Дафна Дюморье
Французов ручей
1
мутнеют и покрываются рябью, а у песчаного берега вскипают мелкие сердитые
буруны. Невысокие волны захлестывают отмели даже во время отлива; болотные
птицы с шумом поднимаются в воздух и, перекликаясь на лету, движутся к
илистым верховьям. И только чайки с криками носятся над водой, то и дело
ныряя вниз в поисках корма, и их серые перья искрятся от соленых брызг.
устье реки; мутный поток, смешанный с прибоем и донными морскими водами,
раздувшийся от недавних дождей и почерневший от ила, мчится вперед, унося с
собой сухие ветки, соломинки, скопившийся за зиму мусор, листья, слишком
рано опавшие с деревьев, мертвых птенцов и лепестки цветов.
удержаться на якоре, и, если бы не домики, притулившиеся у Хелфордской
переправы, да не коттеджи, разбросанные там и сям у Порт-Наваса, река
выглядела бы точь-в-точь так же, как в незапамятные, давно минувшие времена.
не оскверняла пустынные поля и дикие скалы, ни одна труба не виднелась над
высокими кронами леса. Ближайшая деревушка, тоже носившая название Хелфорд и
состоявшая всего из нескольких домиков, совершенно не влияла на жизнь реки,
отданной в полное распоряжение птиц: кроншнепов, травников, кайр и тупиков.
Ни одно судно не осмеливалось заплывать выше по течению, и поверхность тихой
заводи, образовавшейся невдалеке от Константайна и Гвика, оставалась всегда
спокойной и гладкой.
приют, когда юго-западные ветры выносили их из пролива и прибивали к берегу;
места эти казались им чересчур суровыми и неприветливыми, пугали их своей
тишиной, и, как только ветер менял направление, они не мешкая поднимали
паруса и выходили в открытое море. В деревню они почти не заглядывали,
считая ее жителей глуповатыми и замкнутыми, а бродить по лесам и шлепать,
словно болотные птицы, по грязи этим людям, истосковавшимся по домашнему
теплу и женской ласке, было и вовсе ни к чему. Так и бежал Хелфорд, никому
не ведомый, никем не узнанный, среди лесов и холмов, по которым никогда не
ступала нога человека, храня ото всех свое колдовское очарование и дремотную
летнюю красоту.
Оставляя позади пенный след, снуют по воде прогулочные катера; непрерывно
мелькают яхты; вялые, пресыщенные туристы, разомлевшие от окружающих красот,
прочесывают отмели, вооружившись сачком для ловли креветок. Кое-кто,
усевшись в пыхтящий автомобильчик, едет по скользкой, тряской, неровной
дороге до деревни и, круто свернув в конце направо, выходит у старинной
постройки, принадлежавшей некогда усадьбе Нэврон, а теперь занимаемой семьей
фермера. Следы былого великолепия сохранились здесь и поныне: в конце загона
видны остатки усадебного двора, а у новенького сарая, подпирая его рифленую
крышу, стоят две увитые плющом и поросшие лишайником колонны, в свое время,
видимо, украшавшие парадный вход.
составляла когда-то часть обеденного зала, а лестничный пролет, заложенный
кирпичом, некогда вел на галерею. Прочие детали усадьбы были, наверное,
снесены, а может быть, разрушились сами собой. Так или иначе, прямоугольное
здание фермы, хотя и приятное на вид, мало чем напоминает прежний,
запечатленный на старинных гравюрах Нэврон, построенный в форме буквы Е. Что
касается сада и парка -- их, конечно, давно нет и в помине.
сторонам, даже не подозревая о женщине, которая много лет назад, в такую же
летнюю пору стояла на этом месте и так же, как он, запрокинув голову и
подставив лицо солнцу, любовалась блеском воды за деревьями.
шумом деревенского двора: звяканьем ведер, мычанием коров, грубыми голосами
фермера и его сына, окликающих друг друга издалека; он не слышит тихого
свиста, доносящегося из темной чащи, не видит человека, который стоит у
кромки леса, поднеся руки ко рту, и второго, осторожно крадущегося вдоль
стены спящего дома, не видит, как наверху распахивается окно и Дона,
наклонившись вперед и не поправляя упавших на лицо локонов, пристально
вглядывается в темноту, тихонько постукивая пальцами по подоконнику.
ветерком деревья, сорочаи все так же роются в иле, выискивая корм, протяжно
кричат кроншнепы, и только люди, жившие в те далекие времена, давно уже
покоятся в земле -- имена их забылись, надгробные плиты заросли лишайником,
надписи на них стерлись.
