Святослав ЛОГИНОВ

ЖИЛ-БЫЛ...

Если в комнату заходит Гриша Гришелин - работы не будет. Говорят,
группа матобеспечения держит Гришелина только для того, чтобы
дезорганизовывать деятельность других отделов. Гришелин появляется, и
сотрудники чужой лаборатории собираются вокруг него, никто уже не
работает. Причем Гришелин никогда не заходит просто поболтать, у него
всегда "дело". И сейчас он вошел в лабораторию Цуенбаева решительным шагом
и с выражением лица, какое бывает только у очень занятых людей. В руках он
держал авторучку и чистый лист бумаги.

- Больше минуты не отниму, - предуведомил Гришелин, - у меня
небольшой социологический опрос. Представьте, что вы идете по лесу и
несете курицу...

- Какую? - тотчас спросил Саша Глебов. Саша был у Цуенбаева
лаборантов и учился в университете на вечернем и потому считал необходимым
в каждую проблему вникать обстоятельно.

- Ощипанную, второй категории, - ответил Гриша.

- Не понимаю, как меня может занести в лес с ощипанной курицей в
руках.

- Вот привязался!.. - не выдержал новоявленный социолог. - Ну, дачу
ты снял на лето в деревне и теперь идешь туда через лес. А курицу купил в
городе и несешь, чтобы сварить суп. С лапшой. Теперь доволен?

- Я не ем лапши.

- Тогда - бульон или еще что-нибудь. Короче, идешь по лесу, с
курицей, а навстречу тебе лисица. Настоящая, с хвостом. И она говорит тебе
человеческим голосом: так, мол, и так - отдай мне курицу, а то у меня
лисята малые плачут, есть просят. Твои действия?

- Ущипну себя покрепче, - сказал Гриша.

- Хорошо, ущипнул, синяк получил, а лиса по-прежнему просит.

- Тогда, отдам.

- А ты, Верунчик?

- Конечно, отдам... - растерянно сказала Верунчик. - А что,
кто-нибудь отвечает по-другому?

- Изредка, - произнес довольный Гришелин. - Два человека, причем, обе
женщины. Первая сказала, что у нее тоже малые дети кушать хотят, а
поскольку второй курицы с собой нет, то предложила эту пополам делить. А
одна - вы ее знаете - из группы ПМР, которая по утрам за полставки полы
моет, так знаете, что она ответила? Я, говорит, лисе курицу протяну, а
потом как дам по башке и буду и с курицей, и с лисьим воротником.

- Да что же она? - не выдержала Верунчик. - У лисы ведь дети
останутся!

- Вот и я это сказал, а она мне, что никаких там лисят нет, лисы врут
всегда. Каково?

- Логично, - произнес Саша, - но противно.

- Ладно, - подвел итог Гришелин. - Ваша комната меня оригинальными
ответами не обогатила. Стандартно мыслите.

- Ты на всех не говори, - обиделась за коллектив Верунчик. -
Подкузьмил двух лаборантов - и рад. Я, может, и стандартно мыслю, а ты бы
Олега спросил или самого Цуенбаева, - Верунчик кивнула на стеклянную дверь
профессорского кабинета.

- Ваш господин и повелитель - опасный человек, - сказал Гришелин. -
Он горд и властолюбив, словно он не бай, а по меньшей мере хан. Подходить
к нему с вопросами не рекомендуется. А Олега я спрошу, хотя он и зануда, и
все его ответы можно предсказать на год вперед. Он будет долго
выспрашивать подробности, а потом отдаст курицу.

Открылась дверь, и в лаборатории появился герой разговора: Олег
Савервальд. Относился Олег к несчастливой породе вечных МНСов. Уже много
лет он сочинял кандидатскую диссертацию, делал замеры, собирал их в
бесчисленные таблицы, обрабатывал на ЭВМ. Органические диамагнетики,
которые Савервальд нагревал и охлаждал в самодельном термостате, изменяли
в зависимости от температуры свои свойства, но диссертации из этого
почему-то не получалось. Что же касается Цуенбаева, то он ценил сотрудника
за способность блестяще отрабатывать стандартные методики, а с
диссертацией не торопил, хотя и не мешал.

- Вот он! - обрадовалась Верунчик. - Ну-ка, Гришуля, давай тест.

Гришелин начал излагать с самого начала. Савервальд внимательно
выслушал, а потом произнес:

- Я бы попросил лисицу сбегать к математикам и больно укусить
товарища Гришелина за самое нежное место, чтобы он не болтался где попало
и не отвлекал людей от дела. И отдал бы ей за это две и даже три курицы.

- Викинг неотесанный, - сказал Гриша. - Срываешь социологический
опрос.

- Какой опрос? - возмутился Савервальд. - Тоже мне, психолог,
придумал глупость и бегает с ней. Скажи, какую информацию ты извлечешь из
своего опроса? И куда ее денешь? Никакой и никуда! Вот и дуй отсюда.

- Я же говорю - викинг, - повторил Гришелин и поспешно вышел.

