Керен Певзнер.

Смерть пилигрима

СТРАННОЕ все же место - приемная зубного врача. Там сидят люди, которых
привела острая необходимость или невыносимая боль - в общем, мотивы самые
разные, но ни одного среди них веселого. И только переступив порог, они
начинают мучиться сомнениями: боль внезапно пропадает, словно ее и вовсе не
было, страх перед конечной цифрой гонорара за услуги проникает за заднюю
стенку сердца, и несчастный клиент готов терпеть все благоглупости соседей,
лишь бы не прислушиваться к противному звуку бормашины, ноющей на одной
ноте, и к глухому лязганью пыточных инструментов.

В приемной доктора Иннокентия Райса мы с Дарьей оказались после того,
как моя дочь всю ночь простонала, держась за щеку. Заваривая ей ромашку с
шалфеем, я гадала, на сколько платежей по кредитной карточке можно будет
разбить плату за ее лечение и покроет ли дополнительная страховка, которую я
неукоснительно вношу в больничную кассу, хотя бы часть расходов.

- Да уж... - сказал старичок, сидящий рядом с нами в приемной, - эти
стоматологи умеют зарабатывать деньги. Настоящие а идише коп.

- Мам, - тянула меня дочь, - ну пойдем, у меня уже ничего не болит.
Пойдем.

- Сиди! - одернула я ее. - Не хочу еще одной ночи с ариями Кармен.

- Их мамы знали, куда устроить своих детей. Хотя мне тоже довелось
хорошо пожить в той жизни, - продолжил старичок свои рассуждения о способах
зарабатывания денег на доисторической родине. - Вы знаете, что такое
молдавская свадьба?

Все ясно. Дед был кишиневским евреем.

- Нет, не знаю, - ответила я, только чтобы не препираться с Дарьей.
Вроде бы взрослая девица, пятнадцать лет, а ведет себя, как маленькая.
Воистину, это очень странное место - приемная зубного врача.

- У меня даже был помощник! - торжественно поднял дед вверх палец
правой руки.

- Для чего?

- Как для чего? Мы фотографировали свадьбы, - Старик задумался, пожевал
губами, вспоминая то золотое время, и продолжил. - Мы приезжали с Семеном.
Столы уже накрыты во дворе, все пьяные с утра. Бабы носятся с пирогами,
поросята на столах, зажаренные целиком. И платки... Платки дарят дюжинами!
Деньги на подносы швыряют не глядя. Кум дал, а я - вдвое...

Старик, видимо, был горд за славный молдавский народ, умеющий гулять с
таким размахом.

- И мы с Семеном начинаем фотографировать. Носимся, как угорелые.
Снимаем и невесту с женихом, и свояков, и маму с кумами.

- Что? - переспросила Дашка. Она уже не ныла, а с интересом
прислушивалась к рассказу. Я перевела ей на иврит слово "кум" и объяснила,
что это значит.

- Все надо делать быстро... Мы щелкали две ленты, неслись домой,
проявляли, потом обратно, и они заказывали - этих десять, а этих двадцать.
Жок хорошо шел.

- Даша, жок - это национальный молдавский танец, наподобие хоры.

- Мам, откуда ты это знаешь? Ты же не была в Молдавии? - удивилась
дочь.

- Книжки читай! - я щелкнула ее по носу и, обернувшись к деду,
спросила. - А как потом с вами расплачивались?

- Как-как, с трудом. Мы всю неделю с Семеном печатали карточки. Потом в
деревню везли. А за неделю там все уже протрезвели и никому платить неохота
было. Но все обходилось.

Я с недоверием оглядела тщедушного старика. Видимо, он понял мои
сомнения.

- Так у меня Семен был мастер по вольной борьбе. Голова и шея одного
объема.

Из кабинета вышла бледная дама и старичок поднялся с места.

- Моя очередь, - с сожалением произнес он и исчез за дверьми.

- Он совершенно прав, - вдруг произнес молчавший до того
интеллигентного вида человек лет сорока, в темных очках, - свадебный бизнес
- очень доходное дело.

- Вы тоже фотографировали на молдаванских свадьбах? - спросила моя
неуемная дочь.

- Нет, на свадьбах я не фотографировал, не пришлось, но когда моя
супруга наконец решила выйти за меня замуж, ей отсюда прислали великолепное
платье. Она была в нем как принцесса!

- Отсюда - это из Израиля? - уточнила Дарья.

- Да, - кивнул интеллигент, - мы тогда жили в Петрозаводске. И когда
свадьба прошла, жена решила платье продать. Я сказал: "Семьсот рублей, и ни
копейкой меньше!" Тогда это была зарплата за полгода.

- И что, нашлись покупатели? - спросила я.

