АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
|
Использовать только для ознакомления. Любое коммерческое использование категорически запрещается. По вопросам приобретения прав на распространение, приобретение или коммерческое использование книг обращаться к авторам или издательствам.
| |
Сергей Каледин
Ку-ку
Повесть
Источник - Сергей Каледин, "Стройбат", Повести и рассказы, СП "Квадрат" Москва, 1994
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (eloueko@yahoo.com) 1
Вита сдала дежурство, сходила на конференцию и села описывать Софью Аркадьевну, умершую этой ночью. Софья Аркадьевна умирала уже два раза и вчера даже шутила: "Мне это не впервой". Тогда оба раза Вита чудом вытаскивала ее из клинической смерти. Софья Аркадьевна перед выпиской благодарила ее и просила извинения за хлопоты. Вита приняла это за обычное старческое кокетство, но Софья Аркадьевна объяснила: "Вы, Виточка, не подумайте, что я спятила. Просто я давно уже заметила, что в определенном возрасте все начинает повторяться. Вот вы меня лечите, честь вам и хвала. Но если бы мне сказали, что я завтра перееду в мир иной, ей-Богу, я спала бы последнюю ночь ничуть не хуже предыдущей".
И действительно спала накануне спокойно.
В истории болезни Вита нашла телефон сына Софьи Аркадьевны.
Ростислав Михайлович помолчал и попросил Виту встретиться с ним - очень нужно. "В любое время, - сказала Вита, - подъезжайте в больницу, поговорим". "Хотелось бы вне". "Тогда в конце месяца, предположим, тридцатого". "Хорошо".
Положив трубку, она высчитала, что тридцатое - опять после дежурства. Нужно бы позвонить отказаться, но она так вымоталась за сегодняшнее дежурство, что одна мысль о каком-то не очень обязательном разговоре приводила в ужас. Она повторила, чтоб не забыть: тридцатое, семь часов, памятник Пушкину... Памятник Пушкину!.. И чего это он?
Тридцатого в половине седьмого Вита вышла из метро "Маяковская".
"Все прекрасно, - привычно настраивала она себя, чтоб окончательно не расклеиться от усталости. - Если б не ныл живот, было бы еще лучше, но..."
На троллейбусной остановке стояла очередь. "Ну уж нет", - злорадно подумала Вита и стала высматривать зеленый огонек такси.
Господи, хоть бы он не пришел. И чего ему приспичило? Она бы подождала минут пятнадцать для приличия и домой. Вита подняла руку. Такси остановилось, но забрызгало сапоги. Все не слава Богу! И никакого куражу. А ведь еще общаться надо с этим, как его... Ростиславом Михайловичем, черт бы его побрал! Ноги отваливаются, и морда от недосыпа наверняка как у бульдога. И чего потащилась? Сказала бы - в больницу - и все. Впрочем, уже вечер, а к вечеру лицо у нее расправляется... Хм, подумать только, раньше времени прибыла, это надо! Совсем на нее непохоже - почему и не любит встреч под часами.
И Лида переняла эту привычку - опаздывать. Не лучшее, что можно от нее унаследовать. Сказала как-то дочери, что опаздывает не из кокетства и женственности, а потому что носится, как загнанная кобыла, чтоб ей же, Лиде, помогать. Правда, про "помогать" сказала про себя, не вслух.
Она стояла возле памятника, у самых цепей. Ноги отекли - ужас, хорошо еще в сапогах не видно. Было жарко, Вита расстегнула плащ, но вспомнила, что утром впопыхах схватила поясок от другого платья, и стала развязывать вязаный зеленый пояс. Впрочем, зачем? Вита вздохнула.
- Что сокрушаетесь, Виталия Леонидовна? - спросил ее мужской гундосый голос.
Она сдернула очки, повернулась. Он. Куртка, значок в форме парашютика на значке цифра "200".
- Здравствуйте, - сказала Вита. - А что значит двести?
- Здравствуйте, - ответил Ростислав Михайлович. - Двести, - значит, двести прыжков.
- Вы что же, двести раз прыгнули и ни разу не разбились?
- Двести шестьдесят семь. По документам: двести девять.
Куртка у Ростислава Михайловича была военная, как у летчиков, сильно потертая. Роста он был среднего. И нос перебит.
- Почему такая спешка, Ростислав Михалыч? Что-нибудь связанное с матерью?
- Связанное... Картавите вы уж очень забавно. Еще раз захотелось послушать.
- Вот как?.. - холодно сказала Вита, переступая отекшими ногами. - А телефон - не подходит?..
- Не подходит, - спокойно отреагировал Ростислав Михайлович. - Хотел воочию.
- Ну, и?..
