Валерий Воскобойников

Блистательный Гильгамеш

Гильгамеш -- это первый (реально живший) герой человечества, о котором более пяти тысяч лет назад были записаны песни и сказания. Рискуя собой, он пытался познать тайну жизни и смерти, так и не открытую до сих пор.

Повесть "Блистательный Гильгамеш" написана по мотивам древнешумерского и аккадского эпоса.

Великая и древнейшая история, случившаяся за 2800 лет до Рождества Христова и записанная со слов Син-Лики-Уннинни, заклинателя, в середине II тысячелетия до н.э.

Часть первая

В те дни боги не забывали о людях и часто вмешивались в их жизнь. Иногда они навещали жилища людей, и тогда рождались герои, великие цари и богатыри. Кто не знает о подвигах Энмеркара, Лугальбанды и Гильгамеша? А ведь в человеческом теле этих славных царей билась кровь богов и богинь!

В те дни люди еще помнили о страшном бедствии -- всемирном потопе, который наслали на них боги в наказание за дурные мысли и злые поступки. Спустя недолгое время после потопа боги показали царю Энмеркару письменные знаки на глиняных таблицах. Эти знаки вернее человеческой памяти передавали мысли и слова людей. С тех пор каждый черноголовый умеет записывать свои мысли и делать расчеты. Записи сохраняют память о великих делах наших царей, о жизни наших отцов, с их помощью мы возносим угодные богам молитвы.

И я, Син-лики-уннини, заклинатель, с помощью письменных знаков расскажу вам многое из того, что знаю о тех днях, далеких и близких. Столь далеких, что истлевшие тысячу лет назад останки предков кажутся моложе этого времени, и столь близких, что уже сегодняшнее утро старше их.

Я расскажу вам о городе, лучше которого ни боги, ни люди еще не построили. Повелителем его был блистательный царь Гильгамеш. Из этого города произошел и мой собственный предок. Он первым в роду из простых писцов достиг высокого жреческого звания -- стал умастителем священного сосуда. По записям предка, приблизившегося к самому Гильгамешу, а записи эти в нашей семье передавались из века в века, я и составил свой рассказ о великом городе Уруке.

Поднимись же рано утром на стены этого города!

* * *

Поднимись же рано утром на стены этого города, и ты увидишь, как он красив!

Желтые воды могучей реки, иногда ее называют Евфрат, омывают его стены. От реки в стороны идут каналы, большие и малые. По большим каналам плывут тростниковые суда, груженые всевозможным товаром. В малых -- плещется рыба, они питают водой поля, огороды и рощи финиковых пальм. Каналы эти по велению богов выкопали люди.

В городе еще не забил утренний барабан, поднимающий на общественные работы, а на полях, огородах уже копошатся люди в набедренных повязках из пальмовых листьев -- зачем им иные одежды? Вдали, еле видимые, медленно переходят с места на место, щиплют траву стада овец и коров.

Теперь повернись спиной ко всему, что выращивают люди для пропитания богов, взгляни на город и замри от радостного восхищения.

В центре, на холме, ты увидишь возносящийся к небу белый храм, жилище богов, Эану. Говорят, на свете не было ничего красивей этого храма. Его опоясывают высокие стены. Там же, за стенами, стоят и другие храмы, жилища других богов.

Многие жрецы и жрицы прислуживают богам в этих храмах и дома их рядом с домами богов. И рядом огромные амбары -- хранилища всего, что добыли, вырастили и наработали люди.

Ниже, вблизи городской стены, люди построили жилища и для себя. Дома их слеплены из глины и тростника или выложены из красных кирпичей, которые долго сохли на солнце. Здесь рождаются по воле богов, вырастают, радуются жизни и умирают пекари и кузнецы, гранильщики камней и горшечники. Оттуда доносятся крики ослов, визг поросят. Рабыни с утра до вечера, сидя на глиняном полу, перетирают в ступах зерно. Хозяйки домов пекут в круглых печах лепешки, мужчины, встав по барабану, наскоро глотают пищу, приготовленную матерями и женами, выходят на улицы, направляясь на общественные работы, дети -- спешат в свои школы.

