Святослав ЛОГИНОВ
MONSTRUM MAGNUM
перекрывали и шум деревьев, и ровный, ставший фоном жизни, рокот реки,
пенящей на камнях неглубокую, но стремительную воду. Но сейчас ночной
гомон, так мучающий на юге приезжего человека, сливался в единый оркестр,
а гитара, звеневшая у костра, солировала в нем, придавая мелодии
определенность.
было попросту невозможно, все отодвинулись в темноту, растворились в ней,
лишь лица белели нечеткими пятнами.
стараясь как можно выше выводить звук:
оставался лишь голос - теплый и низкий, удивительно обволакивающий
рвущийся тенор Антона.
раз Антону казалось, что замолкнет последний звук, но останется радостное
чувство единения и близости, но едва песня кончалась, Магна словно
отодвигалась от него, становилась непостижимо чужой.
разбредаться по палаткам. Хотелось бы посидеть у костра еще, но завтра
рано вставать, расписание в экспедиции жесткое - в шесть утра надо быть в
поле, поскольку через два часа после восхода растительно сырье собирать
уже нельзя.
силуэт. Чей-то фонарик, вспыхнув среди палаток, ослепил глаза, но Антон
успел узнать Магну. Она медленно шла к дороге, извивающейся вдоль реки.
Чертыхнувшись и прикрыв ладонью бесполезные глаза, Антон поспешил следом.
Зрение постепенно вернулось, снова впереди замаячила тонкая фигура. Антон
догнал ее, несколько шагов молча прошел рядом.
вопроса.
"Ан" - частица отрицания, "тон" - и есть тон. Антон - человек лишенный
музыкального чувства.
голос. А в жизни чаще нужны подголоски, только ты этого не умеешь. Одно
слово: Ан-тон.
самое: сидели у костра, трепались, случайный разговор коснулся значения
имен. А как миновать эту тему, когда рядом черноволосая красавица с
таинственным именем Магна, в которую слегка влюблены и за которой слегка
ухаживают все парни экспедиции, но на более близкие отношения не
осмеливается претендовать никто?
насчет "магмы" и вулканического темперамента. Но вмешался в разговор
Антон, объяснил, что "магна" по латыни - великая, и привел нелепый пример:
monstrum magnum - великий монстр, владыка чудовищ. А о себе с гордостью
объявил, что этимология его имени не ясна. Короче, покрасовался, распустил
павлиний хвост, и вот - готова обида.
ты сразу дуться...
шагнула в сторону и растворилась в темноте мгновенно и беззвучно.
зениту, а позади как маяк багровое пятно кострища, да пара фонариков
мечется по лагерю - студенты укладываются спать.
спрашивается, такая непруха? Да не влюблен он в Магну, не влюблен...
Досадно другое - почему именно с ним происходит такое, проклятый он, что
ли? Ни одна девушка ни разу не обратила на него внимания, не выделила
среди остальных, словно он не человек, а так, статистическая единица.
Неужели у него на лбу написано, что он не такой как все и достоин лишь
насмешки?
потерял дорогу, под ногами скрежетал щебень. Потом он ворвался в заросли,
и колючки разом охладили пыл, разогнали огорчения и заставили думать о
насущном.
костра, ни огней, и реки не слышно, одни цикады разливаются в зарослях.
Антон попытался брести наугад, надеясь выйти к реке и по ней спуститься к
лагерю, но ветвь терновника остро мазнула по щеке, и Антон остановился,
опасаясь лишиться глаз.
вопить не стоит, все равно никто не услышит. И отсутствия его в палатке не
заметят, в крайнем случае решат, что прибился парень к соседкам, - Антон
нервно усмехнулся, - это он-то!
уселся на жесткую землю ждать света.
выпала из памяти, но только вокруг неожиданно быстро посерело,
обозначились пологие склоны, из темноты выступили кусты, появилась
возможность видеть.
он решил, что следует спуститься к реке, а потом уж, по бережку добираться
к лагерю. Вряд ли ночью он сумел умотать больше чем на километр. Антон
направился вниз и, действительно, через пять минут вышел к реке. Вода
привычно кипела на камнях, и Антон еще успел подумать, что речка здесь
шире, чем у лагеря, хотя лагерь должен стоять ниже по течению.
никуда не вел. Белая дуга повисала над рекой и упиралась в грязно-серую
известковую скалу.
антоновым глазам ясно предстало узорчатое неправдоподобие моста.
Выточенные из единого камня листья плюща, гроздья винограда, небывалые
плоды, младенцы-сатиры, чьи смеющиеся личики мелькали среди хрупкой
листвы, а рожки на детских лобиках торчали смешно и задорно. Все было
новым, без единой царапины, словно только что отполированным. Даже там,
где у других мостов находится проезжая часть, искрилась убийственная в
своей бессмысленности искусная резьба.
ноги. Антон шагал осторожно, выбирая те места, где змеились арабески, и с
ужасом представляя, как от одного неловкого шага может хрустнуть под ногой
точеный мраморный цветок. По мосту явно было нельзя ходить, да и не вел он
никуда, но глухой обрыв того берега тянул подобно магниту. Скала
поднималась с отрицательным дифферентом, вздыбленные пласты камня косо
падали к воде, мраморное кружево на половине завитка вливалось в
искрошившуюся стену.
контуры босых ног четко обозначались на матовой поверхности. Следы были
небольшими, узкая ступня могла принадлежать только женщине, и вели следы к
берегу. Словно неведомая дама выпорхнула из известковых плит и, роняя с
мокрых после купания ступней капли воды, перебежала на противоположный
берег. Первый след тоже наполовину остался в камне, лишь кончики пальцев
отпечатались на сухом мраморе.
вполне обычная каменюка. Рука неожиданно не встретила опоры, Антон
покачнулся и опрокинулся в серую мглу.
терял сознания и не спал, он отчетливо всем телом ощущал, как только что
потерял равновесие, как проскользнула под босой ногой полированная
мостовая, как окунулся в серое... а дальше увидел, что лежит на земле,
кисти рук ушли в мельчайшую горячую пыль, и спину припекает высоко стоящее
солнце.
видели немало таких деревенек. Одноэтажные домики, так густо побеленные,
что не разобрать, из чего они построены, окружали круглую площадку. Обычно
посреди такой площади высился щит с каким-нибудь патриотическим лозунгом,
выцветшим под беспощадным и аполитичным солнцем. Майданчики эти всегда
бывали пусты, и облако пыли от проехавшей машины часами недвижно висело в