Tатьяна ПОЛЯКОВА

ИНТИМ НЕ ПРЕДЛАГАТЬ

Он стоял передо мной, уставясь в пол, переминался с ноги на ногу и громко
сопел, пытаясь таким образом выразить свое негодование по поводу
затянувшегося допроса.

- Ну и?.. - вздохнув, спросила я. Он поскреб затылок, поддал кроссовкой
угол коврика, склонил голову ниже и засопел еще выразительнее. - Так, -
удовлетворенно кивнула я, медленно наливаясь краской. Само собой,
удовлетворение относилось не к тому факту, что Сенька молчит как рыба,
намекая на свое присутствие лишь выдающимся сопением, а к тому, что я в
очередной раз оказалась права: педагог из меня никудышный и со стороны
сестры было чистым безумием попросить меня присмотреть за ее единственным и
чересчур любимым чадом. Десять дней назад именно эту мысль я пыталась
довести до ее сознания, когда она, позвонив часа в два ночи, с места в
карьер заявила:

- Дарья, мы уезжаем.

- Свинство какое, - чуть не плача ответила я. - Я только что уснула, и
вот пожалуйста.

- Не ворчи, - отмахнулась Машка, которая была на тринадцать лет старше
меня и по этой самой причине верила, что совершенно необязательно считаться
с моим мнением. - Ты слышала, что я сказала?

- Конечно. - Я потерла глаза и устроилась в постели поудобнее, зная
склонность сестры к долгим телефонным разговорам.

- Ну и что?

- Что? - удивилась я.

- Мы уезжаем, - начала свирепеть Машка. - А ты даже не спросишь куда.

- Слушай, два часа ночи, чего ты от меня хочешь? Ну куда?..

- Мы едем на раскопки. В пустыню...

- Тоже мне новость. - Теперь я начала злиться: сестра у меня археолог,
так же как и ее муж, и в этой самой пустыне они сидят безвылазно по девять
месяцев в году, окончательно свихнувшись на черепках, костях, неолите и
прочей совершенно недоступной моему пониманию ерунде. Впрочем, крамольных
мыслей в присутствии сестры я никогда не высказываю. - Слушай, Машка, -
жалобно начала я. - Вали в свою пустыню и позвони мне оттуда днем, а? У меня
нормальный биологический цикл, ночью я сплю, хоть ты можешь мне и не
поверить...

- Помолчи немного, - прервала сестра мои излияния. - Мы уезжаем через два
дня. А у Сеньки каникулы. Что ему делать в пустыне?

По моему мнению, там и Машке делать было нечего, а уж ребенку тем более.

- Отправь его к бабушке, - понемногу приходя в себя, посоветовала я.

- Ты же знаешь, Марина Васильевна недавно перенесла операцию, ей нужен
покой...

Тут до меня наконец-то дошло: Машкина свекровь поправляется после
операции, другой близкой родни у нас не наблюдается, выходит...

- Э-э, - начала я не совсем уверенно. - Ты хочешь, чтобы я взяла Сеньку к
себе?

- Конечно. На два месяца. У тебя же отпуск. Вот и отдохнете.

Вообще-то я планировала провести отпуск иначе.

- Слушай, а кто всегда считал, что мне нельзя доверять ребенка, что я его
испорчу, все такое...

- Я и сейчас так считаю, но у меня нет выбора. В общем, я купила билет.
Сенька приедет в среду, в 15.20. Обязательно встреть его, он непременно
наберет груду всякого дурацкого барахла.

- Хорошо, - покорно сказала я. - Только потом никаких претензий. Я плохой
педагог, и тебе это доподлинно известно, я не умею воспитывать детей,
особенно твоего Сеньку, а если и воспитываю, то не правильно.

- Воспитывай как умеешь, домой вернется, и будем перевоспитывать. Значит,
в среду, в 15.20. Не забудь.

В среду я, изнывая от жары, томилась на вокзале, приехав туда где-то в
половине третьего, автобус запаздывал, и я битый час торчала на солнцепеке.
Видавший виды "Икарус" наконец возник из-за поворота, остановился, странно
дернулся, а я подумала: "3а сорокаминутное опоздание грех на него обижаться.
Скорее удивляет, как эта развалина вообще смогла преодолеть четыреста
километров". Дверь открылась, появились пассажиры, а я принялась
высматривать Сеньку. Голова его тут же возникла в третьем окне, он улыбался
и махал мне рукой. Я тоже замахала руками, неизвестно чему радуясь, а через
пару минут любимый племянник оказался в моих объятиях.

- Рада, что я приехал? - спросил он, излучая довольство.

- Еще как, - ответила я.

- Меня на все каникулы отправили. До тридцатого августа. Здорово,
правда?

- Я счастлива.

- А у тебя когда отпуск?

- С пятнадцатого июля.

