Леонид КУДРЯВЦЕВ

ДОРОГА МИРОВ

Через неделю, когда стаял снег и мало-мальски прогрелась земля, все,
что могло, - пошло в рост.

Свалка проснулась. Там и тут лопались пластиковые квадраты,
разваливались кучи пустых молочных пакетов. Между ними появлялись
нежнейшие ростки и тонюсенькие веточки, их с удовольствием поедали
утильмены, проснувшиеся раньше всех и жадно бросавшиеся на все хоть
чуть-чуть съедобное.

Лунными ночами из леса приходили волки-оборотни. Когда до свалки
оставалось метров сто, они останавливались, сбившись в тесную кучку, долго
внюхивались в бесконечное разнообразие запахов, а потом начинали выть.
Услышав их вой, Мирон вздыхал, доставал из погреба заранее припасенный
мешок мясных отходов и, взвалив на плечо, уходил к лесу. Оборотни съедали
все без остатка и убегали, а Мирон аккуратно сворачивал мешок и шел домой
- спать.

Потом незаметно наступило лето. Потом и за середину перевалило.
Поспели яблоки, и именно с них-то и начались неприятности.

Однажды ночью один из утильменов залез к Мирону в сад в надежде
полакомиться яблоками, но напоролся на Хрюндика, который отвесил ему
такого тумака, что незадачливый воришка перелетел через забор и, проломив
стенку старинного фанерного автобуса, влетел в его нутро.

Наутро Мирон сходил к вожаку утильменов Трехглазу, поговорил с ним, а
также подарил потерпевшему три расколотые японские вазы, бампер от "форда"
и полмешка отходов с кондитерской фабрики. После этого избитый радостно
признал, что он не в обиде.

Следующей ночью в сад приползло уже пять утильменов. Мирон проснулся
и долго слушал, как они шастают по саду и подначивают Хрюндика, чтобы он
кого-нибудь из них ударил. Мирон подумал, что таким образом можно и
разориться, вышел в сад и, взяв шест, стал сбивать яблоки. Вечером
следующего дня он отнес в кладовую последний мешок, от которого тянуло
яблочным духом, и запер дверь. Потом посмотрел, как утильмены уходят на
свалку, и пошел спать.

Утром один из "камаров" привез на свалку груз картонной тары. Когда
он уехал, куча коробок рассыпалась, и из нее выбрался безухий домовой. Он
сейчас же отправился на промысел и залез на территорию Трехглаза, что
послужило причиной самой грандиозной за всю историю свалки драки между
утильменами. Когда страсти поутихли, домовому пришлось бы, конечно,
солоно, но к этому времени он уже жил у Мирона.

Поначалу они относились друг к другу несколько настороженно, но
постепенно все вошло в норму. Вообще-то, домовой был очень застенчив и
попадался на глаза редко, но иногда ясными летними ночами они с Мироном
сидели на крыльце до зари, и домовой подробно и увлекательно рассказывал
про свою жизнь, про город, про хозяина квартиры, где он жил, про то, что
хозяин умел делать слова и однажды даже выиграл приз "красивой жизни", и
еще...

А забот становилось все больше. Как назло, на свалке завелась ржавая
плесень. Ну прямо какое-то наказание. Куда ни посмотришь, абсолютно везде
так и кишели прыткие рыжие пятна. На второй день Мирона осенило, и он
приспособился ловить их сачком для бабочек. Дело пошло на лад. Но даже
несмотря на это, недели две он приходил домой поздно ночью чуть живой от
усталости. Домовой и Хрюндик молча раздевали, кормили и укладывали спать.
А утром он наскоро умывался и, схватив сачок, убегал на свалку.

В день, когда с плесенью было покончено, Мирон пришел домой раньше
обычного и с наслаждением отоспался. А рано утром, выйдя во двор, подобрал
с земли желтый лист и, повертев его в руке, понял, что лето кончилось.

Но пока еще было тепло. Только ночи стали звездными-звездными,
прозрачными до нереальности. И если лечь на землю и поглядеть вверх, в
черное с жемчужными крапинками небо, и смотреть в него долго и
внимательно, то можно было дождаться того момента, когда вдруг
почувствуешь, что летишь к этой черноте... ближе... ближе... еще ближе.

А днем нежаркие солнечные лучи неторопливо и со знанием дела одевали
леса и поля в красное и оранжевое. Пролетавшие журавли предвещали грядущие
морозы, и даже время, казалось, текло лениво и задумчиво.

Именно в один из таких дней Мирон поссорился со степным ветром.

Причиной послужила разбитая чашка. Но за степным ветром уже числилась
чертова уйма уничтоженной посуды, а капля - камень точит. Разглядывая
разноцветные черепки, Мирон не сдержался и сказал ветру, что это свинство.
Он думает - так легко найти хорошую чашку или тарелку? Как же! Поди поищи!
А эта так и вовсе была из дорогого сервиза.

Ветер, понятное дело, обиделся и улетел, забрав с собой запах травы и
цветов. Сейчас же потянуло свалкой, и от этого настроение у Мирона
испортилось еще больше. Мысль, что сегодня первая ночь дороги миров, уже
не радовала.

