Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

ДОРОГА НА ВЕЛЛЕСБЕРГ

Ветер гнал над степью запахи трав. В воздухе словно метались
разноцветные знамена, даже в глазах рябило. Я сказал об этом Игорю, но тот
лишь усмехнулся:

- Чтобы унюхать то, что ты чуешь, надо собакой родиться. По-моему,
воняет гарью.

Гарь я тоже чуял. От посадочной капсулы стлалось грязно-черное,
медленно оседающее полотнище. Там, где опоры впились в почву, ленивыми
багровыми гейзерами вспухал запах сгоревшей земли. Наверное, того, кто
видел бы это впервые, зрелище могло захватить. Я начал дышать ртом, и
цветные пятна в воздухе дрогнули, исчезая. Так гораздо лучше, только рот
быстро пересыхает. Но я привык. Не советую, правда, медикам из Центра
Совершенствования подходить ко мне с предложением об активации генов моим
детям. Могу и не сдержаться. А в общем, я привык.

Игорь неторопливо поправлял одежду. Особо аккуратным видом он никогда
не отличался, а сейчас был встрепан донельзя. Порванная на спине (для
вентиляции) рубашка выбилась из обрезанных чуть ниже колен брюк. Сами
брюки представляли собой шедевр роддэрской моды - правая половина из
джинсовой ткани, левая - из металлизированного вельвета. На груди на
тонкой серебряной цепочке покачивался амулет - настоящий автоматный патрон
второй половины двадцатого века. Зато волосы были очень тщательно
разделены на семь прядей и выкрашены в семь цветов. Игоря можно было с
ходу снимать для передачи "Роддэры - новые грани старой проблемы".
Впрочем, кажется, он пару раз в ней снимался... Игорь поймал мой взгляд,
подмигнул, но ничего не сказал. Скосил глаза на нашего нового спутника -
тот неловко выбирался из люка капсулы.

- Эй, как тебя... Рыжик!

"Рыжик" повернулся. Быть ему теперь Рыжиком на веки вечные. Если
Игорь дает прозвище, оно прилипает намертво. Да в новеньком и
действительно было все необходимое для такого прозвища: солнечно-рыжие
волосы, быстрый, чуть хитроватый взгляд и такая же, немного лукавая,
улыбка.

- Меня зовут Дэйв. А вас?

Ха! Имя у него тоже было рыжее, солнечное. По-русски Дэйв говорил
неплохо, только немного нажимал на гласные.

- Не, - дурачась, протянул Игорь. - Тебя зовут Рыжик. Его - Чингачгук
- можно Миша, - докончил он, увидев мой выразительный жест. - А я - Игорь.

- Просто Игорь?

Да, новенькому палец в рот не клади. Он смотрел на Игоря так, словно
придумывал ему кличку.

- Просто Игорь. Тебе сколько?

Дэйв смущенно пожал плечами, словно не знал, что ответить. Замершее в
зените солнце сверкнуло на золотистом кружке, приколотом к его
травянисто-золотой рубашке.

- Одиннадцать.

- Ясно. Знак давно получил?

Рыжик скосил глаза на кружок.

- Недавно. Утром.

- Во дает! - Даже Игоря такое сообщение лишило иронии. - Получил и
сразу слинял? А родители? Сцен не устраивали?

- Нет. Они, кажется, даже обрадовались.

Игорь замолчал. Потом заговорил снова, и я обалдел - таким неожиданно
мягким, дружеским стал его голос.

- Ты держись пока с нами, Рыжик. Мы с Мишкой роддэры старые, опытные.
По три года по дорогам болтаемся.

- А вам сколько лет?

Игорь засмеялся:

- Учти, Рыжик, мой вопрос о возрасте был провокационный. Роддэры на
такие вопросы не отвечают, в лучшем случае говорят, как давно получили
самостоятельность. Но ради знакомства скажу - тринадцать. И еще. Спрячь
свой знак. Роддэры это напоказ не носят.

Я усмехнулся, глядя, как торопливо снимает Рыжик свой золотой кружок.
Знак действительно делают из золота, запрессовывая внутрь идентификатор и
выдавливая на поверхности слова: "Достиг возраста персональной
ответственности". На обороте - имя.

Игорь повернулся ко мне:

- Ну что, Чингачгук, пойдем в горы?

Горы неровной гребенкой тянулись к горизонту. Покрытые синеватым
снегом вершины заманчиво поблескивали над темной каймой деревьев. Там, в
горах, сосны по двадцать метров. И никаких запахов, кроме снега и хвои...

- Далековато, - небрежно произнес я, уже зная, что пойдем. -
Километров сто с гаком...

- Куда нам торопиться-то, роддэрам...