Взгляни, сколь красивы они -- эти люди, жители города, который боги назвали Уруком! В мире не было народа приветливей и веселее.

Но если ты увидишь на улице их царя, Гильгамеша, то сразу поймешь, что он -- лучший из всех царей, которые жили прежде, он самый красивый и самый могучий из всех, кто рождался в Уруке.

Только стало печальным его лицо.

* * *

Только стало печальным его лицо. Новая забота пришла в город Урук, новая тревога.

Прежде под водительством Энмеркара и Лугальбанды воины Урука ходили походом на дальние земли. Теперь же война пришла к ним. Принесли тревогу послы из города Киша. Послы приплыли вечером на корабле по Евфрату. Большой корабль из плетеного тростника с тростниковым парусом причалил у почетного места, где приставали суда самых уважаемых.

Послам из города Киша от тамошнего царя Агги было оказано гостеприимство, их встретили жрецы из храма богини Иштар, покровительницы Урука и бога Шамаша, чья кровь течет в самом Гильгамеше. Послам отвели богатый дом для гостей у стен храма. Их не спрашивали, с чем приплыли они, с какими посланиями от своего царя. Придет время и послы сами вручат свои глиняные таблички.

Но Гильгамеш понял все, едва доложили ему об этом посольстве. Царь Агга предлагает войну.

А послы не спешили. Они принесли жертвы богам Урука, ведь это были и их боги.

По всем правилам зарезали козлят на больших открытых жертвенных столах у храма Иштар, ссыпали в кладовые при храме пшеницу, которую растили на полях у Киша.

Весь день Гильгамешу, еще ни разу не видевшему послов, доносили о каждом их шаге. Лишь к вечеру, когда спала дневная жара, послы заявили сопровождавшим их служителям храмов, что они хотят говорить с самим царем и верховным жрецом Урука.

Гильгамеш принял их в новом доме, этот дом когда-то начал строить его отец, ставший теперь богом, царь Лугальбанда. Немногие дома в городе были выстроены из белого камня, но не в каждом доме и принимают послов от самого царя Агги.

Во всех городах на великой желтой реке Евфрат один язык и одни боги. Ведь живет в них один народ -- черноголовые, приплывшие сюда с райского острова Дильмун. Но только цари у них разные. А царь города Киша издавна почитался главным над всеми царями.

Учтиво принял Гильгамеш послов. Молчаливые работники выставили на столы угощения в дорогой посуде -- чашах из золота и роскошно разрисованных глиняных блюдцах. Козий сыр, финики, рыбу, запеченную в листьях, сохранившие тепло печи лепешки, шипучий напиток из ячменя -- сикеру, холодную, прозрачную как хрусталь воду, поднятую из царского колодца.

Склонились послы перед высоким троном царя Гильгамеша, а потом старший из них вынул из дорожного плетеного короба плетеную коробку поменьше, а оттуда -- глиняные таблички, послание Агги.

Агга же требовал невозможного.

И тогда Гильгамеш воскликнул:

-- О, великий Ан, бог неба!

* * *

"О, великий Ан, бог неба!

Что в этой жизни значу я, названный родителями Аннабидуг, что звучит, как "На небе он хорош", я -- молодой жрец, с рождения предназначенный храму бога небес, и что значит мой царь Гильгамеш, в ком течет кровь великих богов!" -- такие слова изобразил мой предок, Аннабидуг, на глиняных табличках, хранимых как самое святое в нашей семье. И вот его рассказ дальше:

Я следил за Гильгамешем издалека с детства, а он и не догадывался, что я такой, как есть, живу с ним на одной земле, в одном городе. Как я мечтал, чтобы он хотя бы взглядом однажды остановился на мне, а еще лучше -- улыбнулся и сказал доброе слово. И такое однажды случилось.

