Юрий НИКИТИН

ЛОКАТОР

Панель гигантской машины искрилась сотнями циферблатов, больших и
малых экранов, множеством разноцветных лампочек. Это была знаменитая
электронно-вычислительная машина "Алкома-12".

Я находился в зале машинных расчетов и чувствовал себя очень уютно в
старом глубоком кресле. Его спинка едва слышно поскрипывала, когда я
наваливался всей тяжестью, деревянные подлокотники поблескивали от
прикосновения сотни рук.

- Олесь, - сказал я, - как попала сюда эта архаика? В твоем страшном
царстве машин пристало бы что-нибудь соответствующее.

Олесь возился с перфокартами. Он был высоким и сильно сутулым парнем.
На длинном некрасивом носу сидели огромные очки. В свои тридцать лет он
уже заимел изрядную лысину и бледное нездоровое лицо.

На мое замечание он буркнул:

- Завтра специально для тебя принесу зубоврачебное кресло.

- Ну зачем же такие жертвы? - сказал я томно.

Хотя, честно говоря, именно такие страшилища дожили и подошли бы
такому чересчур строгому помещению. Здесь все блестело и сияло чистотой и
хромированными деталями, а холодный блеск металла спорил безжизненностью с
люминесцентными экранами. А мне почему-то больше нравились запыленные
помещения, полные старых книг и картин, когда в каждом углу висит
роскошная паутина, а пол испещрен следами мышиных лапок...

- Готово! - объявил Олесь.

Он вставил последнюю катушку, в стремительном темпе сыграл на пульте
управления. Пальцы у него были гибкими, как у музыканта. Я тут же подумал,
что это сравнение устарело. Скоро, желая похвалить музыканта, будут
сравнивать его с виртуозным программистом.

- Ты всерьез? - спросил я недоверчиво.

- Разумеется, - ответил он очень серьезно.

- Поручаешь машине подобрать невесту?

- Все верно, поэт. Все верно.

Я не люблю, когда меня называют поэтом. Как-то нескромно звучит, хотя
действительно зарабатываю на жизнь стихами.

- Брак по расчету... Ужасно! Не представляю, как вы посмотрите друг
другу в глаза. Я бы со стыда сгорел. Твоя избранница должна быть такой же
толстокожей, как и ты!

- Проповедуешь стихийную любовь? - спросил он.

- Да, любовь должна быть неожиданной. Случайной. Чтобы нечаянно
встретились, взглянули друг другу в глаза и - разгорелось пламя!
Понимаешь, глаза в глаза!

Он некоторое время молча смотрел на меня поверх очков, словно бы я
сморозил невесть какую глупость, а не высказал кредо настоящей любви.
Потом быстро подошел к двери, ведущей на балкон и резко распахнул.

- Иди сюда, поэт!

Я нехотя вылез из кресла. Олесь стоял у перил и смотрел на улицу.
Ощутив мое присутствие, молча указал вниз.

По улице текла полноводная людская река. Из подъездов контор и
учреждений выливались новые ручейки, из массивных ворот расположенного
напротив военного училища вырвался сильный и бурный поток зеленого цвета.
Чуть дальше к полноводному течению присоединялись черные струйки служащих
главков, потом влился веселый жеребячий ручеек светло-зеленых штормовок
студенческих стройотрядов, мощной струей хлестнул оранжевый поток рабочих
- дорожников, выплеснулась мутная пена из дверей гигантского пивного бара.

Русло было испещрено черными дырами подземных переходов и метро, над
ними завихрялись людские водовороты. И все же исполинская река не мелела,
ибо на всем ее протяжении из множества дверей выплескивались новые ручьи.

Иногда возникали круговороты возле лотков с пирожками, время от
времени можно было увидеть буруны фонарных столбов, но в целом река текла,
не встречая препятствий. Вдоль всей улицы ее жадно сглатывали разномастные
автобусы, трамваи, троллейбусы, маршрутные такси. Значительная часть
проваливалась в черные дыры метро и продолжала путешествовать подземными
потоками, часть всасывалась корнями лифтов и затем возгонялась по стволам
небоскребов, но река все так же текла неудержимо, напористо, неистощимо,
неуклонно, неукротимо, настойчиво... И не было ей ни конца, ни края.

Как и всякая бурная вода она несла в себе и долю мусора. Трудолюбивые
рыбки-санитары - названные здесь дворниками, - усердно вылавливали сор,
старательно чистили дно великой реки.

На перекрестке река разветвлялась. Соседний квартал выглядел сахарным
островом в море кипятка. На миг промелькнуло нелепое опасение: не рухнет
ли под напором, не растворится ли?

