Павло Загребельный
Разгон
автор многочисленных романов, вышедших на родном языке и в переводе на
русский язык.
в своем творчестве и большие темы исторического прошлого, и актуальные
проблемы нашей современности.
которому принадлежит и автор. Это произведение о нашем сложном, прекрасном и
героическом времени, в котором живут и трудятся, творят и мечтают, любят и
побеждают герои книги - ученые, рабочие, колхозники.
и одаренность. До сих пор Анастасия была уверена, что тоже щедро наделена
этой удивительной способностью, которая поднимала ее над миром мужчин,
давала право относиться к его представителям если и не пренебрежительно, то
по крайней мере снисходительно. Анастасия называла это сведением
исторических счетов. Вот вы угнетали нас, закабаляли, топтали, сталкивали на
самое дно, надеялись, что никогда женщине не будет дано сбросить с себя
ограничения природы, взлететь в высокие сферы свободы и духовности, а между
тем мы знали о вас все, видели скрытое для вас, знали вам цену, судили вас
всегда и везде, были, собственно, арбитрами в судейской ложе, сидели на
удобных местах в амфитеатре, а вы - целые тысячелетия - на арене, перед
нашими глазами, в поединке, в игре, в запальчивости, в гонах и перегонах...
импульсные лампы, вокруг Анастасии коллеги из других редакций делали то же,
что и она, на всякий случай хватали в объективы всех, кто сегодня выступает,
хотя знали наверняка, что фотографиям их суждено было лежать там же, где
лежат, скажем, тысячи снимков футбольных матчей. Всякий раз возле обоих
ворот целые толпы фотографов на протяжении девяноста минут игры щелкают
затворами аппаратов, а видел ли кто-нибудь хотя бы один их снимок? Все
залегает в черных конвертах в редакторских столах. Недостаточно было
изобрести фотографию: нужны были еще и черные конверты, которые не
пропускают света и не выпускают наружу человеческую мысль. Ведь в
фотографиях так же конденсируется человеческая мысль, как и во всем, к чему
прикасается человек. Иногда появляется искушение сравнить редакторские
головы с теми черными конвертами, но то в минуты, как говорится,
безответственного досуга, а когда выполняешь задание редакции, в тебе
говорит долг, профессиональная честь, гордость, и ты делаешь свое дело так,
как только умеешь, но в то же время не забываешь ни на миг и о том, что ты
женщина, молодая, красивая, умная, чувствительная, порой даже слишком,
чрезмерно, прямо-таки противоестественно.
и, кажется, совсем некрасивый. Невыразительный голос. Какие-то смешные
жесты. Абсолютно лишен возраста, точно обкорнанное, ошкуренное дерево. Ни
высокий, ни низкий, ни полный, ни худощавый, большая голова и широкие плечи,
а шея точно мальчишечья. И лицо несерьезное, какое-то тоже мальчишечье,
слегка дерзкое, чуточку словно бы даже ехидное. Совершенное неумение
приспособиться к аудитории. Человек пытается провозгласить какие-то
сентенции, в то время как от него требуется только несколько общих фраз. Кто
же напечатает твои сентенции в газетах? Газетчики обречены выслушивать то,
что давно уже знают. Чтобы спастись (а может, желая отомстить), они
вынуждают к этому и своих читателей. Эпидемия стертых слов. Во что вылилось
то или иное событие? В яркую демонстрацию. Как мы смотрим, к примеру, на
наших ученых? С гордостью и надеждами. Задача состоит в том... Можно с
уверенностью сказать, что...
сами". Перемены, которые они признают, это новые моды, так же, как
пенсионеры - новые таблетки. А он опять: "В поведении человека роль
сознательного познания - максимальная, инстинктов - минимальная".
опустила свой "Петри". Наивность еще может украшать женщину, хотя в наше
время это не такое уж достоинство, но наивный мужчина - да еще среди ученых?
Первый кандидат для черного конверта.
перепуганно зашептал Яша Лебензон. - Почему не снимаешь? Это же Карналь!
Лебензону все прощалось, ибо он - бог репортажа.
Македонского, Наполеона и летчика Уточкина, министров, президентов,
маршалов, генералиссимусов, но и доныне не потерял способности восторгаться
как ребенок.
вешаться, так на высоком дереве!
хотела припудрить нос - передумала, хотела уйти отсюда, не дожидаясь конца
встречи ученых с представителями прессы, но что-то ее удержало. Может, этот
настырный шепот Яши Лебензона, который изо всех сил старался просветить
Анастасию, выдвинув как окончательный аргумент своей заинтересованности
Карналем тот факт, что:
такое скука, и не верил в существование скучающих людей. Но бог репортажа не
мог даже взглянуть на Анастасию: не имел времени; щелкал своими аппаратами,
каждый из которых "нацелен" был уже загодя на какую-то редакцию, - в заказах
у Яши недостатка никогда не было.
нарочитости. Галстук даже слишком дорогой - единственная вещь, которая может
привлечь внимание. Только галстук? А что же еще? Она думала о Карнале как бы
Корнев Павел
Посняков Андрей
Махров Алексей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Шилова Юлия