Но сейчас не о том. Слишком суровый пришел день, чтобы мне, молодому жрецу из храма Ана думать лишь о себе. Слишком близка опасность.

Большой корабль с послами от царя Агги стоял у причала. Послы отказались от жилища, которое гостеприимно приготовили для них наши слуги храмов. Послы ночуют на корабле, а корабль стерегут угрюмые воины с длинными копьями.

Уже весь город знал о послании Агги нашему любимому Гильгамешу. Агга требует, чтобы мы завтра с утра начали разрушать стену -- ту самую стену, которую по велению богов и приказу Гильгамеша горожане строили несколько лет жизни.

"Зачем вам стена? Разве я хищный зверь и собираюсь напасть на вас? Или вы решились не послушаться моих добрых желаний и надеетесь укрыться от моих воинов за этой стеной?" -- Так вопрошал Агга, повелитель Киша в послании. -- Не хотите ли вы ослушаться веления наших богов? Ведь это по их воле Киш поставлен старшим над всеми городами черноголовых. Выстраивая стену вокруг Урука, вы отделяетесь от моих взоров и противитесь желаниям наших богов."

Не много ли он захотел, этот Агга, спутав свое желание с желанием бога? Да, на великой реке Евфрат ни один город не окружал себя боевыми стенами. Гильгамеш -- первый царь, которому сам Шамаш сообщил свое пожелание: собрать всех горожан, провести линию вокруг города и начать то, что мы строим уже несколько лет. Города на реке Евфрат беззащитны от любого нашествия хищных людей, словно дом без двери, словно воин -- обнаженный и без оружия. И только Урук, огражденный стеною стал теперь неприступным.

"Зачем вам нужны новые колодцы? -- Вопрошал царь Агга. -- Разве копателям земли больше нечем заняться? Отчего же тогда третий год вы не посылаете в Киш корабли, груженые зерном? Я-то прожил бы и без вашего зерна, но так угодно богам, чтобы каждый город посылал старшему своему брату, Кишу, хлеб нового урожая и тем подтверждал, что чтит волю бессмертных богов.

Перестань копать на холмах колодцы, вышли корабль, полный зерна и сломай немедленно стену, что выстроил вокруг города. Только этим, Гильгамеш, ты докажешь, что правильно служишь богам! Иначе мне придется привести своих воинов. И тогда уже я сам научу тебя исполнять волю тех, кто создал нас!"

Такое послание получил Гильгамеш.

* * *

Такое послание получил Гильгамеш и сказал о нем на совете старейшин.

Я -- лишь молодой служитель бога неба и для меня не было места на совете рядом с теми, кого знал весь город.

Но слухи, как ветер, -- их задержать невозможно. К тому времени, когда спала жара, а великий Шамаш стал опускаться на край земли, за Евфрат, решение совета уже обсуждали во всех домах.

-- Не поддадимся угрозам Агги, -- говорил Гильгамеш старейшинам, сидевшим на земле вокруг него на подстеленных циновках. Рядом возвышались стены Эанны, жилища богов. Под его стенами на небольшой площади собирался совет. -- Нам помогают боги, -- продолжал Гильгамеш. -- С нами великий Ан, бог неба, с нами сама Иштар, приносящая земле и людям плодородие и любовь. Это их желание сообщил мне Шамаш, когда мы начали огораживать город стеной. Это по их воле я приказал копать на холмах колодцы и строить там новые поселения. Пусть Агга попробует привести к нам воинов. Я сам пойду на битву впереди наших жителей. Мы сожжем его корабли, а его воины станут у нас рабами. Сам возгордившийся Агга станет нашим слугой. Боги помогают нам, а не ему, и мы подтвердим это! -- так говорил Гильгамеш.

Но самые старые из тех, кого знал весь город, думали иначе.

Рабы, люди обычные -- ходили почти голые -- лишь прикрыты срамные места.