- Здесь около ста тысяч человек, - сказал Олесь. Он все также хмуро
смотрел вниз. - Из них десять тысяч незамужних девушек! Скажи, ты с каждой
из них знаком? Учти точно такое же столпотворение в моменты пик
наблюдается во всех центральных районах Москвы. В других городах страны -
примерно такая же картина. А теперь объясни мне, как ты с каждой из
живущих на Земле девушек сможешь посмотреть "глаза в глаза"?

Я молчал. Не хотелось признаваться, что и самого мучила мысль о
необъятности мира. Столько останется непрочитанных книг, стольких
прекрасных девушек даже не увижу...

- Извини, чуткая душа, - сказал он едко, - но ты очень похож на
одного моего друга.

Он приоткрыл дверь и громко позвал:

- Вася, друг!

За дверью послышался шорох Олесь приоткрыл створки пошире и в щель
важно вошел большой черный кот. Хвост он держал трубой, на меня
посматривал недружелюбно.

- Вот существо, - сказал Олесь, - которое тоже довольствуется
"стихийной" любовью. Радиус его действия ограничивается крышами двух
соседних домов.

Кот потерся о его ногу и что-то сказал на кошачьем языке.

- Он спрашивает о твоем радиусе, - перевел Олесь. - Знаешь ли ты всех
девушек в своем доме? Не говоря уже о соседних.

Кот смотрел на меня зелеными глазами. В животе у него противно
урчало, Олесь достал сигарету, закурил. Потом сказал:

- Кроме того, признайся: "глаза в глаза" - басня. Поэтическая
метафора. Твое приличное воспитание не позволит знакомиться на улице.

- Не позволит, - согласился я неохотно.

- Вот-вот. Значит выбор у тебя еще более ограничен, чем у Васьки. А я
поведу поиск по всему земному шару! Чтобы найти ту, Единственную. А теперь
скажи мне, поэт: кто из нас больший романтик?

Он бросил сигарету на пол, яростно затоптал.

- Я не верю в машины, - сказал я упрямо.

Он отмахнулся:

- При чем тут машины? - Все знают, что самец бабочки находит самку за
десятки километров. Одни говорят о запахе, другие ссылаются на биополе,
третьи и вовсе докатываются до телепатии... Но дело не в этом. Самец
как-то "вычисляет" местоположение бабочки и летит к ней, хотя на его пути
порхают сотни и тысячи таких же!.. Увы, это только на наш взгляд точно
таких же. А ему нужна Та - Единственная.

- И ты как бабочка! - сказал я с негодованием.

Он все так же криво усмехнулся:

- Дружище... Мне надоело встречаться с не теми женщинами. Надоело -
не то слово. Я уже не выношу чужих женщин.

- Давно ли ты стал не выносить? - спросил я иронически. Все мы знали
его влюбчивость, знали о четырех его браках.

Он ответил очень серьезно:

- С тех пор, как понял, что они чужие.

- Все женщины одинаковые, - попробовал я отшутиться, - различаются
только габаритами, возрастом и мастью.

- Я тоже так думал. Я подсчитал, что за всю историю человечества, -
учти! - за всю тьму веков, ни разу не встречались юноша и девушка, как
говорится, созданные друг для друга. Ни разу! Это страшно. Во все времена
женились на чужих невестах, выходили замуж за чужих женихов. Отсюда
недоразумения, размолвки, ссоры. Чужие и есть чужие. Я даже не могу и
представить, каким будет брак, если отыщется та самая, Единственная. Это
должно быть и правду что-то необыкновенное, небывалое, непохожее на все
остальные заурядные браки!

Мы вернулись в зал. Я снова опустился в кресло, стараясь выразить в
словах невообразимое чувство протеста перед машинизацией вопросов любви и
брака.

- Все упирается в машину. Все-таки, я не позволил бы ей выбирать мне
жену.

Олесь следил за светящейся линией на одном из экранов. Вдруг сделал
несколько быстрых переключений и лишь тогда ответил:

- Молодец. Герой! Страдалец за доброе старое время. Но все-таки,
учти, не машина мне подбирает невесту, а я - через машину. Машина - мой
локатор. Ты знаешь, что такое локатор?

- Все равно, - сказал я упрямо. - Кибернетика в любви - кощунство. А
я, как и всякий нормальный человек, стою за освященные атрибуты. Лунный
свет, тихий сад, журчание ручья... И никаких тебе транзисторов. Только
соловьиная трель!

- А все-таки достижения техники не гнушаешься и на свидании, - сказал
он иронически. - Снимал бы часы. Ведь счастливые часов не наблюдают? И
вообще, одевался бы в звериные шкуры. Заодно иди громить технику, как
некий писатель на Западе, купивший три роскошных автомобиля, но
предпочитающий ходить пешком. Бедолага из-за этого ни разу не побывал на
зарубежных пресс-конференциях. Сейчас модно вздымать нежную душу против
уж-жасной технизации и тянуть в доброе старое пещерное время, но вся эта