- Поесть чего-нибудь надо, вы, я понял, с работы?.. Пять минут - и у меня. Я рядом живу.
Они дошли до Театра Ермоловой. Дом был во дворе.
Ростислав Михайлович ковырялся в карманах куртки, выискивая, по всей видимости, ключи. Дышал он тяжело, хотя и старался сдержать одышку.
"Плохо дышит, - отметила про себя Вита. - Надо послушать".
- Слежу за прессой, - усмехнулся Ростислав Михайлович, выудив наконец ключ, привязанный к перочинному ножу, и распихивая по карманам газеты. - В основном с кроссвордами.
"Псих", - подумала Вита и вздохнула.
- Куда идти?
- Прямо.
На стене зазвонил телефон. Ростислав Михайлович взял трубку.
- Нет, не Додик, Ростик, - сказал он мрачно и постучал в ближайшую дверь.
Рядом заурчала вода, дверь распахнулась, и из уборной выскочил полный человек в майке.
Комната Ростислава Михайловича была самой дальней, в конце коридора.
Вита поставила сумку на сундук, расстегнула плащ.
- У-у. Старый знакомый, - сказала она, взглянув на вешалку. На вешалке висело женское пальто. Скунс, свесив хищную сухую морду с плеча пальто, смотрел на нее стеклянными глазами. - Пальто Софьи Аркадьевны?
- Ах, это... Да, мамина горжетка. Заходите.
Комната была огромная, в два окна, выходящих на бурые крыши. За крышами был слышен бой курантов.
Вита прошла к платяному шкафу и стала причесываться, поглядывая по сторонам.
- У вас, наверное, самая центральная комната в стране?
- Самая. Садитесь в кресло. - Ростислав Михайлович показал на большое разношенное кресло, прикрытое цветной тряпкой.
- Я уж лучше на стул, - засомневалась Вита.
- Стулья ненадежные. Садитесь в кресло.
Вита с боязнью опустилась в кресло. Кресло задышало и ушло вниз.
- Вы здесь один живете?
- Сейчас - да. Когда-то с мамой, а еще более когда-то - с семьей.
- Да-да-да, - закивала Вита. - Я помню: Софью Аркадьевну две девушки навещали. Внучки? Хорошенькие.
- Дочки, - кивнул Ростислав Михайлович. - А насчет хорошенькие, так то не в папу.
Вита потянулась было к сапогам - расстегнуть молнию да повыше положить отекшие ноги, но передумала: "Ну его к черту, еще подумает..."
- Чем будете угощать?
- Сухое есть, отбивные, если не... - Ростислав Михайлович подошел к окну, достал между рам сверток, понюхал. - Вроде съедобные.
- А холодильник?
- Места много занимает. - Он достал из шкафа масло, сунул Вите "Науку и жизнь". - Кроссворд хороший. Три слова не знаю. Пойду пожарю.
Вита достала из сумочки ношпу, выкатила одну таблетку и неуверенно потянулась к узкому старинному графину с водой. Запила прямо из горлышка. Так и есть, тухлая.
Она поставила графин на место и аккуратно, чтоб не стереть помаду, промокнула губы платком. Нашла кроссворд. "Аппарат для измерения кровяного давления?" Тонометр. ("Да, не забыть его послушать".) Она потянулась к сумке, достала фонендоскоп, повесила на шею.
Прошлась по комнате. Плетеная козетка у окна, кое-где продранная, такой же столик. И пыль, пыль. Напротив буфета книжный шкаф с резными колонками и выломанным замком. На полках что-то непонятное, чертежи какие-то. Из книг: "Теория и практика парашютной подготовки", Уголовный кодекс... о! Сборник Сельвинского. Вита достала книжку. "Моему взыскательному читателю Ростиславу Михайловичу Орлову 1930 г.". Вита прикинула, сколько лет было тогда "взыскательному читателю". Лет двенадцать-тринадцать. Поставила книжку на место, рядом со "Справочником машиностроителя".
Вита подошла к буфету, открыла: внутри было плохо. Тарелки не вымыты, а обтерты, по всей видимости, хлебом.
Коробочка с поливитаминами. "Молодится, старый хрен..."
- Взята с поличным! - Ростислав Михайлович поставил на стол скворчащую сковородку. - Прошу. - Он взглянул на Bиту. - У вас скулы в форме знака вопроса. Вспомнил: тонометр! - Он достал ручку.
Ручка не писала. Он тряхнул ее над полом. Капельки сорвались с пера на старинный, давно не мытый паркет.
- Простота нравов, - заметила Вита.
- Угу-у, - пробубнил Ростислав Михайлович, вписывая нужное слово. - Руки, кстати, не хотите помыть?