- Класс, на рыбалку поедем, на Волгу, как в позапрошлом году? А еще можно
в поход на великах...

- Можно, - согласилась я. То, что меня ожидает чрезвычайно активный
отдых, сомнений не вызывало. Болтая таким образом, мы извлекали из багажного
отделения сумки, я насчитала их восемь штук. - Что это такое? - удивилась я,
когда Сенькино добро было выгружено и заняло все свободное пространство
вокруг нас.

- Вещи, - пожал плечами племянник.

- Вижу, что вещи. В твоем возрасте я путешествовала налегке. И как, скажи
на милость, мы допрем все это до машины?

На счастье, стоянка была недалеко, навьюченные, как верблюды, короткими
перебежками мы добрались до нее и погрузили вещи в багажник.

- Дарья, - ликовал Сенька, - я так рад, что приехал к тебе...

Ну а теперь он вовсе не улыбался, а усердно сопел, не оставляя ковер в
покое, ковырял его кроссовкой и томился под моим горящим взглядом.

- Объяснять ты ничего не хочешь, - кивнула я. - Я, со своей стороны, не
желаю видеть племянника инвалидом, а дело, судя по всему, идет к этому.
Остается одно: дать телеграмму твоим родителям...

- Не надо, - торопливо сказал он.

- Надо, надо, ты почти калека, а я даже не знаю, в чем дело...

- Никакой я не калека, чего ты выдумываешь? - Сенька коснулся пальцами
синяка под левым глазом прямо-таки выдающихся размеров и добавил:

- Обычное дело...

В принципе, я была с ним согласна: синяк для четырнадцатилетнего
мальчишки и в самом деле не бог весть что, да вот беда, его правый глаз
украшал точно такой же синяк, приобретенный вчера, и тоже по обычному делу.
Так как у Сеньки, как у всех нормальных людей, только два глаза, мне
оставалось только гадать, в каком виде он появится завтра.

- Вчера ты неудачно упал с велосипеда, - добавив в голос суровости,
напомнила я. - Упал с велосипеда и заработал синяк под глазом. Я не учинила
тебе допрос с пристрастием, хотя сама, падая с велосипеда, обдирала коленки
или лоб, на худой конец. Но сегодня тебе все же придется объяснить, почему
ты так упорно падаешь с велосипеда, и все на глаза.

- Это мое личное дело, - пробормотал он.

- Извини, теперь уже нет. Я за тебя отвечаю. Если бы твоя мать видела
тебя сейчас, с ней бы случился нервный припадок. Отправляя тебя ко мне, она
рассчитывала, что здесь ты по крайней мере в безопасности. И что?

- Что? - Теперь он вздохнул со всхлипом, опустил готечи и принял самый
что ни на есть покаянный вид.

- Ничего. Завтра же с первым автобусом к бабушке, а там к родителям в
пустыню. В пустыне драться будет не с кем, на то она и пустыня.

- Я за правое дело, - торопливо сказал он.

- Само собой, - кивнула я. - А что за дело такое?

Он еще немного помялся, но все же ответил:

- Он фотографию отобрал. И не отдает.

- Фотографию? - не сразу дошло до меня. - Какую?

- Анину...

Аня - это, между прочим, Сенькина девушка. Он, как истинный влюбленный,
носил ее фото с собой в одном чехле с проездным билетом.

- Зачем кому-то ее фотография? - нахмурилась я.

- Незачем, просто из вредности. Я ее Петьке показывал, а этот гад подошел
и выхватил. Я говорю, отдай, а он всякие гадости... Я ему и врезал.

- А он тебе, - подсказала я.

- Между прочим, их было трое, а я один...

- Почему один, а Петька?

- Петька удрал. Испугался.

- Вот так друг. А на труса вроде бы не похож.

- Петька не трус, он испугался, Упыря все боятся. И я боюсь, но ты сама
всегда говоришь: со злом надо бороться и всяким гадам спуску не давать. А
Упырь самый настоящий гад и есть.

"Вот уж что верно, то верно".

- Да где ж вас черт свел? - не очень педагогично рявкнула я. - Ведь Упырь
к нам во двор не ходит.

- В парке. Мы с Петькой в тир пошли пострелять, а потом за мороженым.
Сидели на скамейке, а эти сзади подошли. Упырь фотографию у Петьки вырвал...
у меня бы не вырвал.

- Ясно, - пробормотала я. - А сегодня вы где встретились?

- Мы не встретились. Я сам к нему в парк ходил, чтоб фотографию вернуть.

- Вернул?

- Нет. Ну ничего...

- Завтра опять пойдешь? - кашлянув, спросила я, пытаясь скрыть чувство
глубокого неудовлетворения, всецело заполнившего мою душу.

- Пойду, - буркнул Сенька упрямо.

- Может, он уже разорвал ее?

- Нет. Он мне ее показывал. Дразнит...