Юрий Никитин

Фарамунд

* ЧАСТЬ 1 *

Глава 1

Третьи сутки они двигались через гнилые испарения лесных болот.
Единственная повозка часто увязала, всадники привычно покидали седла,
упирались плечами. И снова мимо проплывают огромные деревья в рост человека,
два колеса подпрыгивают на толстых корнях, слышен влажный шелест мясистых
листьев, жидкая грязь отпускает колеса с недовольным чмоканьем.

На четвертый день чахлые искореженные болезнями деревья сменились
рослыми красавцами в три обхвата. Земля, все еще сырая, уже увереннее
держала как повозку, так и тяжелых конных воинов.

Туман опустился к траве, растворился без следа. Воздух стал легче,
прозрачнее. Вместо привычного смрада затхлой воды и гниющих растений стали
восприниматься запахи древесной смолы, муравьиных куч. Всяк замечал, что
птицы перекликаются звонче, белки мелькают рыжими молниями. Деревья стоят
уверенно, земля у болот здесь отвоевана навечно. Могучие корни выпивают моря
подземной воды, возгоняют по стволам и сбрасывают с листьев.

К полудню сквозь плотные тучи прорвалось крохотное больное солнце.
Ветер тронул верхушки деревьев, под ногами взад-вперед задвигались ажурные
призрачные тени. Трава шевелились, тоже отбрасывая тени, такие непривычные в
мире, где плотные тучи царапают брюхо о вершинки деревьев. Кое-где появились
даже бабочки: крупные, как воробьи, мохнатые и серые, словно летучие мыши.

То и дело теперь по толстым стволам мелькали красные комки, пушистые
хвосты, стучали крохотные коготки.

Две крепкие крестьянские лошадки упирались копытами, кряхтели, но
повозку теперь даже на косогоры вытаскивали без помощи людей. Огромные
колеса без труда катили через мелкие ручейки, борозды, подпрыгивали на
выступающих из земли корнях.

Справа ненадолго проглянуло болото, но мелкое, жалкое. Скоро осталось
далеко позади, но зловонные запахи еще долго витали в воздухе, тревожили
души. Иногда деревья попадались изогнутые, изувеченные. Тогда под ногами
чавкало, а весь отряд невольно ускорял шаг, уходя от обиталища злых богов.

Впереди на крупном коне ехал рослый и широкий в плечах молодой воин. В
правой руке длинное копье, на голове железный шлем, а на кожаном панцире
нашиты железные пластинки. На локте левой руки, что не выпускала повод, без
усилий держался легкий круглый щит, а из ножен у пояса торчала рукоять
короткого меча.

Красивое гордое лицо осталось неподвижным, когда прямо под копытами
мелькнула лисья мордочка, испугав коня. Его выпуклые глаза сурово и
непреклонно смотрели только вперед.

Следом за ним двигался, задремав в седле, массивный, грузный воин.
Седая голова блестела серебром, короткие волосы трепал ветерок. Широкие
массивные плечи обвисли от собственной тяжести. Круглое лицо, потемневшее от
ветра, морозов, солнца, слегка обрюзгло, длинные седые усы опускались до
груди. Справа у седла на тучи вызывающе смотрела рукоять огромного боевого
топора.

Внезапно молодой воин насторожился. Ладонь его шлепнула по рукояти
меча. Голос прозвучал сурово:

- Тревор, там что-то впереди...

Седоусый не успел открыть рот, как молодой пришпорил коня. Остальным
видно было, как пригнулся, выставив копье, обогнул огромный дуб и пропал за
зеленой стеной. Воины переглянулись, из ножен со зловещим посвистом
вынырнули мечи. В руке Тревора появился боевой топор.

- Сюда! - донесся крик молодого воина. - Здесь был бой!

Тревор, уже с топором в руке, осторожно пустил коня за островок из
деревьев. Там на широкой поляне в лужах свернувшейся крови застыли
человеческие тела. Два матерых волка оскалили зубы, но не осмелились
вступить в схватку, попятились в кусты. Воины быстро осмотрели место битвы.
Лица павших искажены яростью, жаждой боя. Некоторые изрублены так страшно,
что головы в стороне, отсеченные руки сжимают оружие. Два тела вовсе
разрублены от плеча и до пояса, словно здесь дрался разъяренный великан.

Тревор с усилием привстал на стременах, огляделся поверх кустов. Везде
тихо, но на всякий случай, сказал густым басом:

- Я проеду вокруг, посмотрю. А ты, Редьярд, проверь, что за люди.

Молодой всадник вскинул копье, потряс:

- Здесь все мертвые!

Тревор крикнул предостерегающе:

- Мертвых семеро, но за кустами могут быть живые...