- Лень, - улыбнулась Вита. - Моешь, моешь весь день...
- Ну, сейчас я - кофе, и все. Магнитофон пока...
- Ростислав Михалыч! - донеслось из коридора. - К телефону!
- Вот, слушайте, - он нажал клавишу и вышел из комнаты.
Запел Окуджава. Вита подождала, когда шаги за дверью уйдут, достала помаду и посмотрела в зеркало. Губы были еще ничего, а вот румянца, прямо скажем, маловато. Она ткнула помадой в одну щеку, в другую и стала растирать их ладонями.
"Ничего еще девушка, - подбодрила она себя. - Старовата, конечно, да кто об этом знает?" Сняла зеленый поясок, но без него платье получалось уж очень балахонистое. Повязала снова: ничего, коричневое с зеленым не так уж плохо...
Над кроватью в углу комнаты висело что-то огромное, черное. Кошма не кошма... Бурка, догадалась Вита.
Она присела на узкую жесткую кровать. Над тумбочкой вместо настольной лампы зацепленный за гвоздь рефлектор. Лида таким греет нос от гайморита.
- Я говорю, посуду надо мыть, - сказала она, когда Ростислав Михайлович с кофейником в руках вошел в комнату. - Тараканы пойдут...
Он поставил кофейник на журнал и выключил магнитофон.
- Вы знаете, Виталия Леонидовна, нет тараканов. У всех есть, даже у Додика, а у меня не живут. Может, грязи боятся, живые все-таки существа...
- А это что у вас такое? - Вита качнула подвешенный над столом белый вялый абажур с большим количеством ненатянутых веревочек.
- Талисман. А по происхождению: вытяжной парашютик. "С помощью вытяжного парашюта вводится в действие главный купол. При отсутствии вытяжного парашюта главный купол вводится в действие без его помощи". Короче, бред сивой кобылы. Вреда больше, чем пользы. Только на талисман и годится.
Ростислав Михайлович достал из буфета тарелку, поставил перед ней.
- Ну, уж нет! - Вита отодвинула тарелку и притянула к себе сковородку.
Ростислав Михайлович достал из буфета вино.
- Я не буду! - замотала головой Вита. - Я от него помру. Водки рюмку я бы выпила.
- Водки нет. Могу сходить.
- Да Бог с ней, сядьте. Откуда у вас бурка?
- У этой бурки своя история, Виталия Леонидовна, - пожевав, сказал Ростислав Михайлович. - Я шел пальто купить. Захожу в комиссионку. Висит, несчастная. Никому не нужна. Купил, принес домой. Мать чуть не в слезы: у тебя же, говорит, пальто зимнего нет. Действительно нет. А эта - висит, пыль аккумулирует. Я погляжу на нее иной раз да как ударюсь плакать, а потом вспомню, что пальто зимнего нет, - смех берет. И главное: в шкаф не лезет, подлая, четыре метра в подоле.
- А что ж на пальто денег нет? Подработали бы где-нибудь...
- Вот и я думаю, - согласился он. - К вам на свидание шел...
- Это не свидание, - поправила Вита.
- ...На несвидание, - согласился Ростислав Михайлович. - Иду, вижу объявление: требуются сторожа. Помимо зарплаты бесплатное обмундирование, переходящее в собственность. Цитирую.
-- Прекрасно, - прокартавила Вита.
Ростислав Михайлович поднял голову от тарелки, взглянул на нее.
- Скажите "трактор".
- Тррактор, - сказала Вита. - Да ну вас! Чем чепуху городить, лучше включите. - Она ткнула вилкой в сторону магнитофона: - Я люблю Окуджаву.
И откинулась в кресле.
...Она допоздна просидела в мягком продавленном кресле. Пора было уходить.
- Ну, ладно, - сказала Вита, вставая. - Давайте послушаю вас напоследок. Объелась. - Она провела руками по животу: - Как вы считаете, я толстая?
- Гранд мадам бельфам, - прогундосил Ростислав Михайлович и достал из-под кровати напольные весы. - Прошу.
- Вы с ума сошли! - Вита отскочила от весов. - Я на них и в больнице-то не смотрю! Все врут! Холодильник бы лучше купили! - Она ногой задвинула весы под кровать. - Снимайте рубашку. - И вставила в уши пластмассовые наконечники фонендоскопа.
Ростислав Михайлович стянул свитер с дырой под мышкой и рубашку.
- Еще чуть - и прохудится, - устало улыбнулась Вита. - В сторожа надо. Фурункул? - спросила она, двигая фонендоскопом по его груди. Она всегда задавала вопросы, чтобы больной не очень зацикливался на прослушивании: - И тут? - она ткнула пальцем в сморщенный шрамик на плече. - Поглубже... Спиной... И здесь... А-а, это же не фурункулы... Это из другой оперы...
