Владимир Войнович

Москва 2042

* Вступление *

К сожалению, никаких записей у меня не сохранилось. Все
мои тетради, блокноты, дневники, записные книжки и отдельные
листки бумаги остались там. Только один листок, мятый,
потертый, с разлохмаченными краями, случайно завалился за
подкладку пиджака и был возвращен мне фрау Грюнберг,
хозяйкой нашей штокдорфской химчистки. На этом листочке я
разглядел, с одной стороны было написано "4 шм. У наг. Тт.
Л О. Лъ". И на обратной стороне: "Завтра или никогда!!!"
Ну, смысл этой фразы мне совершенно ясен, я его по ходу дела
легко объясню. Но что значит первая запись? О каких
четырех "шм" идет речь и что означают другие буквы, убей
меня Бог, не помню.

Меня лично почему-то больше всего интригует это "Л" с
твердым знаком, но что им обозначено - предмет, человек,
животное? - нет, оно не вызывает во мне никаких решительно
ассоциаций.

А ведь память у меня совсем еще недавно была просто
прекрасная. Особенно на цифры. Я всегда помнил наизусть
номера своего паспорта, трудовой книжки, военного билета,
членского билета Союза писателей. Хотите верьте, хотите
нет, но я номера телефонов никогда не записывал, запоминал
их с первого раза.

А теперь?..

Теперь даже о собственном дне рожденья я иногда узнаю из
поздравительных телеграмм.

Все же у меня никакого другого выхода нет, как полагаться
на память.

Легко предвижу, что некоторые читатели отнесутся к моему
рассказу с недоверием, скажут: это уж слишком, это он
выдумал, этого быть не может. Не буду спорить, может или не
может, но должен сказать совершенно определенно, что я
ничего никогда не выдумываю.

Я рассказываю только о том, что сам видел своими глазами.
Или слышал своими ушами. Или мне рассказывал кто-то, кому я
очень доверяю. Или доверяю не очень.

Или очень не доверяю. Во всяком случае, то, что я пишу,
всегда на чем-то основано. Иногда, даже основано совсем ни
на чем. Но каждый, кто хотя бы поверхностно знаком с
теорией относительности, знает, что ничто есть разновидность
нечто, а нечто - это тоже что-то, из чего можно извлечь кое-
что

Я думаю, этого объяснения достаточно, чтобы вы отнеслись
к моему рассказу с полным доверием.

К вышесказанному остается только добавить, что никаких
прототипов у описанных в этой книге людей не имеется. Всех
главных героев и второстепенных персонажей обоего пола автор
срисовывал исключительно с себя самого, приписывая им не
только свои мнимые достоинства, но и реальные недостатки,
пороки и дурные наклонности, которыми его столь щедро
наделила природа.

* Часть первая *

РАЗГОВОР ЗА КРУЖКОЙ ПИВА

Этот разговор произошел в июне 1982 года.

Место действия: Английский парк, Мюнхен.

Мы сидели в пивной на открытом воздухе. Мы это я и мой
знакомый, которого зовут Рудольф или, короче Рули. А
фамилию его русскому человеку запомнить вообще невозможно.
Не то Миттельбрехенмахер, не то Махенмиттельбрехер. Что-то
в этом духе, но это неважно. Я лично зову его просто Руди.

Мы сидели друг против друга, и Руди слегка загораживал
мне общий обзор. Но, скосив глаза чуть правее, я видел
перед собой отливавшее свинцом сонное озеро, по берегу
которого, переваливаясь с ноги на ногу, медленно
прохаживались жирные гуси и голые немцы. То есть, скорее
всего, не только немцы, но и эксгибиционисты всех
национальностей, которые, пользуясь попустительством здешней
полиции, слетаются в Мюнхен со всего мира, чтобы на людей
посмотреть и себя показать.

Мы пили пиво из литровых кружек, которые здесь называются
масс.