Он надел старенькие джинсы, клетчатую рубашку, пригладил длинные
седые волосы и вышел во двор.

Смеркалось. Хрюндик заготавливал дрова. Еще вчера он натаскал
разбитых табуретов, шкафов, диванов и теперь азартно рубил все это на
куски. Увидев Мирона, он опустил топор на землю и, обнажив в усмешке
желтые клыки, спросил:

- Надолго? Может, проводить?

- Да нет, не надо, - сказал Мирон и пошел к калитке в глухом
двухметровом заборе.

Свалка начиналась метрах в двадцати. Там громоздились кучи мусора, из
которых торчали покореженные автомобили, мотки ржавой колючей проволоки и
разломанная мебель. Во многих местах все это было залито чем-то
трудноопределимым, гниющим, похожим на белые, дурно пахнущие сопли.

"А ведь когда-то здесь был обыкновенный лес", - подумал Мирон. По
крыше его избушки скакали белки. Туманными рассветами, бывало, приходили
лоси, но, почувствовав запах человека, возвращались обратно в лес,
бесшумно переставляя длинные ноги и настороженно оглядываясь.

А потом город оказался рядом. В лесу поселились шум транспорта,
ауканье грибников и грохот ружейных выстрелов, дым костра и пьяный смех. И
ничего нельзя было поделать. Да и уйти он никак не мог. Потому что
должность у него такая - охранять дорогу миров.

Мирону оставалось только надеяться на лучшее, на какую-нибудь
счастливую случайность.

Но лучше не становилось. Город надвигался, и настал день, когда
неподалеку от избушки Мирона появилась первая дурно пахнущая куча. Он
долго стоял возле нее, с ужасом глядя на мерзость, которая растекалась по
траве, отравляя окружающий воздух тошнотворными запахами, и в ярости
сжимал кулаки, так что хрустели костяшки пальцев.

Однако и тут ничего сделать было нельзя. Мусорные кучи росли, и Мирон
как-то незаметно стал для всех окружающих смотрителем одной из городских
свалок.

Как известно, человек привыкает ко всему. И он постепенно привык к
противному запаху, научился управляться с водителями "камаров", которые
норовили вывалить свой груз куда попало, лишь бы от него поскорее
избавиться.

В конце концов жизнь более или менее вошла в колею. Но тут на свалке
поселились алканавты.

Целыми днями они собирали стеклотару, а "гонцы" доставляли ее в
город. Возвращались они обычно под вечер, и тогда свалка гуляла, шумела,
дралась, горланила песни, да так яростно и громко, что обрушивались самые
высокие мусорные небоскребы. Только полная темнота прекращала шабаш, но на
следующий день все начиналось сначала.

Мирон пробовал с алканавтами бороться. Уговаривал, угрожал, применял
физическую силу, вызывал стражников, которые прочесывали свалку и уходили,
утаскивая десятка два самых неосторожных или пьяных настолько, что ни уха,
ни рыла не вязали. Алканавты быстро сообразили, кто вызывает стражников, и
началась настоящая война. Дважды кто-то высаживал стекла в избушке Мирона,
раза три его самого били до потери сознания, потом стали обворовывать, а
как-то даже попробовали поджечь избушку.

Наверное, алканавты бы победили, но тут на свалку пришли утильмены.
Они появились ночью. Бесшумно обследовали все, выбирая уголки поуютнее, а
на следующее утро алканавты исчезли. Они ушли, потому что боялись
утильменов, как черт ладана.

Поначалу Мирон утильменов тоже побаивался. Да и то сказать, в первый
раз их увидев - со страху помереть можно. Но потом понял, что ребята они
смирные и хулиганить не любят. Днем лежат неподвижно, закопавшись в мусор,
а на промысел выходят ночью.

Соседями они оказались хорошими. А один даже привязался к Мирону и
стал жить у него, получив прозвище Хрюндик, которым чрезвычайно гордился.

Поначалу Мирону было стыдно, что рядом с дорогой миров расположена
свалка. Но ничего не поделаешь. Да и откуда бы те, кто проходил по дороге
миров, могли узнать, что это именно свалка? В других мирах бывают
ландшафты и попричудливее.

Мирон шел вдоль забора, который опоясывал сад и огород, искоса на
него поглядывал и думал, что надо бы в ближайшее время его обновить:
некоторые доски совсем сгнили. Он остановился и потрогал одну, которая
выглядела самой ненадежной. Вздохнул и пошел дальше.

Слева - забор, справа - свалка.

Почти под каждой кучей лежит утильмен: в глубине, где тепло, куда не
проникает солнце, можно спокойно спать, переваривая все, что проглотил за
ночь.

Под разломанным пианино скрывается Трехглаз. Он очень начитанный. Ни
одной книжки из тех, что попадает на свалку, не пропускает. С ним
интересно бывает поговорить. Но только не сейчас.

К дому Мирон вернулся лишь тогда, когда взошла похожая на большую