мерцании свечей и сжимая в руке шпагу, стоял человек, развалилось под
копытами домашних животных.
неприглядной, когда фермерские дети бродят весной по ее берегам и собирают
первоцвет и подснежники, разгребая тяжелыми от грязи сапогами сухой валежник
и прошлогодние листья.
так же сочно зеленеет у пристани, где Дона некогда разводила костер и, глядя
поверх языков пламени, улыбалась своему возлюбленному, -- корабли больше не
заплывают в эту заводь, не тянутся к небу высокие мачты, не гремят,
опускаясь, якорные цепи, не витает в воздухе крепкий табачный дух, не
разносится над водой веселый чужеземный говор.
надувной лодке, под протяжные крики козодоев, отправившийся летней ночью
вверх по реке, замедляет ход и останавливается, добравшись до устья ручья:
что-то загадочное, колдовское, витающее над этим местом, удерживает его.
Впервые забравшись так далеко, он оглядывается на спасительную яхту,
застывшую у причала, на широкую реку за своей спиной и замирает, подняв
весла, пораженный безмолвием открывшейся перед ним узкой извилистой протоки.
Сам не зная почему, он чувствует себя здесь чужим, посторонним, пришельцем
из другого мира. Боязливо и неуверенно начинает он продвигаться вперед вдоль
левого берега; весла удивительно гулко шлепают по воде, будя странное эхо в
кустах на противоположной стороне. Путешественник медленно плывет дальше,
берега сужаются, деревья все ближе подступают к ручью, и какое-то неясное
томление, какая-то истома неожиданно охватывают его.
притаился там, под деревом -- в руке у него шпага, пряжки туфель блестят в
лунном свете? И кто эта закутанная в плащ темноволосая женщина, стоящая
рядом? Нет, он ошибся: это всего лишь тени, дрожащие на земле, всего лишь
шелест листьев в ветвях да шорох встрепенувшейся в кустах птицы. Отчего же
он вдруг растерялся, что испугало его, что помешало ему плыть дальше, в
верховья, почему он вдруг решил, что дорога туда для него закрыта? Он
разворачивает лодку носом к пристани и гребет вниз по течению, а шорох и
шелест настойчиво следуют за ним по пятам: вот простучали по лесу чьи-то
торопливые шаги, вот долетел издалека чей-то зов, чей-то свист, обрывок
странной чужеземной песни. Путешественник пристально вглядывается в темноту;
тени перед его глазами сгущаются, делаются резче, складываются в силуэт
легкого, изящного сказочного корабля, словно приплывшего к нему из прошлого.
Сердце его начинает отчаянно биться, он налегает на весла, и лодка стрелой
несется прочь по темной воде, подальше от этого непонятного наваждения.
луна, сияющая и величественная, поднимается над верхушками деревьев, заливая
ручей волшебным блеском. Из зарослей папоротника на холмах долетают
протяжные крики козодоев; с легким плеском выпрыгивает из воды рыба. Яхта
неспешно разворачивается навстречу приливу, и ручей скрывается из виду.
рыться в книгах. Вскоре он находит то, что искал. Это карта Корнуолла -- не
слишком точная и не слишком подробная, купленная по случаю в книжной лавке
Труро. Бумага пожелтела и выцвела, буквы расплылись от времени. Орфография
типична для прошлого века. Хелфорд обозначен достаточно четко, хорошо видны
Константайн и Гвик. Но путешественник ищет не их, он смотрит на тонкую
линию, отходящую вбок от главного русла, -- короткий, извилистый отрезок,
тянущийся на запад, к долине. Под ним полустершаяся надпись -- Французов
ручей.
сворачивает карту. А затем укладывается в кровать и засыпает.
козодои. Яхта спокойно покачивается на волнах, освещенная лунным светом.
Путешественник спит; тихие видения неслышно проносятся над его головой, и
прошлое, увиденное во сне, становится для него явью.
его и уводят за собой. Он слышит цокот копыт на аллеях Нэврона, видит, как
распахивается тяжелая дверь и бледный слуга испуганно смотрит на всадника,
закутанного в плащ. Он видит Дону, одетую в старое, поношенное платье, с
шалью на голове, стоящую на верхней ступеньке лестницы; видит корабль,
застывший в тихих водах ручья, и мужчину, который ходит по палубе, заложив
руки за спину и улыбаясь про себя загадочной улыбкой. Кухня фермерского дома
снова превращается в обеденный зал; кто-то осторожно крадется по лестнице,
зажав в руке нож; сверху доносится испуганный детский крик; тяжелый щит