- Что ты на него взъелся? - спросил Саша.

- Дурак он, - отозвался Савервальд. - Лезет с вопросами, а сам ни
черта не понимает. Можно подумать, что кто-нибудь ему всерьез ответит.

- А почему бы и не ответить? - раздался голос.

Все обернулись. Возле распахнутой стеклянной двери стоял Цуенбаев.

- Ой, - пискнула Верунчик, - разве вы не...

- Я - не... - ответил Цуенбаев. - Я все слышал и не понимаю, почему
не надо отдавать курицу. Если просит - надо дать. Или вам, Олег, жалко
курицы, но стыдно признаться в этом?

- Вы не поняли! - закричал Савервальд. - Гришелин задурил всем головы
своей курицей, а здесь главное - лисица! Говорящая лисица, ведь это
великое открытие. Я этой лисе сто кур отдам, но только, чтобы она вместе с
лисятами из лесу ушла в город, к ученым.

- Не понимаю. Говорящая лисица - чудо, а не открытие.

- Это почти одно и то же. Чудо - это открытие не предугаданное
заранее и потому не запланированное.

- Как интересно! - воскликнул Цуенбаев. - Вы в самом деле полагаете,
что чудо чревато открытиями? Почему же в древности, когда все казалось
чудом, сделано так мало открытий?

- Научное мышление было неразвито, - отпарировал Савервальд, - а
открытия, кстати, все равно делали, и какие! Огонь, колесо, лодка... Делал
открытие тот, кто не восхищался чудом, а изучал его.

- И все-таки неясно, какие открытия может принести говорящая лиса?
Говорит - и все. Интеллект у нее низкий, словарный запас маленький, что
она может вам сообщить?

- Важны не сведения, а сам факт разговора. Важно, что такое явление
существует. А извлечь из него научные факты - дело техники.

- Крайне интересная точка зрения, - повторил Цуенбаев и исчез в
кабинете.

Олег пожал плечами и повернулся к ванне с антифризом. Сегодня он
делал замеры при минус сорока градусах, и термостат никак не мог выйти на
режим. Только к вечеру, когда Саша, уходивший на час раньше, убежал на
лекции, и Верунчик тоже начала посматривать на часы, лишь тогда ртутный
столбик опустился достаточно низко.

Савервальд привычно остался в лаборатории один. Спешить ему было
некуда, и как убежденный холостяк он считал свое положение естественным.
Об утреннем разговоре он забыл, и о Цуенбаеве не думал: из кабинета был
отдельный выход, а профессор обычно уходил не попрощавшись.

Но на этот раз Цуенбаев тоже задержался допоздна. Олег услышал в
кабинете шум, словно там двигали мебель, потом сдавленное восклицание.
Дверь приоткрылась, и Цуенбаев позвал его:

- Олег, вы не поможете мне немного?

Оказывается профессор пытался передвинуть огромный шкаф, набитый
книгами, оттисками статей и старыми отчетами - тем научным хламом, что
годами скапливается в любом НИИ. Сдвинуть шкаф было не под силу даже
двоим, и Олег принялся разгружать полки, время от времени отбегая к
установке, чтобы поправить начавшую бить мешалку или провести замеры.

Вдвоем им удалось вытолкать пустой шкаф в коридор и сдвинуть к стене
широкий письменный стол, освободив таким образом почти весь кабинет. Все
это время Савервальда не покидало ощущение неуместности происходящего.

- Прекрасно, - сказал Цуенбаев, когда посреди кабинета остался лишь
старый, до пролысин вытоптанный ковер, - это, Олег, вам незапланированное
открытие, называется: ковер-самолет.

Цуенбаев проговорил что-то, рассыпавшееся цепочкой гортанных звуков,
и ковер плавно поднялся на полметра вверх. Савервальд, чувствуя подвох в
голосе руководителя, заглянул в просвет. Там не было ничего, кроме ржавой
кнопки, вдавившейся в линолеум. Цуенбаев присел на корточки, нажал руками
на середину ковра. Вниз посыпалась пыль, ковер выгнулся, сопротивляясь, но
все же профессор прижал его к полу.

- Старая вещь, - сказал Цуенбаев, отпустив ковер, - летать уже не
может. Ни грузоподъемности, ни высоты. Но явление демонстрирует. Вам ведь
больше ничего не надо? Вот и изучайте.

- Откуда он у вас? - выдавил Савервальд.

- Наследство. Прабабка была мастерица. Говорят, она и выткала. А мне
ковер от бабушки достался. Память. Так что я его не насовсем дарю. Как
изучите - вернете.

- А почему вы сами за него не взялись? - спросил все еще не вышедший
из шока Савервальд.

- У меня взгляды старомодные. Я полагаю, что на ковре-самолете надо
летать, а если он не летает, его надо на пол постелить. Но если хочется,
то можно и изучать. Заклинания я перепишу, а остальное сами как-нибудь.
Завтра я в отпуск ухожу, можете обосноваться в моем кабинете.

Домой Савервальд шел переполненный странными детскими мечтаниями.