Кир Булычев

Шкаф неземной красоты

Лиза бы и не обратила внимания на этот шкаф. В комиссионный приходят не
любоваться вещами, а купить одну, нужную, подешевле. Лиза давно уж научила
себя не видеть соблазнов, которые так и лезут в глаза. "Ты как кассир,--
сказала как-то Тамара.-- Миллион рублей в руках, а для тебя -- как будто не
деньги. Хотела бы я так жить". Тамара так жить не хотела. Она жаждала
владеть всем -- вещами, путешествиями, машинами, квартирами, мужчинами, но
была нежадной, готова была поделиться желаемым с близкими. Особенно с Лизой.

-- Лизавета! -- крикнула Тамара трубным голосом,-- ты только погляди.

Лиза послушно оторвалась от кухонных гарнитуров и пробралась к Тамаре,
в узкий проход между буфетами и шкафами. Рядом с Тамарой она казалась
хрупкой и беззащитной.

-- Шкаф неземной красоты,-- сказала Тамара.-- Все в него поместится.
Внукам -- наследство. Теперь таких не делают.

--А я там присмотрела кухонный шкафчик от польского гарнитура.

-- Лизавета, не отвлекайся! Те шкафчики у всех, а этот -- уникум.

Лиза покорилась и стала разглядывать шкаф неземной красоты, который,
видно, сделали для богатого купца: по бокам двери до полу, посредине сверху
застекленный буфет, под ним полка с мрамором и выдвижные ящики, шкаф был
украшен богатой резьбой, со львами, гербами и на львиных ногах.

-- Наверх будешь ставить бокалы,--сказала Тамара.

-- Бокалов у нас нет.

-- А рюмки? На свадьбу тетя его принесла. А сбоку платья и костюмы --
во весь рост... а в ящики -- белье, и еще место останется. Это же мечта!

-- Пойдем, я тебе кухонный шкафчик покажу.

-- Ничего подобного. Молодой человек! Куда вы? Сообщите стоимость.

Вялый, развинченный продавец сделал одолжение, остановившись в устье
прохода. Синий сатиновый халат камнем давил его еще юные плечи.

-- Стоимость на нем написана. Мне отсюда не видно.

-- Здесь семьдесят рублей. Почему так дешево?

--А кто купит? В малогабаритную квартиру не влезет.

-- Это единственная причина? А он запирается? Ключи есть? Жуком не
поеден? Вот видишь, Лизавета, все в норме и по высоте в вашу комнату влезет.
Тем более красное дерево.

-- Дуб,-- сказал продавец.

-- Тем лучше. Выписываем.

-- Тамара...

-- Если львов отпилить и продавать отдельно, каждый как минимум по
пятидесяти рублей. Когда надо будет, я тебе устрою.

-- А Павел Николаевич...

-- Будет счастлив. Не сразу, но будет. Как только подсчитает.

-- Ну, вы берете или нет? -- спросил продавец.

В одной руке он держал тоненькую книжечку квитанций, в другой -- ручку.

-- Мы завтра вернемся,-- поспешила с ответом Лиза.

-- Завтра не гарантирую... Может уйти.

-- Берем,-- сказала Тамара, отталкивая Лизу и спеша к продавцу. А та
вспомнила, что денег с собой всего сорок три рубля, а еще масла и хлеба
купить надо. Наверно, у Тамары денег нет тоже, и тогда обойдется.

Деньги у Тамары нашлись. Включая двенадцать рублей за перевозку.

Павел Николаевич пришел домой поздно, может, лучше, что не видел, как
шкаф вторгался в комнату. Долго стоял перед шкафом, покачиваясь с носков на
пятки, поглаживая лысину, потом сказал коротко: "Дура".

И пошел на кухню, играть с соседом в шахматы.

Лиза ждала нотации, даже затвердила текст, наговоренный Тамарой про то,
что шкаф вечный, ценный, про львов, но нотация состоялась только утром.
Нагоняй без повышения голоса, даже со скукой.

Павел Николаевич сел за стол в пижаме, прикрылся газетой -- себя и
яичницу отделил от жены. Голос исходил из-за газеты, видны были только
крепкие пальцы с аккуратно срезанными ногтями, которые постукивали по краям
газетного листа.

-- Я выделял средства на приобретение кухонного шкафа,-- информировал
он Лизу.-- Желательно белого цвета. На какие шиши мы его теперь купим?
Погоди, я не кончил. Соображение второе: в конце года мне выделяют на
предприятии двухкомнатную квартиру. Прописывая тебя в прошлом году на
московской жилплощади, я рассчитывал на определенную отдачу в смысле
увеличения шансов на метраж. Однако в малогабаритной квартире, даже если
этот чурбан в нее влезет, он сожрет все увеличение площади. Ты об этом
подумала?

-- Но он почти вечный... И львы.

-- С тобой в магазине Тамарка была? Предупреждаю, что дальнейшего ее
пребывания в своем доме я не потерплю. Учти.

