Михаил АХМАНОВ
ШУТКИ БОГАЧА (КРЫСОЛОВ II)
Анонс
изволит шутить миллиардер, владелец райского острова в южных морях. Но для
Алексея Каргина, бывшего офицера спецназа, эти шутки чуть не обернулись
трагедией. Герой же романа ?Крысолов? волею судеб впутался в историю, став
обладателем секрета, за которым охотятся ЦРУ, ФСБ и российские мафиози.
Глава первая
оно давит на плечи Каргина неподъемным грузом, пригибая к пыльной, такой же
желтовато-серой земле. Будто и не небо вовсе, а плоский каменный монолит,
крышка огромного гроба, подпертая тут и там изломанными конусами гор. Горы
выглядели мрачными, бесплодными, совсем непохожими на Альпы в уборе из льдов
и снегов или никарагуанские нагорья, заросшие влажным тропическим лесом.
грунта. На дне - люди, молодые парни в защитных гимнастерках. Двое мертвых,
пятеро живых. Вернее, полуживых: ворочаются, стонут, скребут обрубками
пальцев по стенкам ямы, крутят головами; лица в засохших кровяных потеках,
на месте глаз - багровые впадины, щеки изрезаны ножом, в провалах ртов -
беззубые десны, вспухшие языки.
шапках, с карабинами и автоматами, притороченными за спиной. В руках -
кетмени. Их стальные блестящие лезвия ходят вверх-вниз, засыпая лежащих в
яме ровным слоем земли и камней. Слой вначале тонок, и Каргину удается
различить очертания мертвых тел под ним и тех пятерых, которые еще
ворочаются и мычат в бессильной попытке отсрочить неизбежное. Но кетмени в
неспешном ритме взлетают вверх и падают вниз, глухо стучат комья почвы, яма
мелеет на глазах, сливается с бурым горным склоном, исчезает? Мужчины,
выпрямившись, стирают пот, переговариваются резкими гортанными голосами,
спускают штаны, мочатся. Каргин, невидимый призрак, грозит им кулаком,
скрипит зубами, потом запрокидывает голову, смотрит в небо - там, на сером
облачном покрывале, расплывается багряный круг. Чужое небо, злое?
belt? Миловидное личико хрупкой чернокожей стюардессы маячило перед ним;
правую щеку, заставляя щуриться, грело солнце. Каргин моргнул, потом, как
было ведено, нашарил пряжку, застегнул ремень, повозился в кресле, косясь в
иллюминатор: небеса за бортом самолета сияли чистой бирюзой, плыли в них
белые полупрозрачные перышки облаков, и где-то вдали, на востоке, вставал
над хребтом Сьерра-Невада золотистый и ласковый солнечный диск. Мерно гудели
моторы, ?боинг?с буйволиным упорством таранил воздух, зевали проснувшиеся
пассажиры, стюардессы голубыми тенями скользили в проходах, склонялись над
дремлющими, улыбались, щебетали. Ночь закончилась, а вместе с ней подходил к
концу рейс Нью-Йорк - Сан-Франциско.
Афгане ему не довелось повоевать, а в других местах - скажем, в Боснии или
Руанде - он не видел, как людей живыми закапывают в землю. В Боснии
стреляли, в Руанде жгли, в Заире душили стальной проволокой, а в Никарагуа
контрас втыкали мачете под ребра и резали наискось живот, как в фильмах про
японских самураев. Об этом эпизоде, об израненных пленных, закопанных
живьем, ему рассказывал отец. Случилось это в начале восьмидесятых, когда
старший Каргин, уже генерал-майор и командир бригады, собирался к новому и
последнему месту службы - на родину, в Краснодар. Младший в те годы осваивал
воинскую науку в Рязанском училище ВДВ и, по молодости лет, мечтал о ратных
подвигах и благородной миссии воина-интернационалиста. Правда, недолго:
месяцев через восемь его отправили стажироваться на Кубу,а после - в
Никарагуа, где все иллюзии испарились под жарким тропическим солнцем.
Подарок от контрас пуля в плечо-этому тоже поспособствовал. Рана долго не
заживала, начались воспаление и лихорадка; месяц Каргин провалялся в бреду в
лесном лагере сандинистов, пока его не вывезли в Гавану.
замечено, что сновидение это не к добру - вроде бы вещее, к большой крови,
но непонятно чьей, своей либо чужой. Кровь лилась всюду, где он побывал, но
с особым обилием в Африке, в Анголе или той же Руанде, когда его группа
штурмовала вместе с бельгийскими парашютистами Кигали, руандийскую столицу.
А через год, в девяносто пятом, он снова увидел тот же сон - в Боснии, под
Сараево. Там подразделения Легиона вели диверсии и разведку, и Каргин вместе
со своими солдатами угодил под бомбы, когда авиация НАТО равняла сербские
позиции с землей. Его контузило, а вдобавок пара осколков прочертила
кровавые полосы на скуле под глазом и под левой ключицей. К счастью,
контузия оказалась легкой, а шрам на скуле был невелик и мужского обаяния
Каргина не портил?
