Александр Громов

Шаг влево, шаг вправо

По-видимому, еще долго не утихнут споры: следует ли считать это живым? Или даже
так: следовало ли? Ибо, к счастью, глагол "следовать" можно теперь употребить и
в прошедшем времени.
Кое-кого огорчает такое обстоятельство. Меня - нисколько. В данном вопросе я из
большинства. Можете брезгливо назвать меня заскорузлым обывателем, мне все
равно. К тому, чем завершился самый странный, беспокойный, бестолковый и нервный
год моей жизни, лично я отношусь с глубоким удовлетворением, и точка.
Нет, мы не победили. Вряд ли мы могли бы победить это, не превратив изрядную
часть земной поверхности в зараженную пустыню, - причем без особой гарантии
успеха. Нам просто повезло, я так считаю. Нам часто везло на протяжении нашей
истории, мы привыкли к везению.
Вряд ли можно победить, если нет войны.
Как всегда, большинство людей не сделало никаких выводов. Более того:
постаралось забыть. Теперь даже шутить над этим стало не модно, и анекдоты,
некогда очень многочисленные, исчезли из эфира, электронных сетей и с газетных
полос. Откровенно говоря, среди них не было ни одного удачного, во всяком
случае, на мой вкус.
И вот по части стремления поскорее забыть я расхожусь с большинством, потому что
знаю твердо: однажды мы проиграем. Как? когда? почему? - пусть над этим думают
головы поумнее моей. С меня довольно и Основного Постулата.
В популярном изложении он очень прост: однажды нам очень крупно не повезет.
Говорят, теперь измышлены теоретические модели, позволяющие обойти Основной
Постулат и объяснить появление ЭТОГО чем-то иным. Я не очень-то им верю, быть
может, потому, что моя профессия не терпит легковерных и самоуспокоенных. Но
скорее всего по другой причине, связанной, если хотите, с категориями совести и
иными столь же трудно уловимыми понятиями. Я говорю о вере.
Вера - она бывает и в худшее. В отличие от надежды. Но вот в чем странность:
вера в худшее и надежда вполне уживаются друг с другом и могут спокойно
сосуществовать во мне бок о бок.
Поскольку я жив - я надеюсь. А поскольку надеюсь - жив.
Я только недавно это понял.

ПРОЛОГ: ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ

Весь день сыпал мелкий дождик, истребляя последние остатки ноздреватых сугробов
по северную сторону дома, сочился каплями с мокрого шифера крыши в жестяной
желоб и тощей струйкой верещал в железной бочке, подставленной под водосток. Но
к ночи распогодилось. Циклон, поверив прогнозу, отполз на восток.
И сразу же резко похолодало, как бывает только в начале апреля; лужицы
схватились тонким ледком, мокрые черные ветви яблонь закаменели под хрусткой
коркой, колючая проволока, натянутая поверх дощатого забора, заиграла блестками
в свете уличного фонаря. Федор Федорович проснулся от писка будильника, подошел
к окну, с одобрением взглянул на ясное звездное небо, с неодобрением - на фонарь
и решил, что проснулся не зря, а сделав такое умозаключение - заторопился.
Пожалуй, проснуться следовало еще час назад.
Он выключил калорифер, надел на себя теплое шерстяное белье, а поверх него
пуховку и такие же пуховые штаны, сунул ноги в валенки с галошами и водрузил на
начавшую лысеть голову вязаную шапочку с помпоном. Посетив дачный туалет
ведерной системы, он вернулся в дом, подхватил со стола на веранде термос и
коробочку с окулярами, снова вышел на хрусткий ледок и направился к беседке. Та
имела довольно странную для непосвященных конструкцию: ее крытая рубероидом
крыша могла свободно откатываться в сторону на роликах по уголковым
направляющим. Оставалось небо над головой да четыре столба, убрать которые без
разрушения беседки не было никакой возможности, и поэтому Федор Федорович с ними
мирился.
Из всех видов хобби занятие любительской астрономией - одно из самых
некомфортных. Федор Федорович зябко поежился, когда пробравшаяся за воротник
холодная струйка воздуха достигла тела, и плотнее застегнул пуховку. Сердечко
покалывало сильнее обычного, и он подумал, что сегодня надо было, пожалуй,
залить в термос не кофе, а какао. Но это потом, это успеется...
Три-четыре часа сна перед наблюдениями. И после наблюдений те же три-четыре
часа, если только с утра не надо ехать на службу. Иначе - меньше. Так примерно
каждый третий день, вернее, ночь. В течение тридцати лет. Две трети ночей в году
не пригодны для наблюдений по причине непогоды, неспокойствия атмосферы,
светлого фона неба в период летнего солнцестояния или просто потому, что дела не
отпускают на дачу. А случается, примчишься, поверив прогнозу о безоблачности, и
зря. Такой режим сна-бодрствования не нравится организму. И редко какой жене он
понравится. Федор Федорович был разведен, жена ушла от него давным-давно,
поставив перед выбором: или я, или твой вонючий телескоп, понятно?
Возможно, Федор Федорович, в те годы еще молодой и любивший жену, по глупости
сделал бы неправильный выбор, не употреби жена обидный эпитет "вонючий" по
отношению к честному и неплохо себя зарекомендовавшему инструменту. Жена ушла,
как ее и не было. Ушла и забылась.
Отключив хитроумную самодельную сигнализацию, стерегущую святая святых от воров
и вандалов, Федор Федорович снял с телескопа клеенчатый чехол и установил
короткофокусный окуляр. Найдя искателем несколько ярких звезд, он достал из
ящичка, притороченного к основанию монтировки своего "Альтаира", толстую
тетрадь, служившую дневником наблюдений, и, подышав на пальцы, при свете
карманного фонарика в графе "Погодные условия" записал: "Ясно; ветер слабый", а
в графе "Астроклимат по Пиккерингу" сделал пометки: "8 в зените" и "5 вблизи
горизонта".
За сосновым леском, далеко слышная в ночной тишине, простучала последняя
электричка, пискливо свистнув возле станции. Дачный поселок спал. По-прежнему
горел фонарь на столбе, но в целях экономии должен был погаснуть, как всегда,
около половины первого, потому что за полночь нормальным людям полагается спать,
а нормальным наблюдателям лишний свет только мешает. Ночь была безлунная и
благоприятствовала наблюдениям.
Не благоприятствовал им дом, закрывавший собой значительную часть неба (однако
где же прикажете спать?), мешали обзору и коттеджи соседей (неизбежное зло), а
также забор с колючей проволокой (ну куда же деваться без забора?) и ветви
яблонь, особенно вон той, сорта пепин литовский, нахально тянущейся к небу,
словно какой-нибудь вздорный березовый хлыст в густолесье, а не порядочное
плодовое дерево. Ничего не поделаешь, пора либо спилить лишние ветви, либо
надстраивать беседку. Проще, конечно, спилить.
Пока не погас фонарь, Федор Федорович развлекался наблюдениями двойных звезд в
созвездиях Льва и Волопаса, после чего отыскал в клонящихся к закату Близнецах
уходящую прочь от Солнца комету Миясакавы и визуально оценил ее блеск, отметив
некоторую разницу с прогнозируемым. Затем, включив часовой привод, сделал в
главном фокусе "Альтаира" два снимка красивой многохвостой спирали М63 в Гончих
Псах с выдержками в двадцать пять и сорок минут, о чем оставил подробную запись
в дневнике наблюдений, а во время сорокаминутной выдержки успел не только
сбегать погреться, но даже приготовить, попить и залить в термос какао, а кофе
вылить на остаток сугроба. И наконец, установив самый длиннофокусный окуляр,
приступил к тому, чем безуспешно занимался всю свою биографию любителя: к поиску
комет. До главного астрономического события этой ночи - покрытия диском Ганимеда
слабой звездочки в созвездии Козерога - оставалось еще почти три часа.
В поиске комет нет ничего особенно сложного. Трудно не искать, а найти.
Максимально расширив поле зрения инструмента, наблюдатель обшаривает небо в
только ему известном направлении, фиксируя давно и хорошо знакомые расплывчатые
объекты, являющиеся либо галактическими облаками газа, либо далекими
галактиками, и надеясь когда-нибудь обнаружить слабое незаконное пятнышко, не
значащееся ни в каких каталогах туманностей. Почти наверняка это пятнышко, едва
заметное, без всяких признаков хвоста и окажется кометой, впрочем, чаще всего
тоже давно известной, открытой в прошлом веке, а то и в позапрошлом.
Все дело в этом "почти". Даже имея в своем распоряжении вовсе не светосильный
стопятидесятимиллиметровый "Альтаир", любитель может рассчитывать на улыбку
случая. Не сегодня, так завтра. Через год. Через десять лет. Через тридцать. И
тогда, если он сумеет первым передать сообщение о своем открытии, комета получит
его, любителя, имя. Комета Иванова, например. Федора Федоровича Иванова. Разве
плохо? Звучит нисколько не хуже, чем, скажем, комета Кирнса - Кви. Пусть даже
комета Иванова - Петрюка - Сидоровича, если безвестные Петрюк и Сидорович
сообщат об открытии примерно в то же время. Втуне мечтая о приобретении более
подходящего инструмента-кометоискателя, Федор Федорович не терял надежды. В
конце концов, повезло же знаменитому Бредфилду открыть одну из своих комет в
простой бинокль!
Сегодня чуда опять не произошло. Не мелькнуло в поле зрения неизвестное
пятнышко, не сжалось сердце в предчувствии удачи, не заколотилось бешено от
восторга. Федор Федорович вздохнул, сменил окуляр, нацелил трубу телескопа на
юго-восток и снова включил часовой привод. Медленно приближалась заря. Юпитер
уже взошел, висел низко над горизонтом и при максимальном увеличении непотребно
кривлялся, выдавая неспокойствие атмосферы. Поморщившись, Федор Федорович
уменьшил увеличение с трехсот пятнадцати до ста девяноста.
Теперь Юпитер выглядел относительно четко. Федор Федорович насчитал пять полос
на диске и легко разглядел знаменитое Красное Пятно. По сплюснутому блину
планеты темным круглым пятнышком катилась тень Ио - первого и ближайшего из
галилеевых спутников. Европы не было видно. Каллисто находилась справа от диска,
более яркий Ганимед - слева. Тусклая звездочка девятой звездной величины висела
рядом с крошечным диском спутника, не подозревая о том, что вот-вот подвергнется
затмению.
Еще было время выпить глоток какао и как следует подышать на пальцы в нитяных
перчатках. Судя по карманному электронному хронометру Федора Федоровича,
выставленному по всемирному времени с точностью в одну секунду, до начала
события оставалось почти семь минут.
Когда осталось три минуты, Федор Федорович приник глазом к окуляру и положил
палец на кнопку хронометра, намереваясь как можно точнее зафиксировать начало и
конец покрытия звезды. Опубликованный в астрономическом журнале прогноз сулил
семнадцатисекундную продолжительность явления для пятьдесят пятой северной