Елизавета МАНОВА
ЛЕГИОН
уже вывели на рубеж.
шагал Алул, но его распылили в последний бросок, тогда мы потеряли троих,
ничего, подумал он, шестая цепь, проскочу. Я вернусь, подумал он, и тут
наступил Сигнал, и стало наплевать, но он знал, что это пройдет. Лучше бы
не проходило, подумал он, все равно ведь боишься, хорошо что этот Альд -
человек, подумал он, будет с кем поговорить, если вернемся, и тут
шатнулась земля, и все расплылось - это их накрыло полем, сберегая до поры
от огня.
настоящий страх еще не пришел, он придет потом, когда взорвется горящий
танк. Почему те всегда поджигают первый танк, подумал он, не распыляют,
как все, а просто поджигают, и он стоит и чадит, пока не бахнет? Он
никогда не видел Тех и не знал, откуда приходит Сигнал, просто он знал всю
эту игру, знал до изжоги, до тошноты.
третьей цепи жахнет пламенем в горизонт, и тогда начнется ад, а мы встанем
и пойдем сквозь огонь, паля в белый свет, и не увидим никого, а нас будут
косить...
пригибаясь к земле, и Алек подумал опять: а как это, когда тебя распылят?
Что ты чувствуешь, становясь ничем - уже взаправду ничем?
уже... - и только двое ушли от луча. Просто они шли по краям и успели
упасть: здоровенный четверорукий и совсем маленький - человек?
голову парой рук, а другой скребет по земле, а маленький ползет, боже,
куда он лезет, дурак, там же огонь!
наступил Сигнал, и опять он не думал до следующего рубежа, а там уже
косили четвертую цепь, это не по правилам, подумал он и упал, потому что
поле ушло.
вперед, а малыш все полз к горящему танку, прямо в огонь. Ослеп, подумал
Алек, сейчас он умрет, и я тоже скоро умру, господи, думал он, я больше не
хочу умирать, господи, прости, что я в тебя не верю, только помоги ему и
мне.
пламя. И пылающий танк ожил, шевельнулся, рыкнул - и как ахнет пламенем в
горизонт! И сразу впереди все стало огнем, и другие танки дружно харкнули
в горизонт, а маленький факел вылетел из костра и покатился, сбивая огонь,
но они уже встали и пошли, и лучемет запрыгал в руках, и больше ничего,
только огонь и ничего, ничего...
черный прах.
мысль, а за нею пришла первая боль. Когда же это меня? подумал он. Ничего,
пройдет, всегда проходит, и они шли; серебряные фигурки поднимались из
черного и становились в цепь, и вся его пятерка была при нем, я - молодец,
подумал он, здорово я тогда, и уже становилось светлей, и боль ушла, и
серебряные стены Казармы засветились, обещая покой.
клубки на лежанках, а те двое ушли в свои спальные норы, потому что не
нужна даже эта скудная благодать - время для себя.
человеческое лицо, красивое даже, а видно, что не с Земли...
Редко бывает, что из-за смысла слышишь чужой язык, а тут, словно фильм,
озвученный за кадром. Он даже удивился, что вспомнил, давным-давно все
ушло...
Значит, некомплект. А тут где-то Альда пришили. Воскресили, подучили - и в
строй. Доволен?
пространство, где кишели люди и нелюди; сидели, лежали, висели, говорили,
кричали, творили что-то такое, для чего не сыщешь слов, - и усмехнулся. -
Кто угодно, лишь бы не трус и умер в драке? Веселое место наша Вселенная!
За что же мы воюем?
первую цепь. Видел?
за узенькой дверкой.
Гладкий, плотный и маленько зудит, пропадет, - подумал Алек. Будет новый
бросок и новый рубец, а этот пропадет...
Сколько раз меня убивали? Зачем мне живое тело, подумал он, чтобы
чувствовать боль?
тоска до ненависти.
проклятый бой, когда не видишь врага и незачем его убивать.
подумал он, выйдем на рубеж, сами поймут.
с белесого неба вроде даже бы пригревало, и стены Казармы уже растворились
в Нигде.
скользили со всех сторон, и сейчас он любил их всех, сколько их есть тут в
степи, а больше всего своих, неустрашимую группу - "Ал"; ему даже
захотелось что-то запеть, заорать какой-нибудь гимн, но мы это одолеем,
знаем, что к чему, скоро я не то запою.
Сложил щупальца перед лицом и закрыл перепонку на глазах.
позднее, чем он, ему быть старшим, если меня распылят. Вот чудак, умиленно
подумал он, нашел чего извиняться. Прямо совестно: а вдруг это его
распылят? Извинялся - извинялся, а старшим не будет...
тупым умилением взглянул на него. Всем нам сегодня конец, вот не повезло
мужику...
пятеркой, а те сплошь нелюди, на голову, на две выше его.
на свете есть женщины.
дурак. Интересно, где они станут? Седьмая цепь, подумал он, вот здорово,
седьмая у цепь, если б еще уцелеть...
не поверил. Нельзя тут было уцелеть. Никак.
поверил. Алрх. Алрх весь был комок вялых щупалец и обвислых мембран,
кровавые трещины расчертили блестящий хитин, и мотало его не дай бог.