Александр Башкуев
Храмовник
падают... Задание я выполнил, полоса - вон она, и вообще - конец войны, их
теперь - днем с огнем!
лосина: красная и вместо крестов - конская голова! Голова-то меня и смутила:
пока думал, кто это, - скорость у него - ого-го, сверху падает и лупит по
мне почем зря. Я так растерялся, что - на себя и очередь ему через голову.
Они всегда сверху проходят, чтоб врезать мне еще раз, а тут - мой
заградительный.
Европа (черт бы ее побрал!), - перегрузок не любит, а я по сути "на кобру
встал" - вот ствол и заткнулся. Не умеют в Европе.
меня из рук джойстик шарахнуло... Эта лосина с конскою головой сверху падала
- из облака и влупила уже оттуда. А когда подошла, врезала еще раз и клюнула
вниз, а не как все!
под первую! Да еще на хвост встал - меня в клочья!
воскресить?" - я с досады аж по столу - кулаком.
раз! Блин... Не надо меня воскрешать. Неспортивно. Интересно, кто это меня?
Точно - ас.
барон" фон Рихтгофен! Время: декабрь семнадцатого - я чуть не выругался.
Ладно, от Рихтгофена - не обидно...
под Ригу -- комиссаров шмалять. Убьют ведь тебя, дурака!
уже всех посшибали! Ведь сам знаешь, что убьют...
остался. Блин... Жаль мужика.
было бы Геринга - Героя Войны, - привет "Пивному путчу". Не будь "Путча", не
из-за чего сажать Гитлера. Не сядь Гитлер, не было б "Майн Кампф"! Не будь
"Майн Кампф"...
Конница разбита -- армия бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя...
Жаль мужика.
Она уже надела шубку и смотрит чуть виновато:
кредитно-депозитного вся в делах, как сучка в репьях, а я дурака валяю.
Рождество. Никто не хочет никого убивать и вообще... Все добрые, белые и
пушистые. Никому не нужна огромная гайка к верному танку. Или винт к
вертолету. Всем рождественских гусей подавай. В кленовом сиропе. А
"утка-курка" -- птичка маленькая, да костлявая, зачем ее за обеденный стол?
колесиках и с неодобрением достала из-под стола пустую бутылку из-под
"чухонки".
бурбонами, наполеонами. А вот водочку уважаю. Запал как-то раз на
"Финляндию", вот теперь и пью лишь ее -- "чухоночку"! Рекомендую.
чуток приголубил... Ну, так. По-свойски. Она чуток дернулась, покачнулась и
я мигом усадил ее к себе на коленки. Поцеловал в щечку. Девонька еще сильней
заюлила и с отчаянием глянула в сторону двери, я же сказал:
мне подмахивала. Фигня. Все свои. Кроме мужа ее -- опарыша. Белого, мягкого
опарыша из кучи дерьма. Так ей и скажи!"
жду вас на вахте".
не дождалась меня, девочка? Дело прошлое -- что мне, что Ленке, что --
Оленьке уже скоро сорок. А сердечко все еще екает. Хорошие были тогда
времена! Жизнь красивей, да вода -- мокрей.
школы. Одного класса. Вместе в Универ поступали. И поступили. Странно было
бы -- не поступить.
секретарь одного из московских райкомов партии. Фамилия -- Кравцов. (Наверно
-- слышали.) Дед -- Трижды Герой. За Винницу, Тегеран и еще кой за что.
Великий чекист. Командовал ротой в 37-ом.
Не Герой -- нет. Полный кавалер Орденов Отечественной, Ленина, Славы,
Боевого Красного Знамени... А вот -- не Герой. По причине "социально чуждого
происхождения". Зато - Народный Учитель. Директор той самой школы, где учили
всех нас.
Героем "посмертно". Второй... За год до моего рождения. Потому что в
молодости отбили ему на фиг и -- печень, и почки. Сами знаете -- где, и сами
знаете -- кто.
скромную операцию. Отрезал мальчикам -- лишнее. Старший сын хирурга
великого... Одного из тех самых врачей. Ага, - тех самых!
Императорскому двору со времен Нессельрода. Был такой канцлер у Николай
Павловича.
в протяжный вой... Забавная у нас была школа. "Половина детей от парткома,
другие -- завхозовские, третьи -- по знакомству..." Поэтому и сексуальная
революция для нас грянула чуток раньше, чем для всех прочих.
услыхал голос деда Васи -- отца моей мачехи. Как-то раз, вспоминая про
смерть моего деда - чекиста, деда Вася сказал:
Обетованную. Знаешь почему? Потому что...
тысячи твоих друзей и товарищей легли черт знает ради чего, ибо в Гробу том
-- смрад, слизь, да -- плесень! Страшно стоять на Голгофе и Думать не о
Муках Его, но том -- где здесь лучше бы поставить баллисту, иль плаху для
палача...
да Китай, но не от сопровожденья паломников! Страшно помнить, что оборона
этого грязного городишки с чьей-то вонючей могилою всем нам в убыток..."
ползут танки. Наши, - Т-62. И я ловлю передний из них в перекрестье, а в
шлемофоне: "Алекс, прикрой нас! Фойер, Алекс, фойер!" И я стреляю, а наши
танки бьют в меня прямою наводкой и -- некуда спрятаться. Я высокий -- мне
не удобно, приходится скособочиваться, а от выстрелов башню дергает и в
горле першит от едкого дыма, а наши ползут на меня и в шлемофоне: "Алекс,
гут! Гут! Фойер! Фойер!" И я вижу, как из одного из боковых танков -- вдруг
вырываются клубы черного дыма и появляются крохотные человечки и кто-то
совсем рядом долбит по ним короткими злыми очередями... Потом страшный удар
и огромное синее небо и меня тащат в пятнистой плащ-палатке немецкого
бундесвера неизвестно куда и какой-то мужик, мешая немецкую и английскую
речь, бежит рядом, крича: "Руссише швайне! Гут, Алекс, Гут! Вир стоп зем!
Верштеен?! Кэн ю хир ми? Ви стоп руссиш бастардз!" А я лежу и думаю --
Господи, неужто я только что -- вот этими вот руками, - в НАШИХ?!
спеша. Я как будто очнулся.