Богатые с юных лет учились набрасывать белые покрывала, сотканные из тонкой шерсти овец, расшитые красной бахромой снизу. Их перекидывали через левое плечо, так что первое оставалось свободным и зажимали костяной или бронзовой застежкой на груди. Самым знатным храмовые работники -- портные шили особое одеяние, расшитое ярко-голубыми лоскутками материи. Лишь царю, да нескольким старшим жрецам дозволялось носить его.

Здесь, на совете, не было ни одного обнаженного -- только в белых одеждах со строгими складками, да в таких же, расшитых голубыми кусками материи.

Главный храм, гордость Урука, Эана, возвышался за спиной Гильгамеша. За храмом горой вырастал Зиккурат. Гильгамеш собрал старейшин на площади, где по краям полукругом стояли статуи наших богов, украшенные серебром, золотом и драгоценными каменьями. Среди богов были и цари нмеркар, Лугальбанда -- предки самого Гильгамеша. Совершив на земле великие дела, они стали богами в загробном мире.

Справа, на краю площади была священная кухня -- широкие глиняные столы для разделки жертвенных животных, колодец, жаровня. Слева -- пекарня.

Сюда, на площадь под нижним храмом собирались для молений перед богами. Выше их, в храм главных богов входили лишь посвященные. И была площадь рядом с небом, на вершине Зиккурата. К ней, одна за другой, вели три лестницы с каменными ступенями. На ту пощадь, словно крышу под небом, сходили иногда боги, присматривающие за нашей жизнью. И для бесед с ними поднимался только один смертный -- верховный жрец и царь Гильгамеш.

Да еще была ночь -- праздник богини Иштар, покровительницы Урука, и тогда на эту площадку поднималась жрица -- та, что собой заменяла вечно юную богиню. И весь город с площади перед нижним храмом наблюдал за торжественным танцем Гильгамеша и юной богини, за их священным браком, потому что от этой ночи, от священного брака главного жреца и утренней звезды зависел весь урожай, который зрел на полях, весь приплод овец, коров и коз, пасшихся в степи, рыбы, бултыхающейся в каналах. Рождение каждого нового существа в нашем городе зависело от того, как исполнет священный брак с юной богиней царь и жрец Гильгамеш.

Теперь же Гильгамеш стоял на площади перед старейшинами, и многие из них были не согласны с ним. Они сидели молча, лишь ветер шевелил их одежды.

Наконец поднялся старик Эйнацир, один из старших жрецов богини Иштар. Его считали стариком еще в те годы, когда я не родился. Он ыбл родственником Гильгамеша, братом царя Лугальбанды и говорят, что когда-то их называли соперниками.

Был он длинен, худ, всегда глдко выбрит и бледен, расшитое голубям одеяние трепыхалось на нем, как на жерди.

-- Ты слишком юн, Гильгамеш, и потому самонадеян, -- он сказал это спокойно и негромко, но так, чтобы слышали все. -- У царя Агги множество воинов, ему послушны города Шумера, с ним дружат дикие люди гор. В храмах его города собраны подношения от наших отцов и дедов. И всякий знает, что после потопа именно Киш был назначен богами старшим среди городов. Если Агга одарит выликую Иштар роскошными украшениями, если он смутит ее пламенными словами молитв, если юная Иштар отвернется от тебя, Гильгамеш, кто защитит город? -- Старый Эйнацир посмотрел на Гильгамеша сурово, но царь не ответил, потому что жрец еще не закончил. -- Мы жили при царе Энмеркаре, мы жили при воем отце, Лугальбанде, который стал теперь богом, и было нам хорошо, Гильгамеш. Мы не копали колодцы на холмах и не строили там поселения, мы не громоздили вокруг города высокие стены, но зато жили в дружбе с царями Киша. Если Агга напостит диких воинов с гор на наш город, что станет с нашими храмами, Гильгамеш? Что станет с жителями? У нас не будет ни людей, ни храмов, а мы сами превратимся в рабов, если останемся живы. ведь ты не хочешь этого, Гильгамеш? Подчинись же Агге!