Я, правда, точно не знаю, это сама кружка называется
"масс" или порция пива, которая помещается в кружке.
Впрочем, это неважно. Важно то, что мы сидели в пивной,
пили пиво и говорили о чем попало.

Начали мы, кажется, с лошадей. Потому что этот Руди
коннозаводчик. Он выращивает лошадей и продает их
миллионерам. Сам он, кстати, тоже миллионер, хотя и это
неважно.

Он хотя и торгует лошадьми, но сам он больше всего
интересуется разной ультрасовременной техникой. Он ездит на
роскошном "ягуаре", напичканном всякой электроникой, а уж
что у него дома творится, и говорить нечего. Какие-то
компьютеры, телерадиокомбайны, автоматические двери и еще
что-то в этом духе. Свет в его кабинете с наступлением
темноты сам по себе включается, но только в том случае, если
в кабинете кто-нибудь есть. Если хозяин выходит из
кабинета, свет немедленно гаснет (Руди утверждает, что
благодаря этому устройству он экономит на электричестве не
менее четырех марок в месяц.) Само собой, у него есть
музыкальный компьютер, на котором можно играть как на
органе, скрипке, ксилофоне, балалайке и на множестве других
инструментов по отдельности и вместе. Так что один человек
одним пальцем может исполнять произведения, которые раньше
были доступны только большим оркестрам.

Руди так увлечен этой техникой, что, кажется, ничего не
читает, кроме технических журналов и фантастики. Он даже
моих книг не читал, хотя держит их на видном месте и своим
лошадиным знакомым всегда хвастается, что у него есть такой
вот необычный друг - русский писатель.

Мне он говорит (не читая), что я пишу слишком
реалистично, а реализм - это вчерашний день литературы.
Честно говоря, меня такие вздорные суждения просто бесят, и
я Руди всегда говорю, что его лошади тоже вчерашний день.
Но если даже лошади еще кому-то нужны, то и в литературе,
изображающей реальную жизнь людей, тоже потребность пока еще
не отпала. Людям о самих себе читать гораздо интереснее,
чем о каких-то там роботах или марсианах.

Я ему это как раз в пивной, где мы сидели, сказал. На
что Руди, снисходительно усмехаясь, предложил мне сравнить
тиражи моих книг с тиражами любого средней руки фантаста.

- Фантастика, - сказал он самоуверенно, - это вообще
литература будущего.

Этим утверждением он вывел меня из себя. Я заказал
второй масс и сказал, что фантастика, как и детектив, - это
вообще не литература, а чепуха, вроде электронных игр,
которые способствуют развитию массового идиотизма.

Жаркое солнце, холодное пиво и общий строй здешней жизни
не располагают к страстному спору. Руди возражал лениво, не
поддаваясь моему возбуждению, и вспомнил Жюля Верна,
который, мол, в отличие от реалистов, предсказал многие
научные достижения нашего времени, включая путешествие
человека на Луну.

Я отвечал, что предвидеть научные достижения вовсе не
задача литературы, а в предсказаниях Жюля Верна ничего
оригинального нет. Всякий человек когда- нибудь воображал
себе и полеты в космос, и плавание под водой, во многих
старинных книгах подобные чудеса были описаны задолго до
Жюля Верна.

- Возможно, - согласился Руди. - Однако фантасты
предвидели не только технические открытия, но и эволюцию
современного общества к тоталитаризму. Возьми, например,
Оруэлла. Разве он не предсказал в деталях создание той
системы, которая существует сегодня у вас в России?

- Конечно, не предсказал, - сказал я. - Оруэлл написал
пародию на то, что существовало уже при нем. Он описал
идеально действующий тоталитарный механизм, который в живом
человеческом обществе существовать просто не может. Если
взять Советский Союз, то его население проявляет лишь
внешнее послушание режиму и в то же время абсолютное
презрение к его лозунгам и призывам, отвечая на них плохой
работой, пьянством и воровством, а так называемый старший