берегов, серебристая поверхность залива, похожего на наконечник копья, и
длинные мосты, казавшиеся сверху стальными блестящими рельсами, усеянными
армадой цветных жучков-автомобилей. Через минуту-другую из утренних туманов
выплыл город: улицы, круто сбегавшие к воде, бесчисленные трубы и дома,
зеленые деревья, желтые пляжи и небоскребы - не столь грандиозные, как в
Нью-Йорке, но все же намекавшие, что в этих заморских краях Фриско - город
не из последних. Шпили небоскребов вдруг стремительно рванулись вверх, рев
турбин на секунду оглушил Каргина, под ложечкой засосало - как в то
мгновение, когда вываливаешься из самолетного люка и парашют еще не раскрыт,
но грохот двигателей тут же стал тише, город исчез, и под брюхо ?боингу?
ринулось поле в изумрудной траве, расчерченное серым бетоном
взлетно-посадочных полос. Затем - слабый удар шасси о землю, плавное
неторопливое торможение, гусиная шея трапа, мелькнувшего за иллюминатором, и
голосок стюардессы, приглашавшей к выходу.
с голубоватыми прядками парике, с недоумением уставилась на него. ?Видно,
Мильтона не читала?, - решил Каргин, дружелюбно улыбнулся соседке и
расстегнул ремень. Тоскливый сон проваливался в прошлое вместе с
воспоминаниями о джунглях Анголы и Никарагуа, пыльных равнинах Ирака,
хорватских горах, заирских реках и прочих местах, где довелось ему повоевать
в бытность легионером или ?стрелком?. Теперь его ожидала другая работа -
какая в точности, в его контракте не было обозначено, однако Каргин
рассчитывал на что-то сравнительно мирное. К примеру, на должность
технического эксперта или консультанта. По предварительной информации,
полученной в Москве, его наниматели были связаны с оружейным бизнесом, а в
оружии Каргин разбирался неплохо - даже отлично, если не говорить о
какой-нибудь экзотике вроде орбитальных лазеров. Существовала, правда, одна
неясность: к чему им российский офицер, пусть и повоевавший на всех
континентах за исключением Австралии? На сей счет у Каргина не имелось
никаких разумных гипотез. Однако такие неясности не повергали его в
смущение: во-первых, как всякий хороший солдат, он привык к внезапным
зигзагам судьбы, а во-вторых, платить обещали щедро - вдвое против его
капитанского жалованья в Легионе.
прихватил в багажном отсеке сумку и покинул ?боинг?, смешавшись с гомонящей
толпой пассажиров. У нижней ступеньки трапа стояла стюардесса - не та
темнокожая малышка, что разбудила его, а высокая, длинноногая, с
оливково-смуглым лицом и жгучими испанскими глазами под веером темных
ресниц. Каргин подмигнул ей и получил в ответ многообещающую улыбку. Он
привык к успеху у женщин, особенно у черноглазых брюнеток лет под тридцать,
лишенных как брачных иллюзий, так и излишней скромности. Впрочем, шатенки и
блондинки тоже дарили его вниманием. На всех континентах и материках, во
всех городах и весях высокие крепкие парни с рыжеватой шевелюрой и холодным
блеском серо-зеленых зрачков были в хорошей цене; такой товар шел нарасхват,
ибо годился для многого, от резвых плясок в постели до марш-бросков в
заирских болотах. В части постелей Каргин был весьма разборчив, а вот по
болотам, холмам и пескам пришлось поползать основательно, и этот опыт не
исчез без следа. Кроме заметной внешности, он обладал тем, что женщины
больше всего ценят в мужчинах: уверенностью в себе.
провожает его долгим призывным взором. ?Спросить, что ли, телефон?..? -
мелькнула мысль. Он даже замедлил шаг перед стеклянной вращающейся дверью,
но тут ее створки крутанулись, и Каргин нос к носу столкнулся с другой
девицей, державшей в руках табличку с его именем. Эта тоже была загорелой и
длинноногой, но с карими глазами и масти посветлей, что-то среднее между
блондинкой и шатенкой. ?Лет двадцать пять, симпатичная?, - отметил он и
решил, что от добра добра не ищут.
растянув ?р?, и это заставило его усмехнуться: голос мягкий, приятный, а
получилось будто ворона каркнула.
странам, Британии, Франции и Испании, и там его называли Алекс - вполне
пристойная трансформация имени Алексей, проставленном в метрике,паспорте и
прочих российских бумагах. Но в Легионе не признавали ни пристойности, ни
имен, и там он сделался Керком - или просто КК. Капитан Керк, командир
диверсионной группы ?Би?, еще именуемой синей ротой ?гиен?..
оказалось энергичным и крепким. - А вы, значит, Керк? Это гораздо лучше.