* * *

"Подчинись же Агге!" -- эти слова, произнесенные одряхлевшим жрецом на совете старейшин, скоро узнал каждый мужчина города.

-- Я услышал твои мысли, -- ответил тогда Гильгамеш и гордо выпрямился. -- Ты состарился, Эйнацир, и боишься, что твои молитвы прозвучат не так громко, как молитвы агги. Не думаю, что юной Иштар так уж приятно разглядывать тело столь дряхлого жреца в своем храме, -- он был царем и мог говорить так. -- Вижу, что среди вас немало согласных с Эйнациром. Но ваши слова -- это не слова богов и даже не слова жителей Урука. Послушаем же, что скажет нам город.

Никто кроме него на такое бы не осмелился. Гильгамеш же послал глашатая в город. И глашатай спустился вниз, останавливаясь на каждой улице, бил в барабан, объявлял о собрании. Он был здоровенным парнем из рабов, шлепел по красной пыли босыми ногами, в одном лишь набедреннике, а когда разевал огромную свою пасть, могло показаться, что то ревет бык, но не человек.

Многие только вернулись с работ -- кто с полей, огородов, кто с корзинами рыбы, кто с построек. Не все успели съесть свои лепешки и выпить сикеры. Даже ноги омыть успели не все. Но на зов глашатая откликнулись сразу.

От каждой большой семьи, от каждого рода шли торопливо мужчины по улицам, зрелые отцы и недавно женатые парни, шли серьезные, хмурые, потому что знали, о чем спросит их Гильгамеш и знали уже свой ответ.

Никогда при моей жизни не было такого, чтобы на площади перед храмом собравшиеся от каждой семьи мужчины, решали свою судьбу, судьбу города и судьбу своего царя. И при жизни наших отцов тоже такого не было.

Шамаш, бог управляющий солнцем, приустав, собирался ко сну. Солнце стояло низко -- приятное время, когда тело ощущает нежную прохладу, а стены храма излучают жар, собранный за день.

Мужчины, заполнившие площадь, нетерпеливо ждали, когда обратится к ним Гильгамеш.

Даже рабы прислали своих. С тех пор и пошла поговорка: "Раб, живущий в Уруке, не обязательно хочет быть рабом в Кише".

И едва Гильгамеш, стоявший на каменных ступенях у входа в храм, в парадной своей царской одежде, сказал о послании Агги, как вся площадь заволновалась.

-- Нет! Нет! Нет! Мы не подчинимся Агге! -- кричали люди. -- Мы не разрушим стену! Мы не засыпем колодцы! Его воины -- трусливые грязные шакалы! Веди нас на войну, Гильгамеш!

-- Послы от агги засели на корабле. Они едят жареную рыбу. На корабле у них много красивых вещей! -- выкрикнул кто-то на площади. -- Бежим к пристани, сожжем их корабль, утопим послов в реке, а их пожитки станут нашей добычей! -- И несколько молодых рабов бросились по узкой улице вниз к пристани.

-- Догоните и верните их назад! -- приказал Гильгамеш воинам. -- Не мы начинаем эту войну, -- обратился он к людям на площади. -- Быть может Агга одумается, захочет стать нашим другом, в чем же тогда виноваты послы?

Гильгамеш приказал:

Всем жрецам разойтись по храмам, принести жертвы богам и рассказать им обо всем, что случилось в городе.

-- Уверен, боги помогут нам, а не Агге, -- сказал Гильгамеш.

Всем оружейникам готовить оружие, чтобы хватило на каждого из мужчин города. Из мотыги и серпа тоже можно отковать топор или кинжал.

Всем мужчинам учиться у воинов боевым приемам.

Пастухам отогнать стада так далеко от города в степь, чтобы самый зоркий не смог их увидеть.