Павел Николаевич встал и пошел переодеваться. От большого волнения он
недопил чай с молоком.

Лизочка молчала как мышка.Она сама ничего не ела, да и не хотелось.
Павел Николаевич быстро собрался и ушел. А Лизочка достала с верхней полки
на кухне, из-за пачек с солью, сигареты, вернулась в комнату и закурила,
открыв форточку. Если Павел Николаевич узнает, что она себе позволяет,
наверно, подаст на развод. Лизочка глубоко затягивалась, из форточки тянуло
мокрым ветром, она думала, что Тамара все равно будет приходить, куда ей без
Тамары.

Убирая со стола, смотрела на шкаф, он ей нравился больше, чем вчера,
может, из-за нотации. Шкаф был нежеланным в этом доме -- большой, пузатый,
со львами, а нелюбимый.

Тамара прибежала без звонка, чтобы ехать на завод, а на самом деле
хотела полюбоваться шкафом и узнать, что Лизе за него было.

-- Гляжу,-- сказала с порога,-- что вещи не порушены, а у тебя синяка
под глазом нету. Что, обошлось?

-- Сердился,-- сказала Лиза. Конечно, Павел Николаевич ее ни разу и
пальцем не тронул. А вещи рушить при его бережливости даже смешно.

-- Что говорил?

-- Не велел тебя пускать.

-- Ты, конечно, все на меня свалила.

-- Сам догадался.

-- А я, значит, черный демон, дух изгнанья? Ну и шут с ним, с твоим
пузырем. Давно бы от него сбежала...

-- Тамара!

-- Не умоляй. Лучше пепельницу принеси. Где рюмки? Поставить надо. Они
сквозь стекло будут просвечивать, как во дворце.

-- Пойдем, пора уже.

В автобусе Тамара все рассуждала, отгородив Лизу грудью от публики.

-- Ну если бы ты рвалась в столицу, к цивилизации. А ты ведь и в своих
Кимрах жила не хуже-.

-- Не знаю.

-- А что ты здесь видишь? Он хоть в театр тебя водил? Ну не сейчас, а
когда ухаживал?

-- Ты же знаешь...

-- Знаю. И не ухаживал. Приехал к родным в Кимры, увидал, как ты у
тетки полы моешь, и увез.

-- Тома.

-- Только не утверждай, что ты этого борова любишь. Такая любовь не
имеет права на существование.

Лиза ждала остановки. Там им в разные стороны: Лиза -- аппаратчица, а
Тамара -- машинистка в заводоуправлении.

Вечером Лиза задержалась, собирала профсоюзные взносы, потом забежала в
магазин. Павел Николаевич уже был дома и не один. Привел своего знакомого
столяра. Они вместе простукивали шкаф, выясняли ценность, а Лизочка собрала
на стол, хорошо, что четвертинка нашлась. Павел Николаевич сам пьет редко,
только в компании, но на всякий случай держит запас.

Проводив гостя, Павел Николаевич встал против шкафа, сам -- как шкаф.

-- Настоящий дуб,-- сказал он, не глядя на Лизу.-- Ты его покрой
мебельным лаком, тонкий слой накладывай, а трещины замажешь коричневым
карандашом.

Потом он ушел к одному профессору, машину ему чинить, а Лиза занялась
шкафом. Вымыла, протерла лаком, трещины замазала. Внутри посыпала
нафталином. В нижнем ящике нашла какие-то карточки с дырками по краям. Ящик
был об(r)емистый, но неглубокий. Что в него положить, Лиза пока не придумала.
Зато наверх, под стекло, поставила рюмки, подаренные к свадьбе, и старый
фарфоровый чайник с отбитым по краю горлышком, с трещинкой на крышке, но
очень красивый -- старинный, с птицами.

Лизе было интересно представлять судьбу шкафа, воображать, как барышня
в белом платье до пола отворяла его, чтобы вынуть хрустальный графин с
лимонадом, и наливала в хрупкий бокал.

Когда Павел Николаевич вернулся, усталый, он первым делом вынул чайник,
чтобы не портил вида. Лиза, разумеется, не спорила. Она думала, что он
вообще-то человек незлой и справедливый, но стесняется, что она может
принять его за ровню, как бывает в иных семьях. Но ей это и в голову не
приходило. Все-таки разница в возрасте больше двадцати лет. К тому же
старший механик, золотые руки. А что она видела? Кончила восемь классов,
работала в магазине, ездила в туристскую поездку в Киев, даже не мечтала,
что будет жить в Москве... Правда, если бы мечтала, то, конечно, не так, как
получилось.

В шкафу всему нашлось место. Даже ненужным вещам. Павел Николаевич
ничего не выбрасывал и любил рассказывать, как выбросил какой-то винт, а
понадобилось, пришлось рыскать по магазинам. А у Лизы хорошая память,
молодая, она всегда помнит, где что лежит: "Лиза, где белый провод?