Мы с Игорем понимающе смотрели друг на друга. Игорь знает, каково
мне. Иначе бы мы не проводили половину года в горах...

- Да, - повернулся я к Дэйву. - Мы же забыли тебя поблагодарить,
Рыжик...

Назвав его так, я невольно смутился. Не люблю кличек...

Но Рыжик, похоже, уже привык к своему новому имени.

- Точно, - подхватил Игорь. - Ты нас спас. А то сели бы мы в лужу.

Он был прав.

В пассажирском салоне гиперзвукового самолета могла поместиться
великолепная лужа, в которую уселись бы два самонадеянных роддэра. Салон
тянулся широченной стометровой трубой, залитой мягким оранжевым светом. В
четырех рядах кресел дремали, слушали музыку и смотрели телешоу редкие
пассажиры. Самолет летел полупустым, как и положено рейсу из Флориды в
самом начале курортного сезона.

Мы с Игорем сидели рядом со стеклянной кабинкой диспетчера,
установленной посередине салона. Наверное, близость к ней и навела Игоря
на мысль покинуть самолет. Когда бархатный голосок стюардессы зазвучал из
спинки кресел, объявляя, что через пятнадцать минут лайнер пролетит над
Скалистыми Горами, Игорь легонько толкнул меня в бок. Я замычал, не
раскрывая глаз. Хотелось подремать - всю ночь мы шли по обочине дороги,
добираясь из города в аэропорт. Проходящие мимо машины иногда тормозили,
сигналили, но мы упорно шли дальше. Настоящий роддэр не садится в
автомобиль без крайней необходимости. Из одной машины, сигналившей
особенно настойчиво, нас даже беззлобно обругали... Теперь я хотел спать,
а Игорь неумолимо тормошил меня:

- Чинга! Большой Змей! Ну, Мишка!

Я вопросительно посмотрел на него.

- Давай возьмем капсулу и смотаемся.

- Зачем?

- Просто так.

Вся прелесть поступков "просто так" в том, что их не надо объяснять
даже себе.

- Давай...

Мы поднялись с кресел. Как всегда после резкой смены положения,
запахи ударили по мне с новой силой. Прежде всего - запах самолета.
Трущийся металл, гнущаяся пластмасса, искрящие контакты, подгорелые
изоляторы, подтекшая смазка, свежевыкрашенные панели и еще тысячи знакомых
и не знакомых запахов сливались, к счастью для меня, в единый,
воспринимаемый как шершавое скрипящее фиолетовое пятно над головой. К нему
можно было легко привыкнуть и перестать замечать. Но вот аромат резких
французских духов, плывущий от женщины в конце салона, оказался неизбежным
и неуничтожимым. Он бил прямо в подсознание жаркой багряной волной, и
стоило большого труда вынырнуть из-под нее, вновь думать спокойно и без
усилий.

- Прошу выделить нам капсулу для посадки в пролетаемом районе, -
вежливо сказал Игорь диспетчеру. Тот оглядел нас и... Я почувствовал, как
темнеет его запах - в кровь выплеснулись стрессовые гормоны, на коже
проступил незаметный для глаз пот.

- На каком основании?

Будь на нашем месте взрослые, диспетчер и спрашивать бы не стал. Что
ему, капсулы жалко, что ли?.. Но к роддэрам у многих отношение было не
слишком доброжелательное. Игорь вздохнул и вытащил из кармана свой знак
самостоятельности. Я - свой. Пассажиры, сидевшие поблизости, уже
посматривали на нас с любопытством. Еще бы. Двое мерзких грязных
скандальных роддэров требуют, чтобы им, как порядочным гражданам, дали
капсулу для индивидуальной посадки.

- Как мне кажется, серьезных оснований для высадки у вас нет?

Я понимал диспетчера. Перед ним стояли два пацана. Один - в диком
костюме, с разноцветными волосами, загорелый и исцарапанный. Другой
поаккуратнее (не люблю выкрутасы в одежде), со светлыми волосами (меня
тошнит от запаха краски), светлокожий (ко мне загар плохо липнет)... но
все равно - роддэр. И эти роддэры из пустой прихоти передумали лететь в
Токио и решили высадиться у подножия Скалистых Гор...

- Увы. Капсула дается лишь при наличии веских причин. Или если ее
попросят не менее трех пассажиров...

Поединок кончался не в нашу пользу. Роддэров оскорбили и публично
продемонстрировали остальным пассажирам их беспомощность. Теперь речь шла
уже о том, чтобы спасти лицо. Игорь с надеждой посмотрел в салон. Но
никого, похожего на роддэра, не увидел. Лишь рядах в пяти от нас сидел
мальчишка. Но уж слишком ухоженный, домашний был у него вид... На всякий