Морякам собраться и увести корабли. Женщинам заготовить больше муки и напечь лепешек. Когда подойдут враги, город станут защищать все и некогда будет печь лепешки.

Дело нашлось для каждого. В каждой семье женщины вместе с рабынями шили кожаные подшлмники, плели боевые сети. Мужчины, получив оружие, собирались группами и упражнялись под руководством опытных воинов.

Мы же приносили жертвы в своих храмах, просили у богов помощи. И боги обещали нам ее.

Лишь одна мысль мучала меня: точно такие же жрецы Агги молят тех же богов о помощи, приносят им жертвы, и неужели там в их храмах наши общие боги тоже обещают им помощь? Но я с ужасом гнал эту мысль прочь как недостойную. Человеку, несущему подобную мысль нельзя вставать перед богом.

Корабль с послами отплыл наутро после собрания жителей, и все мы ждали войну.

* * *

Все мы ждали войну и она пришла. На пятый день прибежали гонцы, выставленные Гильгамешем на дальних берегах реки. То были молодые длинноногие воины, и они первыми сообщили о плывущих кораблях царя Агги.

Половины дня хватило, чтобы собрать всех работников с полей, огородов за стены города, а стада отогнать еще дальше.

Скоро каждый, поднявшийся на городскую стену, мог разглядеть множество кораблей, спускающихся по Евфрату. Не с дружескими подарками шли они к нам.

Дикие люди в косматых шапках, сшитых из шкур неизвестных зверей, топтпли наши огороды, жгли наши поля и плясали ночью вокруг костров, потрясая копьями. Ими пугал нас властитель Киша, их и привел он, чтобы сломать наши стены а нас сделать рабами.

И своих воинов у него было множество. Они мало чем отличались от любого черноголового, разве что лица их были тубы, угрюмы, злобны.

Утром все они, вытащив корабли на берег, подступили под стены города, грозили нам кулаками и копьями, выкрикивали такие оскорбления, которые у нас даже несмышленый ребенок не посмел бы произнести вслух. Но что они смогли сделать против наших стен? Некоторые из них попробовали проломить ворота. Только и это оказалось им не под силу. Ворота, сделанные оружейниками и плотниками из ливанского кедра, на семи запорах, обитые бронзовыми листами, даже не дрогнули.

-- Врагов много, они снуют по нашим полям, как саранча, но мы справимся с ними, -- объявил Гильгамеш, -- я сам поведу вас на битву.

И мы знали -- с Гильгамешем мы победим.

* * *

И мы знали, с Гильгамешем мы победим.

Сам же Гильгамеш попытался в последний раз решить все добрым миром.

Отважный Бирхуртур, пожилой богатырь, воспитатель царя, согласился пойти послом к Агге. Тут-то и призвали меня. И я, недостойный, снова приближен был к Гильгамешу. А понадобился я, потому что Гильгамеш решил написать Агге послание. Царь же наш помнил, кого в городе боги одарили самым красивым почерком.

Отряды вражеских воинов бесновались под стенами города, а Гильгамеш был спокоен и добр.

-- Бери, Аннабидуг, табличку, бери тростниковую палочку и пиши, -- сказал он, когда я предстал перед ними в его просторных покоях. -- Пиши же, -- и он приянлся диктовать.

Я писал и удивлялся мудрости Гильгамеша. Велик был наш царь своим мужеством, но и по способности видеть глубину человеческих мыслей ему не было равных.

"Что станет с тобою, если ты решишься на битву? -- Спрашивал Гильгамеш Агге, сына Энмебарагеси. -- Допустим, боги позволят тебе вытоптать наши поля, сломать стену и разрушить храмы, в чем я сомневаюсь. Но, допустим, что ты добьешься этого. Ты станешь владельцем непригодной к посеву земли, глиняных развалин и нескольких сотен рабов, мечтающих об отмщении. Но главное -- сама богиня Иштар, покровительница Урука, сам бог небес Ан, сам Шамаш, чья кровь течет в моем теле, будут мстить тебе и твоим детям, пока не пресечется твой род. А ведь может статься, что победим мы. Мы сожжем твои корабли, убьем твоих воинов и убьем тебя. Подумай -- это ли тебе нужно? Не лучше ли стать нам братьями? Тогда наши богатства увеличатся вдвое. С нашим могуществом не сравнится никто, и все боги Шумера будут оберегать наших людей.