- Этот - из Венской.
- Да-а... - рассеянно сказала Вита. - Черт, жалко, давление нельзя померить... Дела-то у вас не очень...
- Она задумчиво посмотрела на Ростислава Михайловича, достала бланк, потерла переносицу. - Так. - Вита подняла указательный палец с перстнем, и буква "В", вытатуированная возле большого пальца, четко проступила сквозь загар. - Слушайте меня... Вы купите в аптеке...
- Подождите, - перебил ее Ростислав Михайлович. - Встаньте-ка на секунду.
- Зачем? - удивилась Вита, но встала. Ростислав Михайлович обнял ее. Очень крепко обнял за плечи и поцеловал.
Вита легонько постучала его по плечу.
- Это еще что такое?! Ростислав Михайлович!.. Пустите! Я буду кричать!
- Кричите. Только потише, а то услышат, - серьезно сказал Ростислав Михайлович и снова поцеловал ее. И потянул куда-то...
"Господи!.. Прическа помнется..."
- Ростислав!.. Рост! Ро-о-о-стик! - неожиданно пискляво выкрикнула она. "А голос-то у меня какой противный!.."
...Рост нащупал ящик тумбочки, с визгом вытянул его, достал очки. Очки плохо держались на его перебитом носу. Включил рефлектор.
- "...И страсть Морозова схватила своей мозолистой рукой..." - пробормотала Вита и потянулась к его очкам.
-- Очкарик к тому же. Сними: меньше увидишь - меньше потеряешь... прыгун...
Он отвел ее руку.
- Ну смотри, - Вита вздохнула. - Накормил тухлятиной, соблазнил - да еще рассматривает! Выпустишь ты меня?
- С течением времени, как говорил Остап Бендер. - Рост легонько провел ладонью по ее волосам, по лицу... - Вопросительные скулы...
- Хм, - дернула Вита головой. - То схватил, как горилла, а то гладит... будто котенка...
- Точно, - сказал Рост. - Эквидистантно. У меня дочки так кошек гладили: контур повторяют, а до шерсти дотронуться боятся... А нос почему кривой? Боксом занималась?
- Углядел! - Вита потерла переносицу. - Это еще в детстве. Артем...
- Ростислав Михалыч! - донесся из коридора старушечий голос. - Плиту оттерите, а то после вас вся в кофии. Присохнет за ночь.
- Иди, а я себя в порядок приведу, - сказала Вита.
- Ох, умереть - уснуть!
- Что так?
- Да нет, все прекрасно. Устала.
- Рост, - сказала Вита, когда они подошли к стоянке такси. - Сделай доброе дело, а? Устрой к себе Юрку на работу. Такой парень хороший, только балбес. Не доучился, в армию ушел...
-- А кто он тебе?
Вита задумалась.
- Зять мой бывший... Тоже чего-то чертит. Три курса кончил до армии... Устрой...
- Скажи "трактор", тогда устрою.
- Тррактор! Тррактор! Скажи лучше, как сердце.
- Космонавт.
- Смотри, космонавт, умрешь когда-нибудь при подобных обстоятельствах. Такое случается.
- У меня теперь при подобных обстоятельствах всегда будет под рукой врач.
-- Ишь ты! - Вита усмехнулась.
Подъехало такси.
Было это полгода назад. 2
Живот у Виты побаливал давно, года три. Знала только Ира: "Не дури, Вита, надо обследоваться. Не хочешь на третий этаж, лежи у меня в кабинете". Вита морщилась - пройдет.
Не прошло, болело. Но так по-страшному - первый раз.
Она позвонила Грише Соколову. Гриша, ее однокурсник, пошел по гастроэнтерологии. Днем работа, а по ночам сшивал кишки покойникам. Теперь, ясное дело, профессор, главврач клиники.
- Гринь, у меня чего-то живот болит нехорошо, - сказала Вита.
-- Заходи, поглядим, - ответил Гриша.
Вита зашла...
Сейчас они сидели у Гриши в кабинете. Гриша разливал коньяк.
- Я, Гринь, чего-то не хочу, - поморщилась Вита, и рука ее невзначай погладила живот.
Гриша выпил сам и закусил лимоном, обмакнутым в соль.
- Австрияки научили, - сказал он. - Значит, Вита, дело вот как обстоит. Чего у тебя - толком сказать не могу. Но резать надо - хуже не будет.
- А шрам через все брюхо? - невесело улыбнулась Вита. - Кавалеры разбегутся, а их и так-то: раз-два, и обчелся...
Страницы: [1] 2 3 4 5 6 7
|
|