струили чад угасшего пожара. В порванных
балках этажных перекрытий четко застревало гулкое эхо шагов идущих в ногу
немцев. Один из них нес автомат в руках У другого он просто болтался на
животе.
окно он видел, как на площади, у памятника Ленину, прыгали немецкие солдаты,
пытаясь согреться На протянутой руке Ильича раскачивалось большое ведро со
стекаемой из него какой-то жидкостью
срывал пучочек желтого пламени с зажигалки, скрюченные от ноябрьского мороза
пальцы отказывались служить.
спуском в котельную.
начал спускаться по лестнице, зачем-то мысленно считая ступеньки.
давали засиживаться, толкались, смешивались, исчезали и моментально роились
вновь.
шесть годов не видел мать!.. Это одиннадцатая? Нет, тринадцатая... если
переступлю - жив..."
тьмы слышались голоса, стоны, ругань.
обрадован, как мальчишка, не тем, что услышал родную речь, а потому, что уже
знал: остался жив, что сегодня его не застрелят эти два немца...
много, но холод жал людей в кучу, и каждый стремился залезть в середину.
Только тяжелораненые поодиночке лежали в разных местах котельной,
бесформенными бугорками высясь в полутьме.
о-о-ох, а-а-ай!-тягуче жаловался кто-то, голосом, полным смертельной тоски.
ка-а-пельку-у... роди-и-имаи-и!
рук... попали к "ему"...
подвала, наполняя сырой вонючий воздух нестройным, неумолчным гамом.
аккуратно подстелив полу шинели, сел на большой кусок антрацита. Волнение
первых минут как-то незаметно улеглось. На смену явилось широкое и тупое
чувство равнодушия ко всему да голодное посасывание под ложечкой. В кармане
галифе Сергей нащупал крошки махорки и, осторожно стряхнув его содержимое в
руку, завернул толстую неуклюжую цигарку.
грустной иронией подумал он, глубоко затягиваясь терпким дымом. Но
сосредоточиться не удавалось. Разрозненные, одинокие осколки мыслей
скользили в памяти и, легко совершив круг, задерживались, преграждаемые
одной и неотвязной мыслью: почему он, Сергей, бравировавший на фронте своей
невозмутимостью под минами немцев, никогда не думавший о возможности смерти,
сегодня вдруг так остро испугался за свою жизнь? Да еще в каком состоянии!
Пленный... когда желанным исходом всего, казалось бы, должна явиться
смерть... Не все ли равно, какая смерть, каким руслом она ворвется в душу,
мозг, сердце... Смерть есть смерть!
занимала богатую деревню недалеко от Клина. Знали, что впереди, в небольшом
леске, засели немецкие автоматчики, готовя наступление. Им организовывали
встречу. Подходы к деревне были густо заминированы, десять дээсовских
пулеметов притаились на небольшой поляне, вероятном месте атаки. Ждали.
тупо рыли улицу и огороды колхозников, наводя ужас на стариков и женщин.
возвращались из штаба батальона.
допивают кофе. В девять ноль-ноль начнется минопускание по нашей вотчине...
давно заброшенном погребе, сидел ротный писарь и составлял строевую записку.
Одна за другой две мины залетели в сад.
же самое, как-то невольно, проделали Сергей и политрук.
очереди одному падать, а другому стоять при разрывах мин.
стоять. Сухой обвальный взрыв огромными ладонями ударил в уши. Что-то с
силой рвануло за полы плаща Сергея, крошки недавно замерзшей земли больно
брызнули ему в лицо. Открыв глаза, Сергей увидел плавающие в воздухе белые
листки тетради. Колыхаясь и описывая спирали, они медленно садились на седую
от изморози траву, как садятся измученные полетом голуби. С самой верхней
ветки груши бесформенной гирляндой свисали какие-то иссиня-розовые нити.
Тяжелые бордовые капли, медленно стекали с них.
политруку глазами на ветви груши...
о смерти и тогда же понял, что, в сущности, не боится ее, только... только
умереть хотелось красиво!
и тени намека на сегодняшнее свое поведение.
сидя на куче угля...
Сергей, уткнув нос в воротник шинели. Разбудили его вдруг поднявшийся шум и
движения среди пленных.
что у кого есть!..
от лестницы. Там стояла группа немцев, видимо, только что пришедших и
оживленно разговаривающих с часовыми. Все они, как-то разом повернувшись,
направились к пленным. Острые полосы света от ручных фонарей запрыгали по
серым, нелепым от распущенных хлястиков шинелям, пилоткам, шапкам.