Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

ПОЕЗД В ТЕПЛЫЙ КРАЙ

1. КУПЕ

- Идет дождь, - сказала жена. - Дождь...

Тихо, почти равнодушно. Она давно говорила таким тоном. С той минуты
на пропахшем мазутом перроне, когда стало ясно - дети не успевают. И даже
если они пробились на площадь между вокзалами - никакая сила не пронесет
их сквозь клокочущий людской водоворот. Здесь, на узком пространстве между
стенами, путями, оцепленными солдатами поездами, метались и метались те,
кто не достал билета: когда-то люди, теперь просто - остающиеся. Временами
кто-нибудь не то от отчаяния, не то в слепой вере в удачу бросался к
поездам: зелено-серым, теплым, несущим в себе движение и надежду... Били
автоматные очереди, и толпа на мгновение отступала. Потом по вокзальному
радио объявили, что пустят газ, но толпа словно не слышала, не понимала...

Он втащил жену в тамбур, в очередной раз показал проводнице билеты. И
они скрылись в келейном уюте четырехместного купе. Два места пустовали, и
драгоценные билеты мятыми бумажками валялись на углу откидного столика. А
за окном поезда уже бесновались, растирая слезящиеся глаза, оставшиеся. В
неизбежные щели подтекал Си-Эн, и они с женой торопливо лили на носовые
платки припасенную минералку, прикрывали лицо жалкими самодельными
респираторами. А поезд уже тронулся, и последние автоматчики запрыгивали в
отведенный им хвостовой вагон.

Толпа затихла, то ли газ подействовал, то ли осознала, что ничего не
изменишь. И тогда со свинцово-серого неба повалил крупный снег. Первый
августовский снег...

- Ты спишь? - спросила жена. - Будешь чай?

Он кивнул, понимая, что должен взять грязные стаканы, сполоснуть их в
туалете, в крошечной треугольной раковине... Пойти к проводнице, наполнить
кипятком чайник - если окажется свободный, или стаканы - если будет
кипяток. А потом осторожно сыпать заварку в слегка горячую воду и
размешивать ее ложечкой, пытаясь придать чаю коричневый оттенок...

Жена молча взяла стаканы и вышла. Поезд шел медленно - наверное,
приближался к разъезду... "Ничего, - подумал он и сам испугался мыслей -
они были холодными и скользкими, как дождевые плети за окном. - Ничего,
это последний дождь. За поездом идет Зима. Теперь будет лишь снег".

Где-то в глубине вагона звякнуло разбитое стекло. Захныкал ребенок.
Послышался тонкий голос проводницы - она с кем-то ругалась. Несколько раз
хлопнуло - то ли стреляли из пистолета, то ли дергали заклинившуюся дверь.

Он осторожно потянул вниз оконную раму. Ворвался воздух - холодный,
прощально-влажный. И дождевые капли, быстрые, хлесткие, бьющие в глаза. Он
высунул голову, пытаясь разглядеть состав. Но увидел лишь длинный выгнутый
сегмент поезда, скользящий по рельсам, убегающий от Зимы. "Почему они не
взрывают пути? - подумал он. - Я бы непременно взрывал. Или так хорошо
охраняют?" Он втянулся обратно в купе, взял со столика пачку сигарет,
закурил. Экономить табак не было смысла - запасался с расчетом на сына. А
сын _о_с_т_а_л_с_я_. Опоздал... или не захотел? Он ведь знал истинную цену
билетов... Какая разница. У них теперь всего с запасом.

Вошла жена, с двумя стаканами, чистыми, но пустыми. Вяло сказала:

- Кипятка нет... Сходишь позже.

Он кивнул, досасывая мокрый окурок. Дым несло в купе.

- Что там, в коридоре?

- Разбили стекло, камнем. В первом купе, где майор с тремя женщинами.

Жена отвечала сухим, чуть раздраженным голосом. Словно докладывала на
каком-то собрании.

- Майор стрелял? - Он закрыл окно и, запоздало испугавшись, натянул
на окно брезентовую штору.

- Да... Скоро станция. Там заменят стекло. Проводница обещала.

Поезд покачивало, и купе билось в такт дорожным рытвинам.

- Почему они не рвут рельсы?

Он лег на верхнюю полку, посмотрел на жену - она всегда спала на
нижней, по ходу поезда. Сейчас она легла, даже не сняв туфли, и на
скомканном в ногах клетчатом пледе остались грязные следы.

- Потому, что это не поможет, - неожиданно ответила жена. - Потому,
что ходят слухи о дополнительных эшелонах, которые вывезут всех. Каждый
хочет на поезд в Теплый Край.

Он кивнул, принимая объяснение. И со страхом подумал, не навсегда ли
жена превратилась в такую: спокойную, умную, рассудительную чужую женщину.

