Леонид КУДРЯВЦЕВ
ИНСПЕКТОР СНОВ
Мокрая, в свете луны словно смазанная жиром мостовая.
углом послышался волчий вой.
она исчезла за углом. Оттуда послышалось щелканье клыков и рычанье, но
инспектор ничуть не обеспокоился. Его птицу поймать было почти невозможно.
клюва капала черная кровь.
гроба. Из стен ближайших домов стали выдвигаться уродливые мусорные баки.
Огромные, с длинными голыми хвостами крысы суетились возле них.
страх жил именно здесь.
шариком. Покопавшись в нем, инспектор вытащил украшенный серебром
магический жезл.
возле стен домов грязные обрывки старых, покрытых каббалистическими
знаками пергаментов.
девочка и скрипнул зубами. Конечно, ей было чертовски холодно и до
невозможности страшно. Страх, довольно ухмыляясь, имитировал тяжелые шаги
у нее за спиной. А она не могла заставить себя оглянуться и обмирая шла,
шла вперед. Окна мимо которых она проходила, казались девочке жутко
зловещими. Страх делала так, что ей чудилось, будто за окнами кто-то
прячется. Девочка хотела остановиться и проснуться, но не могла. И шла
вперед потому, что так было угодно страху.
голодна. Он остановился и поставил жезл на мостовую. Ласково погладил
птицу по голове: острые коготки вцепились в плечо, энергия потекла от него
к птице и инспектор снов замер.
белым пятном метнулась прочь. Из окна мимо которого она пролетала
высунулась кривая, обросшая шерстью лапа, попыталась ее схватить, но,
конечно же, промахнулась.
и наглецов надо учить.
не так уж и далеко, клубился туман. Он становился все гуще и гуще,
надвигался, пытаясь взять Гунлауга в полукольцо.
терять время.
набалдашника, ударил в туман... Запахло горелым мясом и шерстью. Вспышка
ослепила и самого инспектора. Подождав, пока глаза не привыкли снова к
полутьме, он забросил жезл на плечо, как простую дорожную палку и пошел
дальше.
клыки. Одет он был в побитый молью шерстяной камзол и красные шаровары. На
голове - черная шляпа, с полей которой свисала паутина. Лицо узкое,
смуглое.
Память у девчонки прекрасная. Приятно с такой работать. Посмотри, - он
хлопнул ладонью по стене, возле которой сидел, - какие убедительные стены.
Разве можно было бы сделать такую стену, не будь у девчонки хорошей
памяти? Дьявол!.. Принесла тебя нелегкая. Теперь ищи нового человека.
Невозможно так работать... Вот плюну на все: материализуюсь и пойду
работать в какое-нибудь жилуправление... Слушай, а может мы все-таки
сговоримся?
месте. Не тебя ли я месяц назад предупреждал? Прицепился к мальчонке
мельника на целых две недели...
подумаешь. Уничтожить меня ты все равно не сможешь. Ну, будешь гоняться за
мной по всему городу, а дальше? Все равно черная стена двинется вперед, и
не будет у тебя города, и побежишь ты аж к ледяным гномам, а то и к
полосатым пеликанцам. Вот с ними-то не больно повоюешь. Вот там кошмары,
так кошмары! А тут - молодец на овец...
жезлом над головой у страха.
вскочив, страх стал ошарашенно рассматривать свои мокрые шаровары.
я ухожу. Больше не буду ни в ком задерживаться надолго. Только одна ночь,
и все.
она была сложена, словно не мог налюбоваться на редкостное произведение
искусства. Потом тяжело вздохнул и исчез.
была тут как тут. С радостным пением птица привела его к выходу. Пошарив
по карманам, Гунлауг вытащил заранее приготовленное голубоватое зерно
счастливого сна. Полюбовавшись изумительной игрой света на его гранях, он
бережно положил зерно на землю. Пусть девочка сама вырастит свой
счастливый сон. А ему здесь делать больше нечего.
на знакомой, окруженной частоколом елей поляне. Прямо перед ним чернел
вход в пещеру, где он прожил много лет, и лежала спящая девочка. Во сне
она улыбалась.
покончено, бормотали слова благодарности, предлагали кур и поросят...
От этого Гунлаугу стало тошно. А те уже спешили со своим ненаглядным чадом
вниз по склону - туда, где у них была привязана запряженная в телегу
лошадь. Отец на ходу все оглядывался и тайком делал знаки от сглаза. А
когда телега скрылась за деревьями, Гунлауг повернулся и спотыкаясь,
побрел к пещере. Два раза он чуть не упал и, войдя под закопченные своды,
рухнул на охапку травы у самого входа. Глаза закрылись сами собой и, успев
подумать, что день сегодня все же удачный, Гунлауг нырнул в свой самый
лучший и приятный сон...
вкус амброзии...
слабые, кошмары он щелкал словно семечки. Придумалось два новых,
прекрасных как пение любимой женщины, и изящных, как брабантские кружева
сна. И самое главное, луговые альфы обещали взять его на праздник прощания