Виктор О'РЕЙЛИ

ЗАБАВЫ ПАЛАЧА

"С древних пор самураи в большинстве своем были людьми неординарными,
волевыми и мужественными".

Юкио Мисима

"Хагакурэ"

"Затяни в ад или ран, не все ли равно? Загляни в неведомое - хотя бы
ради новизны ощущении!"

Шарль Бодлер

ПРОЛОГ

ОСТРОВ ФИЦЦУЭЙН К ЗАПАДУ ОТ ПОБЕРЕЖЬЯ ИРЛАНДИИ - 1981

Когда Руди сказали, что его повесят, он побледнел и едва устоял на
ногах.

Потом он снова обрел самообладание, и остальные поняли, что он
примирился с неизбежностью конца. У него не было выбора. Или он
согласится с приговором и сделает то, что от него требуется, или умрет
более мучительной смертью - причем в последнем случае погибнут и Врени,
и другие члены его семьи. Либо одна жизнь, либо несколько, а его все
равно ничто не спасет. Он вынужден был принять единственно возможное
решение. Ему пообещали, что казнь будет скорой и безболезненной.

Все равно он уже достиг предела, за которым не мог больше этого
выносить: все, что они делали или собирались сделать - пускай для этого
были сколь угодно веские причины, - вдруг стало казаться ему
отвратительным. У него кончились душевные силы. Его тело бунтовало, он
чувствовал себя больным и сломленным. В мозгу его то и дело всплывали
жуткие картины и воспоминания, а надежда и вера были мертвы. При
вступлении его предупреждали, что обратной дороги не будет.

Он думал о бегстве, о том, чтобы обратиться к властям или оказать
хоть какое-нибудь сопротивление, но он знал - знал с абсолютной
определенностью, - что их слова не расходятся с делом и все угрозы будут
выполнены. Он должен пожертвовать жизнью, иначе умрут и Врени, и Марта,
и Андреас.

По многим причинам смерть представлялась ему желанной. Его мучило
чувство вины, а выхода не было. Он знал, что ему нет прощения за то, что
он сотворил; он и сам не смог бы себя простить.

Приготовления совершались другими. Ему просто говорили, куда идти и
что делать. Когда он пришел к старому дубу, веревка уже висела на суку.
Она была тонкая, голубая - такими веревками у Дракера пользовались очень
часто и в самых разных целях. Трудно было поверить, что такая обычная
вещь оборвет его жизнь. Ему сказали, что все просчитано и его смерть
будет мгновенной.

Четверо остальных стояли вокруг, наблюдали и ждали, но не делали ни
малейшей попытки ему помочь. Он должен был действовать сам.

Он залез на дерево не без труда, так как кора была влажной и
скользкой после недавнего дождя. Встал на ветку и надел на шею петлю.
Поскользнулся и чуть не упал, схватившись за веревку, чтобы восстановить
равновесие. Руки у него дрожали, были холодными и липкими.

Он видел под собой двоих зрителей. Его захлестнула волна ужаса и
отчаяния, страстно захотелось увидеть чье-нибудь дружеское лицо. Через
несколько секунд он будет мертв. Вряд ли об этом кто-нибудь пожалеет.
Никто даже не узнает настоящих причин. Бернский руководитель организовал
его казнь так надежно, словно сам был здесь, а не в полутора тысячах
километров от этого тоскливого, насквозь промокшего леса.

Вдруг Руди подумал об отце и о той поре, когда все они жили одной
семьей и были счастливы. Он увидел перед собой отца - тот улыбался, как
прежде. Руди шагнул с ветки в пустоту.

Нескольких секунд оказалось мало. Инструкции бернского руководителя
были ясными: смерть не должна быть легкой. Руди умирал довольно долго.

Наблюдатели - устрашенные, взволнованные и вдохновленные - ждали,
покуда судороги, дерганье и хрипы не прекратились, а потом ушли.

По сравнению с тем, что им предстояло, это был сущий пустяк.

КНИГА ПЕРВАЯ

КАЗНЬ

Ирландцы? Я не хотела бы принадлежать к другому народу. Быть
ирландцем - это особое состояние духа. Мы в корне отличаемся от людей
иных национальностей, у нас другая философия во всем, что касается
удовольствий, кары за преступления, а также жизни и смерти...

Эдна ОБранен

"Мать-Ирландия"

Глава 1

Той ночью Фицдуэйн спал плохо, но, проснувшись, не смог бы сказать,
что его беспокоило. Когда он поднялся на орудийную площадку центральной
башни и посмотрел через парапет на светлеющее над горизонтом небо, шел
дождь. Он подумал, что дождь - это одно из тех явлений, с которыми
всякий уроженец Ирландии успевает сродниться с детства.

