Александр Абрамов, Сергей Абрамов.
Селеста-7000
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЖДЕНИЕ СЕЛЕСТЫ
1. ВСТРЕЧА В ОТЕЛЕ
встречи в отеле. То был ветхий, старомодный отель, вернее,
гостиница-пансионат, облюбованная главным образом нью-йоркскими
старожилами. Жили в ней посезонно преимущественно актеры не из крупных и
годами - холостяки и старые девы, сумевшие сберечь кое-что, как говорится,
на черный день. Жили в пропыленных, прокуренных и захламленных номерах, не
ропща и не жалуясь, потому что роптать бесполезно, а жаловаться некому. Да
и само расположение гостиницы в городе служило как бы предостережением для
строптивых и недовольных: в десяти минутах ходьбы благопристойная Третья
авеню незаметно переходила в печально известную Бауэри - улицу ночлежек,
притонов и забегаловок, иначе говоря, последний круг нью-йоркского ада.
"Выкинут из номера - покатишься на Бауэри", - говорили старожилы в баре
гостиницы, с нескрываемым удивлением и даже сочувствием поглядывая на
чудаков приезжих, рискнувших по неведению поискать приюта в этом отеле.
русских - Рослов и Шпагин, прибывшие в Нью-Йорк на симпозиум математиков и
биологов, кровно заинтересованных в проблемах биологической радиосвязи, а
точнее говоря, в поисках физико-химических пружин, приводящих в действие
механизмы информации и мышления. Приехали они с запозданием,
забронированные для них гостиничные номера были захвачены другими
участниками симпозиума, а в отель на Третьей авеню их привез нью-йоркский
таксист, хорошо знавший все места в городе, где может приклонить голову
странник. Странники наши устали, да и выбора у них не было, вот и пришлось
им на все время симпозиума прочно обосноваться в угловой комнате на
восьмом этаже для сна, отдыха и традиционной яичницы с ветчиной на завтрак
и ужин. Особенно все это не удручало: отель был тихий, никто не
навязывался в знакомые, и даже в темном баре можно было посидеть
полчасика, не привлекая любопытства завсегдатаев. Оно лениво проснулось с
первым появлением русских и тут же угасло. Тем более неожиданным оказался
их последний вечер в гостинице.
командировка в Лондон: их пригласил "поработать немножко" в его
лаборатории профессор Сайрус Мак-Кэрри, глава новой английской
математической школы и, как говорили в кулуарах симпозиума, звезда первой
величины на небосклоне мировой кибернетики. Это любезное приглашение,
во-первых, совпадало с задачами, поставленными перед ними советскими
научными организациями, а во-вторых, просто льстило самолюбию двух
советских парней, ни один из которых, несмотря на докторскую степень, еще
не дотянул до тридцати лет. "Счастливый возраст, возраст Эйнштейна и
Дирака, когда только и рождаются подлинные ученые. Я завидую вам, дети
мои", - сказал Мак-Кэрри. Рослов и Шпагин смущенно и благоговейно молчали.
Внимание английского ученого избавило их даже от всех необходимых, но
крайне утомительных бюрократических сложностей: предоставленная им в этой
командировке свобода действий еще не обеспечивала ни виз, ни гостиниц.
Визы и гостиницу в Лондоне Мак-Кэрри оформил буквально за один день.
Только просил подождать его недельку, отдохнуть и познакомиться с городом
- ему предстояло прочитать еще несколько лекций в Колумбийском
университете.
дальнего плавания стали на якорь в баре, впервые за все время пребывания в
отеле заказав не пепси-колу, а соду-виски. Напиток был омерзителен, нечто
вроде скверного коньяка, разбавленного шипучкой. Оба морщились и пили:
ведь им улыбалось счастье.
не обладал необходимыми для нее качествами: он не понял своего
собеседника.
снова спросил:
стояла девушка - красный мак на песчаных дюнах; светло-соломенные волосы и
такого же цвета юбка закрепляли впечатление. Зрительная ассоциация тотчас
же подсказала Рослову, что оно вторично: он вспомнил шепот на скамьях
симпозиума, когда эта же девушка подымалась на кафедру.
медленные реакции. Попробуй ассоциативные связи. Кто делал сообщение о
поисках мышления на основе виртуальных и реальных мезонов?
разглядел. А докладик так себе: шаг вперед - два назад.
естественное стремление для кибернетика к кодированию десятизначных чисел.
Двоичная форма тройки - одиннадцать. А сегодня одиннадцатый день нашего
пребывания в Нью-Йорке.
стремление к общению с коллегами по ремеслу.
чужая в здешнем дыму и сумеречности. У Шпагина перехватило дыхание.
он.
Еще не вем. В общем, не пепши, Петше, вепша пепшем...
спросила она на чисто московском диалекте с еле заметным польским
акцентом.
просто Яна?
двух докторов наук приняло, как говорят математики, экстремальный
характер. На красный цветок налетел ураган.
Что делает в Варшаве? Почему оказалась в этой гостинице? Когда собирается
уезжать?
Сперва на мехмате, потом в НИИ. Немножко работала у Каммингса в Рокленде -
уже варшавяне командировали. Интересовалась теорией регулирования в
применении к патологическим отклонениям человеческой психики. Видите, куда
уже забираются кибернетики. А в гостинице живу все время, только в бар не
заглядывала - потому и не встретились. Ну, что еще спросите?
стрелки смешинок-морщинок у глаз, потом громко и обрадованно вздохнул:
меня тогда борода.
читали стихи у моего уха. Ужасно щекотно.
Тихонова. "Как пленительные полячки посылали письма ему, как вагоны и
водокачки умирали в красном дыму". Вагоны и водокачки уже и тогда умирали
только в военных фильмах, а вот пленительная полячка не послала мне ни
Лукин Евгений
Херберт Фрэнк
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Махров Алексей