Подумай и реши. Я же готов стать твоим братом".

* * *

"Я же готов стать твоим братом", -- так закончил послание к Агге Гильгамеш и взял из моих рук табличку.

Мои знаки бывают красивы всегда, а сейчас, перед царем, в этот важный день, я старался особенно и был горд своей работой.

-- Тебя хвалят не зря, -- сказал Гильгамеш, перечитав табличку, -- пусть и Агга узнает, сколь искусны в писании наши люди. Пусть поймет, что не менее искустны они и в битве.

Табличку мою, быстро просушив, поместили в плетеную коробку и отнесли к отважному Бирхуртуру.

По городу все мужчины и даже дети ходили с оружием. Лишь один Бирхуртур подошел к тяжелым воротам без меча, палицы, и кинжала. Воины, охранявшие вход, расступились перед ним. Работники, ведавшие воротами, приоткрыли их лишь на миг, чтобы Бирхуртур успел протиснуть могучее свое тело. И сразу ворота захлопнулись. Гильгамеш совершал в храме жертвоприношение, когда Бирхуртур шагнул от городской стены навстречу врагам.

-- Я посол, меня послал наш царь Гильгамеш к вашему царю Агге, -- успел он сказать.

Как повела бы себя стая шакалов, если бы от имень затравленных ими овец вышла бы одна для переговоров?

Дикие люди гор, словно шакалы, не имели понятия о правильном поведении. Они накинулись на Бирхуртура и стали терзать его тело. С любым из них пожилой богатырь легко бы справился в битве один на один. Но их было множество. Они повалили его на землю, кололи копьями, били босыми ногами. Потом поволокли по земле к месту, где стоял царь Агга.

Царь Агга смотрел на стену.

* * *

Царь Агга смотрел на стену, а к нему волокли отважного Бирхуртура. Все это видели мы, жители города, стоявшие на стене.

-- А ну-ка, мерзкий раб, скажи мне, кто из людей там, на стене, твой Гильгамеш? -- спросил Агга, когда истерзанного посла положили у его ног.

Даже связанного они боялись его. Несколько диких воинов приподняли богатыря и поставили перед своим царем, по-прежнему не отпуская его рук.

-- Сначала прочти табличку, Агга, сын Энмебарагеси, и скажи твоим воинам, чтобы они освободили меня.

Тут же один из вражеских воинов хлестнул посла по лицу плетью, той, что погоняют скот.

-- Не зря говорят, что жители Урука грязны и невежественны, они даже не научены говорить с царями.

-- С царем я разговариваю каждый день, -- ответил отважный Бирхуртур, не дрогнув, даже не моргнув от удара плетью, и знаю, что царя прежде всего отличает особое благородство. Прочти же послание Гильгамеша! -- и богатырь достал из-под разорванной одежды коробочку с табличкой.

Агга вынул эту табличку, усмехнулся, бросил себе под ноги и стал топтать.

-- Вот что я сделал с посланием твоего царя и то же самое я сделаю с ним, если он не согласится склонить передо мною голову. Отвечай, мерзкий раб, тот воин, что стоит отдельно на стене, это и есть Гильгамеш?

Бирхуртур лишь улыбнулся разбитыми губами.

-- Жаль, что ты не знаешь, как выглядит наш царь, иначе бы ты никогда не осмелился высадиться с войском на наш берег.

Гильгамеш в это время закончил последнее моление в храме и получил напутствие от предка своего, солнечного Шамаша. Теперь он знал, как победить несметное войско Агги.

