Север Гансовский

ЧАСТЬ ЭТОГО МИРА

ПОВЕСТЬ

Они стояли на лестничной клетке. Лифт шел откуда-то снизу, с шестьдесят

пятого, что ли, этажа. Рона сказала:

- Посоветуешься. Все-таки такой человек, как он, должен разбираться.

Это мы с тобой живем - ничего не знаем. А Кисч может посмотреть и сразу

догадаться, что именно между строк скрывается... По-моему, тут ничего

плохого, если ты к нему приедешь. Он сам все время приглашает.

- Ну, приглашает-то больше из вежливости.

- Из вежливости он бы одно письмо написал. Или просто открытки присылал

бы к праздникам.

- Да... Может быть.

- Ты не будь таким вялым, - сказала Рона. - Давай посмотрим эту штуку

еще раз. Пока лифта нету.

- Давай.

Лех вынул из кармана гибкий желтый листочек. Не сообразишь даже, из

какого материала сделанный. Буквы и строчки сами прыгали в глаза,

отчетливые, броские.

КОНЦЕРН "УВЕРЕННОСТЬ"

БЕЗ ВРЕДА ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ!

ВАШИ ТРУДНОСТИ В ТОМ,

что желания не сходятся

с возможностями.

МЫ БЕРЕМСЯ УСТРАНИТЬ ДИСПРОПОРЦИЮ:

Во-первых, без забот, а во-вторых,

исполнение

ЛЮБЫХ ВАШИХ МЕЧТАНИЙ.

В точном соответствии сумме Вам

до конца дней гарантируется

стабильная удовлетворенность.

МЫ ДУМАЕМ, РЕШАЕМ ЗА ВАС.

Однако при этом у вас постоянно будет

о чем разговаривать с близкими.

НИ СЕКУНДЫ СКУКИ!

НАБЛЮДАЕТСЯ ЗАКОНОМ,

ОДОБРЕНО ПРАВИТЕЛЬСТВОМ

- Меня очень устраивает, что будет о чем разговаривать, - Рона взяла

листок из рук Леха. - А то ведь с тех пор, как мальчики уехали, у нас с

тобой одна тема - телевизионные программы ругать. По целым дням до

вечера молчим.

- Да... Но видишь, тут все противоречиво. С одной стороны, "исполнение

любых мечтаний", а с другой - "в точном соответствии сумме". Я так

понимаю, что они заберут деньги, акции, все сплюсуют, а потом согласно

результату снизят наши желания при помощи мозговой операции либо

психотерапией. Только так ведь и можно. Мне-то кажется, что это попытка

окончательно нас приструнить. Чтобы все были всем довольны, сидели бы

по своим углам. У них, наверное, не так уж хорошо с электродами вышло,

вот придумали другое, более радикальное...

- У кого - "у них"?

- Ну, которые наверху... Потом вот сама эта сумма. Акции могут падать,

деньги тоже иногда делаются дешевле или дороже. А тут сказано -

стабильная удовлетворенность.

- Нам и нужна как раз стабильность. Мы с тобой сколько потеряли на

изменениях курса. Те бумаги, которые держим, постоянно падают в цене. А

едва продали что-нибудь, оно взвивается. Это прямо экономический закон

- то, что продаем, обязательно становится дороже, а оставленное

постепенно обесценивается до нуля.

- Никакого закона. Просто покупают именно те бумаги, которые должны

подниматься.

- Ладно, пусть. Я только знаю, что если и дальше так пойдет, потеряем все.

- Да, но каким образом сам концерн будет обеспечивать стабильность,

если деньги и бумаги то и дело меняются в цене?

- Вот об этом ты с Кисчем и посоветуешься.

- Может быть, сначала вызвать их агента, расспросить?

- Нет. - Рона покачала головой. - Ты сам прекрасно знаешь, что он нас

уговорил бы сразу. Нам с этими агентами не тягаться - они специальные

институты кончают, и у них на каждое возражение есть умный ответ. Так

тебя выставят, что просто от стыда согласишься на любое предложение...

Вообще, если агент пришел в квартиру, дело сделано. Поэтому я и считаю,

что нужно у Кисча проконсультироваться - как его мнение. И при этом

узнаем, кто же он на самом деле. А то вот подписывается Сетерой Кисчем,

как будто так и надо...

Лифт пятнадцатой линии лязгнул и уплыл наверх. Лифт девятой

остановился, но в тот же миг откуда-то выскочил человек, бросился

внутрь, защелкнулся и укатил. Кабины за решетками так и мелькали. Из-за

дверей квартиры напротив доносился джазовый мотивчик, сбоку -

стрекотанье какого-то механизма. Поезд воздушной дороги прогрохотал во

вне, за стенами, с неба ударила звуковая волна от самолета, пневмопочта

выкинула в прозрачный ящик на площадке пачку газет с журналами и целую

кипу гибких желтых листков.

- Нажми еще раз. И выйдем на балкон.

Еще только вставало мутное солнце. Ущелья улиц были затянуты

красновато-серым маревом копоти.

- Так странно - Лех оперся на парапет. - Иногда сверху отыщешь

какой-нибудь закоулок вдали, и кажется, будто там живут интересно, есть

что-то таинственное, сокровенное. А придешь - те же подъезды, магазины,

стены. И никакой таинственности, только, может быть, секретность.

- Ничего, Лех, не печалься. "Уверенность" нас выручит. По-моему, это не

будет что-нибудь вроде богадельни. Да и какая богадельня, если тебе

всего сорок семь, а мне на два года меньше?

- Во всяком случае, потеря суверенитета полная - Лех повернулся к Роне.

- Понимаешь, я вот сейчас сообразил, в чем разница между "Уверенностью"

и другими системами. Когда, например, человек на поводке, то заплатил

один раз определенную сумму, и тебе только обеспечивают бодрость. Как

ты оставшиеся деньги тратишь или новые зарабатываешь, чем вообще в

жизни занимаешься - они не знают, и им все равно. То ли в конторе, то

ли с револьвером пьяного подстерегаешь за углом. Можешь даже быть

членом какой-нибудь ультралевой и бомбы приклеивать к дверным ручкам. А

тут уже принципиально другое. Все отдай до конца, что у тебя есть, и за

это получишь удовлетворенность, но такую, какую они хотят, по их

усмотрению. Причем навсегда... "До конца дней" - вот главные слова. Так

что если мы с тобой согласимся, себе уже не будем принадлежать, это

точно. Окончательная сдача на милость.

- А когда мы принадлежали? И этот суверенитет - что он дает? Чувствуешь

себя человеком, только ведь когда с другими общаешься, вступаешь в

какие-то отношения. Но дома телевизор, в универмаге самообслуживание, в

поликлинике компьютер ставит диагноз, на работу принимает, там

испытывает и оттуда увольняет машина Людей кругом - трудно

протолкнуться, но все они только прохожие, проезжие. Перед толпой

стоишь, как перед глухой стенкой. Когда ты уезжал ребят проведать, я за

две недели ни разу рта не раскрыла, ей богу. Если во мне есть

что-нибудь человеческое, его показать-то некому.

Рона вертела в руках желтый листок. - Одним слово, надо решать, пока у

нас что-то осталось. Вот так ни туда, ни сюда мяться, последнее

проживем, и в "Уверенность" не с чем будет идти.

Она протянула листок Леху.

- Слушай, заметил, какая особенность? Я растягиваю его, а буквы

остаются такими же, и строчки не изгибаются.

- Да, удивительно... Вот моя кабина.