- Давали пятьсот, пятьсот пятьдесят, но не семьсот. Жена уже хотела
продать, но я стоял на своем. И тогда пришла подруга жены и попросила его
напрокат за двести рублей. Она выходила замуж.

- Вы отдали?

- Вы знаете, чем была корова в крестьянской семье? - оживился он. -
Кормилицей!.. Я не давал жене дотронуться до этого платья. Сам его стирал и
штопал. Люди дату свадьбы переносили, только чтобы платье было не занято.
Выйти в нем замуж считалось и престижно, и хорошей приметой - значит брак
будет крепким и обеспеченным. Его возили даже в Симферополь! А когда
количество вырученных денег перевалило за пять тысяч, я перестал считать...

- Вот здорово! - восхитилась Дарья. - А где оно сейчас?

- В Петрозаводске, - пожал плечами наш собеседник, - когда мы уезжали в
Израиль, я той же подруге и продал его за семьсот рублей. Теперь она его
напрокат сдает.

Старичок вышел из кабинета и мы поднялись с мягкого диванчика.

Доктор Райс смотрелся в своем кабинете, переполненном разными
хромированными штучками, как штурман космического корабля. Зубоврачебное
кресло, раскрытое как лежанка, только дополняло впечатление. Хотя мне не
встречались штурманы маленького роста, с черепом неправильной формы и
небольшим брюшком, выпиравшим из белого халата.

- Садитесь, девушки, - обратился он к нам, - ну-с, кого будем
пользовать?

- Ее, - я подтолкнула дочь к креслу и она нехотя на него взобралась. -
Всю ночь колобродила, за щеку хваталась.

- Посмотрим, посмотрим, - пробормотал доктор и застегнул на Дарье
одноразовый нагрудник. Дашка послушно разинула рот.

Далее последовали манипуляции с рентгеном.

- Пульпит, - изрек доктор, вглядываясь в черную пластинку, - нужно
лечить корень.

- Нужно, так нужно, - вздохнула я. - Только сначала посмотрите,
пожалуйста, что еще нужно и составьте смету. А потом будем лечить.

Иннокентий Райс глянул на меня:

- Где вы работаете...

- Валерия, - подсказала я.

- Где вы работаете, Валерия?

- У меня небольшое бюро по переводам документов на улице Соколова, плюс
сопровождение...

- Что?

- Успокойтесь, доктор, - остановила я его, так как была готова к такой
реакции. - Слово "сопровождение" испохабили в наше время, предлагая дешевых
проституток, будто богатенькие бизнесмены не могут пойти на пьянку одни. В
мои обязанности входит за определенную почасовую плату сопровождать по
разным общественным и государственным организациям людей, которые только что
приехали в Израиль, не говорят на иврите и не знакомы с реалиями нашей
бюрократии.

- Понятно, - кивнул он, высчитывая на бумажке свой приговор. - Вашей
дочери понадобится пластинка на зубы для исправления прикуса и несколько
пломб. Минус тридцать три процента страховки, это получается...

Договорить ему не удалось. Дверь кабинета распахнулась, и в комнату
вошел бомж. За собой он тащил все свои пожитки - скатку спального мешка,
рюкзак и связанную вместе пару тяжелых ботинок.

- Илюша, в чем дело? - нахмурился доктор. - Я же просил...

Вид у Илюши был устрашающий: седые волосы длинными прядями падали на
плечи, безумные голубые глаза блуждали, не фокусируясь ни на каком
определенном предмете, в неухоженной бороде застряли крошки. Одет он был в
какую-ту хламиду неопределенного цвета и в порванные на коленках джинсы.

- Я нашел, Кеша, нашел!

- Эврика, - сказала моя дочь, с интересом разглядывая пришельца. Его
присутствие отдаляло мучительный миг знакомства с бормашиной.

- Илюша, дорогой, успокойся, - доктор Райс говорил тихим спокойным
голосом, смотря в глаза вошедшему. - Отправляйся домой, не видишь, я
работаю, у меня клиенты. Скоро обеденный перерыв, я закрою кабинет и приду
поесть. Там ты все мне расскажешь. А сейчас выйди и подожди меня внизу.
Ладно?

Бомж ничего не сказал, понурил голову и вышел из кабинета, волоча за
собой пожитки.

Мы вернулись к нашим баранам.

- Простите, Валерия, - сказал он, - я надеюсь, это досадное
недоразумение больше не повторится. Итак, общее лечение плюс пластинка
стоит...

Он назвал четырехзначную сумму, достаточно большую для моего бюджета,
но не смертельную. Мы договорились на шесть равных платежей, я выписала
чеки, и доктор Иннокентий Райс включил бормашину.

В перерыве, когда он перекладывал инструменты, я не удержалась и
спросила: