Александр ЖИТИНСКИЙ
ВНУК ДОКТОРА БОРМЕНТАЛЯ
длины. А тебе еще палки в колеса вставляют. Впрочем, почему тебе? Нам всем
вставляют палки в колеса.
граждане-господа! И не потому она собачья, что колбасы не хватает, а
потому, что грыземся, как свора на псарне. Да-с... Посмотришь
государственные морды по телевизору - вроде, все как у людей. Морды
уверенные, сытые, речи круглые. На Западе точно такие же. Но спустишься
ниже и взглянешь на лица в трамваях и электричках - Матерь Божья! По
каждому лицу перестройка проехалась гусеничным трактором, каждая маленькая
победа запечатана большим поражением, у человека осталась одна надежда -
ждать, когда кончится все это. Или когда человек кончится...
ветер свистит. Любопытно: раньше стекол не били? Или их вовремя вставляли?
Почему теперь не вставляют? Стекол, видите ли, нет. Куда делись стекла? Не
может быть, чтобы их перестали производить, равно как перестали
производить винты, гайки, доски, ложки, чашки, вилки, кастрюли и все
прочие предметы. В это абсолютно не верится. Возможно, все это стало
одноразового пользования, как шприцы. Сварил суп в кастрюле, съел его,
после чего аккуратно пробил кастрюлю топором, разбил тарелку, расплющил
ложку, затупил топор и все выбросил - да так, чтобы никакие пионеры в
металлолом не сдали. Возможно, так и поступают.
и промышленных товаров. В каждом диване полный набор на случай атомной
войны и последующей блокады. Включая гуталин. Хотя сапог чаще чистить не
стали. Это заметно.
правительство и большевиков. Точнее, правительство большевиков. Теперь же
любви к правительству не прибавилось, а любовь к многострадальному народу
куда-то испарилась. Правильно страдает. Поделом ему. И мне вместе с ним...
Полтора часа самопознания в один конец - не многовато ли? Все оттого, что
холодно и какие-то мерзавцы побили стекла. Хотелось бы их расстрелять из
пулемета. Вчера коллега Самсонов вывесил на доске объявлений подписной
лист с призывом законодательно отменить смертную казнь в государстве и
долго ходил, гордясь гуманизмом. Я не подписал, не нашел в себе достаточно
гуманизма. Самсонов выразил сожаление. Посидел бы полтора часа на
декабрьском сквозняке. Терпеть не могу ханжества.
профессионал, заведую хирургическим отделением деревенской больницы,
получаю двести десять и вынужден ездить полтора часа в один конец, чтобы
присутствовать на операциях учителя... А жить мне приходится в деревне с
нежным названием Дурыныши...
протянувшейся в просторном поле неубранной, уходящей под снег капусты.
Нежно-зеленые, схваченные морозцем кочаны тянулись правильными рядами, как
мины. Кое-где видны были попытки убрать урожай, возвышались между рядами
горы срубленных капустных голов, напоминающие груды черепов с полотна
Верещагина "Апофеоз войны" - такие же мрачные и безысходные, вопиющие о
тщете коллективного земледелия. Борменталь пошел напрямик через поле,
похрустывая ледком подмороженной грязи.
нею, в старой липовой роще, располагалось двухэтажное обветшалое здание
центральной районной больницы, окруженное такими же ветхими деревянными
коттеджами. Эти постройки принадлежали когда-то нейрофизиологическому
институту, однако институт вот уж двадцать лет как переехал в город, а
помещения его и территорию заняли сельские эскулапы.
переехав сюда с семьей из Воронежа. Причин было две: возможность ездить в
Ленинград на операции своего учителя профессора Мещерякова, проводимые в
том же нейрофизиологическом институте, в новом его здании, и, так сказать,
тяга к корням, ибо именно здесь, в Дурынышах, когда-то жил и работал дед
Дмитрия - Иван Арнольдович Борменталь, ассистент профессора
Преображенского, главы и основателя института.
куцем пальтишке брел по бесконечному полю, как вдруг остановился возле
капустного холма и, воровато оглянувшись, разрыл груду кочанов. Он извлек
из середки увесистый кочан, нетронутый морозом, хлопнул по нему ладонью и
спрятал в тощий свой портфель, отчего тот раздулся, как мяч. Довольный
Борменталь направился к дому.
застекленной башенкой. Из покосившейся, с прорехами в крыше конуры, виляя
хвостом, бросилась к нему рыжая дворняга, оставшаяся от прежних хозяев.
Борменталь присел на корточки, потрепал пса за загривок.
крыльцу. На ходу отмечал, что нужно будет поправить в хозяйстве, где
подлатать крышу сарая, куда повесить летом гамак, хотя приучен к
деревенской и даже дачной жизни не был и мастерить не умел. Мечтал из
общих соображений.
трам-тарарама, с которым вот уже неделю не могла справиться семья. Среди
полуразобранных чемоданов и сдвинутой мебели странным монстром выглядел
старинный обшарпанный клавесин с бронзовыми канделябрами над пюпитром.
и взглянули на Борменталя так, как принято было глядеть на входящего
последнее время: с ожиданием худших новостей.
улыбнуться, что было непросто среди этого развала.
в окно.
смешного. По-видимому, отставка министра иностранных дел волновала ее
больше, чем беспорядок в доме. Она направилась за Борменталем в спальню,
развивая собственные версии события. Дмитрий не слушал. Принесенный кочан
волновал его воображение. Он прикидывал, как уговорить Марину приготовить
из этого кочана что-нибудь вкусное. Жена Борменталя к кухне относилась
прохладно.
видное место, прямо на покрывало постели, и время от времени бросал на
него выразительные взгляды. Однако Марина не обращала на кочан решительно
никакого внимания.
медсестра Дарья Степановна в телогрейке, накинутой на несвежий белый
халат.
врача, - еще более сурово сказал Борменталь, снова начиная одеваться.
Дмитрий Генрихович, как Божий день, ясно.
фурункулез. Вот мой уровень и мой удел! А ты говоришь - Шеварднадзе!
расположении духа, выскочил на крыльцо, с наслаждением втянул ноздрями
воздух и поспешил на службу.
аллее парка мимо бронзовых бюстов Пастера, Менделя, Пирогова, Павлова и
Сеченова, поставленных в ряд, и вышел к фасаду обветшавшего, но солидного
деревянного строения с крашеными облезлыми колоннами по портику. Посреди
круглой клумбы возвышался памятник пожилому бородатому человеку в котелке,
стоявшему с тростью на постаменте. Рядом с бронзовым человеком из
постамента торчали четыре нелепых обрубка, по виду - собачьи лапы.
"Профессору Филиппу Филипповичу Преображенскому от Советского
правительства", и легко взбежал по ступеням к дверям, рядом с которыми
имелась табличка Центральной районной больницы.
старого покроя шинель с отпоротыми знаками различия. Он шел независимо и
грузно, с ненавистью втыкая палку в замерзший песок аллеи. Проходя мимо