Дмитрий Сергееевич Мережковский.

Петр и Алексей

КНИГА ПЕРВАЯ

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ВЕНЕРА

- АНТИХРИСТ хочет быть. Сам он, последний черт,
не бывал еще, а щенят его народилось - полна поднебесная.
Дети отцу своему подстилают путь. Все на лицо антихристо-
во строят. А как устроят, да вычистят гладко везде, так сам
он в свое время и явится. При дверях уже - скоро будет!

Это говорил старик лет пятидесяти в оборванном подья-
ческом кафтане молодому человеку в китайчатом шлафро-
ке и туфлях на босую ногу, сидевшему за столом.

- И откуда вы все это знаете?- произнес молодой
человек.- Писано: ни Сын, ни ангелы не ведают. А вы
знаете...

Он помолчал, зевнул и спросил:
- Из раскольников, что ли?
- Православный.
- В Петербург зачем приехал?

- С Москвы взят из домишку своего с приходными
и расходными книгами, по доношению фискальному во
взятках.
- Брал?

- Брал. Не из неволи или от какого воровства, а по
любви и по совести, сколько кто даст за труды наши при-
казные.

Он говорил так просто, что, видно было, в самом деле
не считал взятки грехом.

- И ко обличению вины моей он, фискал, ничего не
донес. А только по запискам подрядчиков, которые во мно-
гие годы по-небольшому давали, насчитано оных дач на
меня 215 рублев, а мне платить нечем. Нищ семь, стар,
скорбен, и убог, и увечен, и мизерен, и приказных дел
нести не могу - бью челом об отставке. Ваше премило-
сердное высочество, призри благоутробием щедрот своих,
заступись за старца беззаступного, да освободи от оного

платежа неправедного. Смилуйся, пожалуй, государь
царевич Алексей Петрович!

Царевич Алексей встретил этого старика несколько
месяцев назад в Петербурге, в церкви Симеона Богоприим-
ца и Анны Пророчицы, что близ речки Фонтанной и
Шереметевского двора на Литейной. Заметив его по не-
обычной для приказных, давно не бритой седой бороде
и по истовому чтению Псалтыри на клиросе, царевич
спросил, кто он, откуда и какого чина. Старик назвал себя
подьячим Московского Артиллерийского приказа, Ларио-
ном Докукиным; приехал он из Москвы и остановился
в доме просвирни той же Симеоновской церкви; упомя-
нул о нищете своей, о фискальном доношении; а также,
едва не с первых слов - об Антихристе. Старик показался
царевичу жалким. Он велел ему придти к себе на дом,
чтобы помочь советом и деньгами.

Теперь Докукин стоял перед ним, в своем оборванном
кафтанишке, похожий на нищего. Это был самый обыкно-
венный подьячий из тех, которых зовут чернильными
душами, приказными строками. Жесткие, точно окамене-
лые, морщины, жесткий, холодный взгляд маленьких туск-
лых глаз, жесткая запущенная седая борода, лицо серое,
скучное, как те бумаги, которые он переписывал; корпел,
корпел над ними, должно быть, лет тридцать в своем при-
казе, брал взятки с подрядчиков по любви да по совести,
а может быть, и кляузничал,- и вот до чего вдруг доду-
мался: Антихрист хочет быть.

"Уж не плут ли?"- усумнился царевич, вглядываясь
в него пристальнее. Но ничего плутовского или хитрого,
а скорее что-то простодушное и беспомощное, угрюмое и
упрямое было в этом лице, как у людей, одержимых од-
ною неподвижною мыслью.

- Я еще и по другому делу из Москвы приехал,-
добавил старик и как будто замялся. Неподвижная мысль
с медленным усилием проступала в жестких чертах его.
Он потупил глаза, пошарил рукою за пазухой, вытащил
оттуда завалившиеся за подкладку сквозь карманную про-
реху бумаги и подал их царевичу.

Это были две тоненькие засаленные тетрадки в чет-
вертую долю, исписанные крупно и четко подьяческим
почерком.

Алексей начал их читать рассеянно, но потом все с
большим и большим вниманием.

Сперва шли выписки из святых отцов, пророков и
Апокалипсиса об Антихристе, о кончине мира. Затем -
воззвание к "архипастырям великой России и всей вселен-
ной", с мольбою простить его, Докукина, "дерзость и гру-
бость, что мимо их отеческого благословения написал сие
от многой скорби своей и жалости, и ревности к церкви",
а также заступиться за него перед царем и прилежно упро-
сить, чтоб он его помиловал и выслушал.
Далее следовала, видимо, главная мысль Докукина:
"Поведено человеку от Бога самовластну быть".
И наконец - обличие государя Петра Алексеевича:
"Ныне же все мы от онаго божественного дара-
самовластной и свободной жизни отрезаемы, а также до-
мов и торгов, землевладельства и рукодельства, и всех
своих прежних промыслов и древле установленных зако-
нов, паче же и всякого благочестия христианского лишае-
мы. Из дома в дом, из места в место, из града в град
гонимы, оскорбляемы и озлобляемы. Весь обычай свой и
язык, и платье изменили, головы и бороды обрили, пер-
соны свои ругательски обесчестили. Нет уже в нас ни доб-
роты, ни вида, ни различия с иноверными; но до конца сме-
силися с ними, делам их навыкли, а свои христианские
обеты опровергли и святые церкви опустошили. От
Востока очи смежили: на Запад ноги в бегство обратили,
странным и неведомым путем пошли и в земле забвения
погибли. Чужих установили, всеми благами угобзили, а сво-
их, природных гладом поморили и, бьючи на правежах,
несносными податями до основания разорили. Иное же
и сказать неудобно, удобнее устам своим ограду поло-
жить. Но весьма сердце болит, видя опустошение Нового
Иерусалима и люд в бедах язвлен нестерпимыми язва-
ми!".
"Все же сие,- говорилось в заключение,- творят нам
за имя Господа нашего Иисуса Христа. О, таинственные
мученики, не ужасайтесь и не отчаивайтесь, станьте доб-

ре и оружием Креста вооружитесь на силу антихристо-
ву! Потерпите Господа ради, мало еще потерпите! Не
оставит нас Христос, Ему же слава ныне и прис-
но, и во веки веков. Аминь!".

- Для чего ты это писал?- спросил царевич, дочитав
тетрадки.

- Одно письмо такое же намедни подкинул у Симео-
новской церкви на паперти,- отвечал Докукин.- Да то
письмо, найдя, сожгли и государю не донесли и розыску