2. СТАНЦИЯ

Поезд стоял уже полчаса.

Дверь приоткрылась, заглянула проводница. Как всегда, слегка пьяная и
веселая. Наверное, ей тоже было непросто устроиться на поезд в Теплый
Край.

- Проверка идет, - быстро сказала она. - Местная выдумка... Охрана
решила не вмешиваться.

- Что проверяют-то? - с внезапным томительным предчувствием спросил
он.

- Билеты. И наличие свободных мест. - Она посмотрела на две
незастеленные полки так, словно впервые их увидела. - За сокрытие
свободных мест высаживают из поезда.

- У нас есть билеты. На все четыре места, - зло, негодующе отозвалась
со своей полки жена.

- Неважно. Должны быть и пассажиры. У вас два взрослых и два детских
места. Выпутывайтесь.

- Дверь закрой! - крикнула жена.

Повернулась к нему, молча, ожидающе. За окном уже не было дождевых
струй. Кружилась какая-то скользкая белесая морось, пародия на снег, тот,
настоящий, что уже трое суток догонял поезд.

- Другого выхода нет? - с ноткой интереса спросила жена.

Он не ответил. Вышел в коридор, осмотрелся. Все купе были закрыты,
проверка еще не дошла до вагона. Из-за соседней двери тихо доносилась
музыка. Глюк - почему-то решил он. И оборвал себя: какой к черту Глюк, ты
никогда не разбирался в классике... Надо спешить.

Автоматчик в тамбуре выпустил его без вопросов, лишь мельком взглянул
на билеты в руках. Маленькие оранжевые квадратики, пропуск в Теплый Край.

За редкой цепью автоматчиков, перемешанных с местными охранниками, в
чужой форме, с незнакомым оружием, стояли люди. Совсем немного, видимо,
допуск к вокзалу тоже был ограничен.

Он прошел вдоль поезда, непроизвольно стараясь держаться ближе к
автоматчикам. И увидел тех, кого искал: женщин с детьми. Они стояли
обособленно, своей маленькой группой, еще более молчаливой и неподвижной,
чем остальные.

Женщина в длинном теплом пальто молча смотрела, как он подходит. На
черном меховом воротнике лежали снежинки. Рядом, чем-то неуловимо копируя
ее, стояли двое мальчишек в серых куртках-пуховиках.

- У меня два детских билета, - сказал он. - Два.

- Что? - спросила женщина в пальто. Не "сколько", а именно "что" -
деньги давно утратили цену.

- Ничего, - ответил он, с удивлением отмечая восторг от собственного
могущества. - Ничего не надо. Мои отстали... - Горло вдруг перехватило, и
он замолчал. Потом добавил, тише: - Я их провезу.

Женщина смотрела ему в лицо. Потом спросила, и он поразился вопросу,
она еще имела смелость чего-то требовать!

- Вы обещаете?

- Да. - Он оглянулся на поезд. - Быстрее, там билетный контроль.

- А, вот оно что... - с непонятным облегчением вздохнула женщина. И
подтолкнула к нему мальчишек: - Идите.

Странно, они даже не прощались. Заранее, наверное, договорились, что
делать в такой невозможной ситуации. Быстро шли за ним, мимо солдат с
поднятым оружием, мимо чужих вагонов. В тамбуре он показал автоматчику три
билета, и тот кивнул. Словно уже и не помнил, что мужчина вышел из поезда
один.

В купе было тепло. Или просто казалось, что тепло, после предзимней
сырости вокзала. Дети стояли молча, и он заметил, что за плечами у них
туго набитые зеленые рюкзачки.

- У нас есть продукты, - тихо сказал младший.

Жена не ответила. Она рассматривала детей с брезгливым любопытством,
словно уродливых морских рыб за стеклом аквариума. Они были чужими, они
попали на поезд, не имея никаких прав. Просто потому, что имеющие право
опоздали.

- Раздевайтесь и ложитесь на полки, - сказал он. - Если что, вы едете
с нами от столицы. Мы - ваши родители. Ясно?

- Ясно, - сказал младший.

Старший уже раздевался, стягивая слой за слоем теплую одежду.
Пуховик, свитер, джемпер...

- Быстрее, - сказала жена.

По коридору уже шли - быстро, но заглядывая в каждую дверь. Щелчки
отпираемых замков подступали все ближе. Дети затихли на полках.

- Возраст не тот, - тоскливо сказала жена. - Надо было выбрать
постарше...

Дверь открылась, и в купе вошел офицер в незнакомой форме. Брезгливо
поморщился, увидев слякоть на полу.

- Прогуливались? - протяжно спросил он. Не то спросил, не то
обвинил... - Билеты.

Секунду он вертел в руках картонные квадратики. Потом молча