Василий Гроссман
Жизнь и судьба
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
вдоль шоссе, отсвечивали отблески автомобильных фар.
запретительный светофор, на мокром асфальте появлялось красноватое
расплывчатое пятно. Дыхание лагеря чувствовалось за много километров, - к
нему тянулись, все сгущаясь, провода, шоссейные и железные дороги. Это
было пространство, заполненное прямыми линиями, пространство
прямоугольников и параллелограммов, рассекавших землю, осеннее небо,
туман.
бумажными пакетами с цементом, шла некоторое время почти на одной скорости
с бесконечно длинным товарным эшелоном. Шоферы в военных шинелях не
оглядывались на идущие рядом вагоны, на бледные пятна человеческих лиц.
железобетонными столбами. Бараки тянулись, образуя широкие, прямые улицы.
В их однообразии выражалась бесчеловечность огромного лагеря.
неразличимо схожих. Все живое - неповторимо. Немыслимо тождество двух
людей, двух кустов шиповника... Жизнь глохнет там, где насилие стремится
стереть ее своеобразие и особенности.
бетонных столбиков, высоких мачт с вращающимися прожекторами,
бетонированных башен, где в стеклянном фонаре виднелся охранник у
турельного пулемета. Машинист мигнул помощнику, паровоз дал
предупредительный сигнал. Мелькнула освещенная электричеством будка,
очередь машин у опущенного полосатого шлагбаума, бычий красный глаз
светофора.
помощнику:
Мюнхен порожняк.
разодранный воздух затрещал, заморгали серые просветы между вагонами,
вдруг снова пространство и осенний утренний свет соединились из рваных
лоскутов в мерно бегущее полотно.
запачканную щеку. Машинист движением руки попросил у него зеркальце.
не в четыре часа утра, выматывая свои силы, если б не эта дезинфекция
вагонов. И как будто бы дезинфекцию нельзя производить у нас на узле.
прямо к главной разгрузочной площадке.
2
Конгресса Коминтерна пришлось всерьез применить свое знание иностранных
языков. До войны, живя в Ленинграде, ему нечасто приходилось говорить с
иностранцами. Ему теперь вспомнились годы лондонской и швейцарской
эмиграции, там, в товариществе революционеров, говорили, спорили, пели на
многих языках Европы.
лагере живут люди пятидесяти шести национальностей.
искусственного саго, которое русские заключенные называли "рыбий глаз", -
все это было одинаково у десятков тысяч жителей лагерных бараков.
полоски, пришитой к куртке: красной - у политических, черной - у
саботажников, зеленой - у воров и убийц.
судьба. Знатоки молекулярной физики и древних рукописей лежали на нарах
рядом с итальянскими крестьянами и хорватскими пастухами, не умевшими
подписать свое имя. Тот, кто некогда заказывал повару завтрак и тревожил
экономку своим плохим аппетитом, и тот, кто ел соленую треску, рядом шли
на работу, стуча деревянными подошвами и с тоской поглядывали - не идут ли
Kosttrager - носильщики бачков, - "костриги", как их называли русские
обитатели блоков.
видение о прошлом с садиком у пыльной итальянской дороги, с угрюмым гулом
Северного моря или с оранжевым бумажным абажуром в доме начальствующего
состава на окраине Бобруйска, - у всех заключенных до единого прошлое было
прекрасно.
ложь не служила практическим целям, она служила прославлению свободы:
человек вне лагеря не может быть несчастлив...
национал-социализмом, - преступники, не совершившие преступлений.
друзьями критические замечания о гитлеровском режиме, за анекдот
политического содержания. Они не распространяли листовок, не участвовали в
подпольных партиях. Их обвиняли в том, что они бы могли все это сделать.
лагерь являлось также нововведением фашизма. Тут были английские и
американские летчики, сбитые над территорией Германии, и представлявшие
интерес для гестапо командиры и комиссары Красной Армии. От них требовали
сведений, сотрудничества, консультаций, подписей под всевозможными
декларациями.
покинуть работу на военных заводах и строительствах. Заключение в
концентрационные лагеря рабочих за плохую работу было также приобретением
национал-социализма.
эмигранты, уехавшие из фашистской Германии. И в этом было нововведение
фашизма, - покинувший Германию, как бы лояльно он ни вел себя за границей,
становился политическим врагом.
политическом лагере привилегированной частью; комендатура опиралась на них
в надзоре над политическими.
новаторство национал-социализма.
изобретено цвета лоскута, отвечающего подобной судьбе. Но и индусу,
заклинателю змей, персу, приехавшему из Тегерана изучать германскую
живопись, китайцу, студенту-физику национал-социализм уготовил место на
нарах, котелок баланды и двенадцать часов работы на плантаже.
лагерям. В воздухе стояли стук колес, рев паровозов, гул сапог сотен тысяч
лагерников, идущих на работу с пятизначными цифрами синих номеров,
пришитых к одежде. Лагери стали городами Новой Европы. Они росли и
ширились со своей планировкой, со своими переулками и площадями,
больницами, со своими базарами-барахолками, крематориями и стадионами,
городских окраинах старинные тюрьмы в сравнении с этими лагерными
городами, по сравнению с багрово-черным, сводившим с ума заревом над
кремационными печами.
тоже почти миллионные армии надсмотрщиков, надзирателей. Но это было не
так. Неделями внутри бараков не появлялись люди в форме СС! Сами
заключенные приняли на себя полицейскую охрану в лагерных городах. Сами
заключенные следили за внутренним распорядком в бараках, следили, чтобы к
ним в котлы шла одна лишь гнилая и мерзлая картошка, а крупная, хорошая
отсортировывалась для отправки на армейские продовольственные базы.
лабораториях, дворниками, подметавшими каторжные тротуары, они были
инженерами, дававшими каторжный свет, каторжное тепло, детали каторжных
машин.
рукавах широкую желтую повязку, лагерэльтеры, блокэльтеры, штубенэльтеры -
охватывала своим контролем всю вертикаль лагерной жизни, от общелагерных
дел до частных событий, происходящих ночью на нарах. Заключенные
допускались к сокровенным делам лагерного государства - даже к составлению