Александр Беляев
ЧЕЛОВЕК, НАШЕДШИЙ СВОЕ ЛИЦО
но и он спотыкается от усталости. На нартах лежит человек, бессильно
свесив голову. Каюр падает Собаки останавливаются и, как по команде, ло-
жатся на снег.
тротуару идет маленький человек, почти карлик, в отлично сшитом летнем
фланелевом костюме и шляпе-панаме с широкими полями. Он не может не ви-
деть драмы в снежной пустыне, но равнодушно проходит мимо.
Здесь тоже происходит какая-то драма. Бедуин-наездник подхватывает кра-
сивую девушку в европейском костюме, перекидывает через седло и пускает
в карьер своего скакуна. Девушка кричит, простирает руки, бьется Нес-
колько европейцев бросаются к лошадям и пускаются в погоню...
ню и шагает дальше, комично выбрасывая ноги вперед.
Дымят четыре низких, наклоненных назад трубы Завывает сирена. На сходнях
подымается свалка. Кого-то поймали. Кто-то вырывается, падает вниз.
окруженный валами, рвами, наполненными водой. На подъемном мосту рыцарь,
подъехавший к замку. Он требует, чтобы ему открыли ворота. На башнях
стоят люди. Вдруг подъемный мост начинает подниматься. Испуганная лошадь
мечется, пытается спрыгнуть с моста...
дет в ловушку, маленький человек отводит взгляд и со скучающим видом
ворчит себе под нос:
лей, белых, синих, голубых, золотистых, как жужелица, блестящих лимузи-
нов последней модели и стареньких фордов. Люди, которые едут в автомоби-
лях и идут по тротуарам, с таким же равнодушием смотрят на снежные пус-
тыни, оазисы, океанские пароходы, средневековые замки, как и маленький
человек.
ваются все головы идущих и едущих. Завидев маленького человека, люди
многозначительно переглядываются. И на их лицах появляются улыбки, а в
глазах - величайший интерес, какой бывает лишь у посетителей зоопарка,
когда они видят необычайно экзотическое животное. И вместе с тем люди
проявляют к маленькому человеку почтительное уважение. Знакомые незамет-
но толкают друг друга локтем и тихо говорят:
По особому заказу.
не отличаться от других, не обращать на себя внимания. Но это ему удает-
ся не лучше, чем слону, который шествует среди толпы зевак. Необычайна
его фигура, необычайны жесты, мимика. Каждое его движение вызывает улыб-
ку, смех. Весь он - живое олицетворение смешного. Еще ребенком он вызы-
вал смех у окружающих. Он мог быть весел, грустен, задумчив, мог сер-
диться и негодовать, - результат был один: люди смеялись. Сначала это
раздражало его, но впоследствии он привык. Что же делать? Такова его
внешность.
ги, длинные руки взрослого человека, достигавшие колен. Его большая го-
лова, широкая в верхней части и узкая в нижней, сохранила черты детского
строения. Особенно смешон был его мясистый нос, глубоко запавший в пере-
носице. Кончик носа загибался вверх, как турецкая туфля. Этот нос обла-
дал необычайной подвижностью, отчего ежеминутно менялось не только выра-
жение, но и вся форма лица. Престо был подлинным, законченным уродом, но
в его уродстве не было ничего отталкивающего. Наоборот, оно возбуждало
симпатию. В его больших живых карих глазах светились доброта и ум. Это
было единственное исключительное в своем роде произведение природы.
но выкидывая вперед свои короткие ноги.
В саду, посредине эвкалиптовой рощи, стояла китайская беседка. Престо
вошел в нее и оказался в кабине лифта. Лифт среди сада мог бы вызвать
удивление у всякого непосвященного, но Престо был хорошо знаком с этим
странным сооружением. Кивнув головой в ответ на приветствие мальчика,
обслуживающего лифт. Престо бросил короткое приказание:
нуть землю до самой преисподней. Это было так смешно, что мальчик засме-
ялся. Престо грозно посмотрел на него. От его взгляда мальчик засмеялся
еще громче.
мальчик.
Мистер Питч приехал? - спросил он у мальчика.
данно зашевелился, как маленький хобот.
момент лифт остановился, а то Престо рассердился бы на него.
большой круглой комнате, освещенной сильными фонарями. После горячего,
несмотря на утренний час, солнца здесь было прохладно, и Престо вздохнул
с облегчением. Он быстро пересек круглую комнату и открыл дверь в сосед-
нее помещение. Как будто "машина времени" сразу перенесла его из двадца-
того века в немецкое средневековье.
сводами. Узкие и высокие окна и дверки, узкие и высокие стулья. Через
окно падал свет, оставляя на широких каменных плитах пола четкий рисунок
готического оконного переплета. Престо вошел в полосу света и остановил-
ся. Среди этой высокой и узкой мебели фигура его казалась особенно мала,
неуклюжа, нелепа. И это было не случайно: в таком контрасте был строго
продуманный расчет режиссера.
чертежам, этюдам и макетам выдающегося архитектора, который мог с честью
строить настоящие замки и дворцы. Но мистер Питч, - "Питч и К°", - вла-
делец киностудии, платил архитектору гораздо больше, чем могли бы упла-
тить ему титулованные особы за постройку настоящих замков, и архитектор
предпочитал строить бутафорские замки из холста и фанеры.
шла суета. Рабочие, маляры, художники и плотники под руководством самого
архитектора заканчивали установку декораций. Необходимая мебель - насто-
ящая, а не бутафорская - уже стояла в "замке". Инженер-электрик и его
помощник возились с юпитерами - огромными лампами во много тысяч свечей
каждая. Главное в кинофильме - свет. Немудрено, что он составляет основ-
ную заботу постановщиков. Мистер Питч и К° могли позволить себе такую
роскошь: устроить огромный павильон под землей, чтобы яркое калифорнийс-
кое солнце не мешало эффектам искусственного освещения при павильонных
съемках.
средневековые костюмы и загримированные. Все они с любопытством, почте-
нием и в то же время с невольной улыбкой смотрели на молодого человека,
стоящего в "солнечном" луче посредине залы. Статисты шептались:
одной минуты.
затмивший славу былых корифеев экрана: Чаплиных, Китонов, Бэнксов. Его
артистический псевдоним чрезвычайно метко определял его стремительную
сущность. Престо ни секунды не оставался спокойным. Двигались его руки,
его ноги, его туловище, его голова и его неподражаемый нос.
держимый смех. Но противиться этому смеху никто не мог. Даже известная
красавица леди Трайн не могла удержаться от смеха, хотя, как утверждают
все знавшие ее, она не смеялась никогда в жизни, скрывая свои неровные
зубы. По мнению американской критики, смех леди Трайн был высшей победой
гениального американского комика.