Воины, не выпуская из рук оружия, выехали на место схватки. Четверо
спешились, быстро переворачивали трупы, выворачивали карманы, шарили в
складках одежды. На двух мертвецах оказались на удивление добротные сапоги.
Спешившиеся едва не подрались: сразу трое ухватились за один и тот же сапог.

Лошадки вытащили повозку на край поляны. Выглянула девушка, быстрые
живые глаза на широком загорелом лице без страха оглядели убитых. Воины
стаскивали сапоги, переворачивали павших, шарили в карманах. Девушка
соскочила с высокой ступеньки, черные волосы растрепались по прямой спине.
Редьярд с высоты седла сказал строго:

- Клотильда, возвращайся к госпоже.

- А что я ей расскажу? - изумилась Клотильда. - Спросила ведь!

- Негоже смотреть на мертвецов, - сказал Редьярд еще строже.

- Это ей. А мне?

- И тебе нельзя.

- Почему?

Он набрал в грудь воздуха, но в это момент дверца повозки отворилась.
На землю как бабочка спорхнула молодая девушка в дорогом платье из
настоящего шелка. У нее блестели глаза от яркого солнца и возбуждения.
Казалось, от нее шел чистый радостный свет. Длинные золотые волосы,
заплетенные в толстую косу, падали до середины спины, чистые глаза смотрели
на мир с радостным удивлением.

Служанка вскрикнула:

- Лютеция!.. Лютеция!.. Вон Редьярд говорит, что негоже молодой
девушке...

Из-за кустов донесся могучий рев дяди молодой госпожи:

- Э-э, да здесь еще один! Еще живой!.. Правда, долго не протянет...

Рослый всадник, Редьярд, крикнул:

- Где?.. Дознайся: кто напал, много их еще, куда ушли.

Точеные ножки юной Лютеции ступали между трупами. Привыкшая к виду
убитых и раненых, она двигалась легко и свободно. Под каблучком хрустнули
пальцы одного из павших, что в предсмертной судороге впились в землю, а
Лютеция уже протиснулась между воинами.

Наполовину вломившись в кусты, лежал крупный молодой мужчина. Черные,
как вороново крыло, волосы, запятнанные кровью, падали на лицо. Тревор слез
на землю, конь тут же пугливо отбежал. Пальцы Тревора без брезгливости
отодвинули с лица черноволосого прядь. Открылось крупное, но очень худое
лицо. Скулы натянули кожу, подбородок зарос черной двухнедельной щетиной, не
скрывавшей ни рубца, ни той формы нижней челюсти, что принято считать
признаком упрямства и воли.

Он весь был залит кровью, на плечах и на груди кровоточили открытые
раны. Еще одна страшная рана зияла на боку. Лютеции показалось, что кончики
разрубленных ребер торчат, как оскаленные зубы огромного зверя. Неизвестный
застонал, открыл глаза. Она вздрогнула, темно-коричневые глаза взглянули
прямо на нее, минуя склонившегося над ним Тревора.

- Пить... - прохрипел он.

Тревор поколебался, отстегнул с пояса фляжку:

- Тебе, парень, надо больше о другой жизни думать...

Раненый пытался поднять руку, но только пошевелил пальцами. Вторая рука
бессильно лежала вдоль тела. Кровь подтекла со всех сторон, он лежал в
темно-красной грязной луже. Тревор приложил флягу к губам раненого, подержал
чуть, тут же отнял:

- Хватит. Тебе все равно, а нам воду беречь надо. Ты из тех, кто напал,
или кто защищался? Говори, нам все равно: разбойник ты или нет. Нам важнее
знать, что впереди на дороге.

Лютеция присела на корточки перед раненым. Он сделал пару глотков, вода
плеснула на подбородок: массивный, упрямо выдвинутый. Лютеция торопливо
отодвинула мокрый от крови край рубашки, Ей почудилось, что коснулась одетых
под рубашку лат из меди, но это оказались его рельефные мышцы. Грудь
медленно поднималась и опадала, а глубоко внутри бухало могучее сердце. Ее
рука на груди раненого подпрыгивала.

Он пошевелил губами. Лютеция не расслышала, наклонилась. Их взгляды
встретились. Она сказала быстро:

- Перенесите в повозку. Не по-христиански оставлять умирать в лесу!

Тревор хмыкнул, рука опустилась на рукоять меча. В голосе старого воина
звучало удивление:

- А кто сказал, что оставим, дабы волки драли еще живого? Одно движение
железа - и он на небесах!

Лютеция сказала сердито:

- Дядя, я приняла новую веру.

- Ну и что?

- Иисус Христос велит быть милосердной.

- Старые боги надежнее, - заметил Тревор. - Да и парень этот, похоже,
не слышал о новом боге. Эй, парень, ты ведь предпочитаешь смерть от острой
стали друга?

Но человек, истощив все силы, впал в беспамятство. Тревор вытащил меч,