Более семи веков назад первый Фицдуэйн стоял почти на том же месте
почти с той же целью. Несмотря на дурную погоду, вид с орудийной
площадки радовал глаз - даже в угрюмом, ненастном месяце феврале. Земля,
на которую они глядели, принадлежала им, а все Фицдуэйны, вне
зависимости от своих индивидуальных черт, считали, что нужно держаться
данного им достояния.

Дождь перестал, и небо прояснилось. Крепость стояла на скалистом
утесе, и со своего наблюдательного пункта Фицдуэйн видел большую часть
острова. Ее только называли островом, эту узкую, продуваемую всеми
ветрами полосу земли, которая выдавалась в Атлантику и была отделена от
побережья Ирландии проливчиком шириной в каких-нибудь двадцать метров.
Здесь не было почти ничего, кроме заросших вереском болот, низких холмов
да грубых пастбищ. Через пролив вел мост, который соединял две нависшие
над волнами скалы.

Ближе к середине острова было озеро с пресной водой, на берегу
которого стоял маленький белый коттедж, крытый соломой. Из трубы его
вилась струйка дыма. Наверное, это готовили завтрак Марроу и его жена
Уна - супружеская пара, которая присматривала за крепостью и ее землями.
Лет двадцать назад, в Конго, Фицдуэйн служил под началом сержанта
Марроу.

Волны Атлантики кипели, разбиваясь о скалы у оконечности острова,
обращенной к океану. Фицдуэйн любил этот шум. Он поплотнее завернулся в
свой тяжелый плащ: порывы ветра, дующего ему в лицо, заносили соленые
брызги даже на такую высоту.

Он глянул на часы. Половина девятого. Пора двигаться. Он затворил за
собой выходящую на площадку дверь и начал осторожно спускаться по
винтовой лестнице. Каменные ступени были выбиты ногами людей, которые
пользовались этой лестницей в течение нескольких веков, а к складу и
арсеналу внизу вели целых пять пролетов. Комнаты сохранили прежние
названия. Хотя с почерневших крюков, вбитых в потолок склада, уже давно
не свисали куски солонины, имеющиеся в арсенале запасы оружия произвели
бы впечатление на любого уважающего себя нормандского рыцаря. А если бы
этот рыцарь был знаком с современными видами стрелкового вооружения и
прочими военно-техническими новинками, он поразился бы тому, как много
винтовок, пистолетов и автоматов хранится в тайниках этого замка. Хотя
ныне действующие ирландские законы и запрещали это, Фицдуэйн, следуя
семейной традиции, коллекционировал оружие.

В своем первоначальном виде крепость представляла собой прямоугольную
пятиэтажную башню с орудийной площадкой наверху и входом на втором
этаже, до которого можно было добраться только по приставной лестнице.
На протяжении веков замок укрепляли и модернизировали. Теперь к главной
прямоугольной башне примыкала трехэтажная, крытая шифером пристройка.
Приставную лестницу заменили каменные ступени. Двор замка, где
располагались конюшни и разные хозяйственные строения, был обнесен
крепкой стеной. В шестнадцатом столетии в замке появилась сеть потайных
ходов и складов.

Во внешней стене имелась двухэтажная сторожевая башня, или
"барбакан", - тут был расположен вход, самое слабое место в обороне
любого средневекового замка. Пол выдающегося наружу второго этажа
изобиловал отверстиями - "дырами смерти", - сквозь которые защитники
крепости сбрасывали на головы штурмующих камни и поливали их кипятком.

Тяжелая опускная решетка из железных прутьев, которой прежде
перегораживали вход - при необходимости она падала вниз в мгновение ока,
точно гильотина, - давно истлела, но во времена наполеоновских войн ее
восстановили. Готовая к действию, со смазанной лебедкой, она висела на
своем месте в ожидании штурма, которого уже никогда не будет. Снаружи
крепость с двух сторон защищали горы, а остальные подходы были перекрыты
глубоким рвом.

Данклив, фамильную крепость Фицдуэйнов на протяжении более чем семи
столетий, еще никому не удавалось взять приступом. Фицдуэйн слегка
гордился этим обстоятельством, хотя в конце двадцатого века оно вряд ли
имело какое-нибудь практическое значение.

По перекинутому через ров деревянному мосту простучали копыта.
Фицдуэйн слегка сжал коленями круп лошади, и Пукка, повернув, не спеша
направилась по склону к вершине пологого утеса. Далеко внизу море билось