* * *

Теперь он знал, как победить несметное войско Агги.

Я же в это время спустился с городской стены и направился в храм, великий Эану, исполнять обязанность младшего жреца бога небес. Кругом меня на улицах все мужчины были вооружены, и лишь один я шел безоружным. Мне казалось, что жители глядят на меня с презрением, словно я не обязанность иду исполнять, а бегу, убоявшись опасности. Невольно, поднимаясь к храму, я свернул на узкую улочку к дому, где жила красавица Алайя.

А может быть и специально я завернул к ее дому -- ведь я давно уже понял: день для меня без радости, если я не увижу эту приветливую девушку. Она жила в бедном домишке с дырявыми глиняными стенами вместе с матерью -- слепой и дряхлой.

Много лет назад, был я тогда еще учеником, мой отец встретил при входе в город слепую женщину с лицом, на котором едва зажили раны. Женщина держала за руки двух девочек, одну, постарше, звали Шамхат, другую -- Алайя. Ее мужа, пастуха и охотника убила тигрица, и та же тигрица провела когтями по лицу женщины. Добрые люди помогли им дойти до города. В городе же у них не было ничего -- ни крыши, ни очага, ни постели.

Обычно человек, попавший в такую беду, продает себя в рабы, навсегда или на несколько лет. Но кому нужна слепая рабыня? Продать же девочек женщина отказалась, да и слишком малы они были тогда. Отец вместе с соседями как мог, помогал ей. Им нашли даже дом, в котором незадолго до этого умерли все жильцы от неизвестной болезни и его никто не спешил занимать. Слепая оказалась искусной в вязании сетей и кое-как они жили в том доме. Я же нередко приносил им завернутые в лист теплые лепешки из нашего очага. С годами старшая дочь, Шамхат, превратилась в знаменитую городскую красавицу, веселую женщину, радующую мужчин при храме Иштар. У женщины, не вышедшей замуж, одна дорога -- в храм богини любви.

Мысль, что и младшую, Алайю, ждет тот же путь, не давала мне спокойно жить уже давно, но я не смел заговорить о том в собственном доме, потому что и наша семья неожиданно обеднела.

Я поднимался по узкой улочке, где с трудом расходятся два осла, здесь прохожих не было, и мне не надо было стыдиться их взглядов. И хотя я должен был спешить в храм, я заглянул к Алайе.

-- Аннабидуг! -- радостно встретила меня девушка, -- я ждала тебя с утра, как хорошо, что ты пришел. -- Она оглядела мою одежду -- кусок грубоватой шерстяной ткани, плохо выбеленный, брошеный через плечо. -- Я подумала, вдруг тебе понадобится вооружение и приготовила его.

-- Вооружение? -- переспросил я растерянно, потому что лучшего подарка мне не мог бы в этот день дать никто.

-- Смотри, я связала для тебя боевую ловчую сеть, сшила из кожи шлем и защитную кожу на грудь, ничего что кожа из кусков -- зато она толстая, бычья, и ее не так-то легко пробить.

Она одна помнила, как искусен я был в набрасывании ловчей сети!

-- Когда ты успела все это приготовить? -- поразился я. -- Или ты не исполняла дневные работы, как все другие женщины города?

-- А разве ночью не светит луна? -- засмеялась в ответ Алайя. -- Или ты об этом забыл? Луна мне и помогала. Или ты не мечтал об оружии, поднимаясь по моей улице к храму?

-- Я... Я мечтал, -- проговорил я растерянно.

-- Так надевай же быстро его и становись вместе с воинами, которых поведет Гильгамеш. Только помни, что в этом городе есть девушка, которая просит богов сохранить твою жизнь...

Одного мгновения хватило мне, чтобы надеть боевой кожаный шлем, защитную кожу на грудь и взять ловчую сеть.

-- Удачи тебе, рыбак! -- крикнула Алайя на прощание, когда я уже спускался по ее улице к городским воротам.