Виктор ПЕЛЕВИН
ХРУСТАЛЬНЫЙ МИР
безлюдных и бесчеловечных петроградских проспектах, знает, что человек
вовсе не царь природы. Царь природы не складывал бы ладонь в подобие
индийской мудры, пытаясь защитить от промозглого ветра крохотную стартовую
площадку на ногте большого пальца. Царь природы не придерживал бы другой
рукой норовящий упасть на глаза край башлыка. И уж до чего бы точно
никогда не дошел царь природы, так это до унизительной необходимости
держать зубами вонючие кожаные поводья, каждую секунду ожидая от тупой
русской лошади давно уже предсказанного Дмитрием Сергеевичем Мережковским
великого хамства.
нюхаешь, - сказал Николай, с тоской догадываясь, что товарищ и на этот раз
не предложит угоститься.
и вдруг сильно ударил лошадь сапогами по бокам.
тяжело-звонким грохотом унесся вдаль по пустой и темной Шпалерной. Затем,
как-то убедив свою лошадь затормозить и повернуть обратно, он поскакал к
Николаю - по пути рубанул аптечную вывеску невидимой шашкой и даже
попытался поднять лошадь на дыбы - но та в ответ на его усилия присела на
задние ноги и стала пятиться через всю улицу к кондитерской витрине,
заклеенной одинаковыми желтыми рекламами лимонада: усатый герой с
георгиевскими крестами на груди, чуть пригибаясь, чтобы не попасть под
осколки только что разорвавшегося в небе шрапнельного снаряда, пьет из
высокого бокала под взглядами двух приблизительно нарисованных
красавиц-медсестер. Николай с кем-то уже обсуждал идиотизм и пошлость
этого плаката, висевшего по всему городу вперемешку с эсеровскими и
большевистскими листовками; сейчас он почему-то вспомнил брошюру Петра
Успенского о четвертом измерении, напечатанную на паршивой газетной
бумаге, и представил себе конский зад, выдвигающийся из пустоты и
вышибающий лимонад из руки усталого воина.
центре улицы, направился к Николаю.
любая культура является именно парадоксальной целостностью вещей, на
первый взгляд не имеющих друг к другу никакого отношения. Есть, конечно,
параллели - стена, кольцом окружающая античный город и круглая монета, или
- быстрое преодоление огромных расстояний с помощью поездов, гаубиц и
телеграфа. И так далее. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что
каждый раз проявляется некое нерасчленимое единство, некий принцип,
который сам по себе не может быть сформулирован несмотря на крайнюю
простоту...
принцип, одинаково представленный во всех феноменах культуры.
существования, примерно тысячу лет. А внутри этого срока он проходит те же
стадии, что и человек - культура может быть молодой, старой и умирающей.
Как раз умирание сейчас и происходит. У нас это видно особенно ясно. Ведь
это, - Юрий показал рукой на кумачевую полосу с надписью "Ура
Учредительному собранию!", протянутую между двумя фонарными столбами, -
уже агония. Или даже начало разложения.
словно вымерла, и если бы не несколько горящих окон, можно было бы решить,
что вместе со старой культурой сгинули и все ее носители. С начала
дежурства пошел уже второй час, а прохожих навстречу не попадалось, из-за
чего совершенно невозможно было выполнить приказ капитана Приходова.
блядь, - сказал капитан на разводе, значительно глядя на Юрия, - ясно?
прямом смысле?
кроме двух готовых выполнить приказ юнкеров существовал и этот третий,
пытающийся туда пройти - а его не было, и пока боевая вахта сводилась к
довольно путаному рассказу Юрия о рукописи какого-то немца, которую сам
Николай не мог прочесть из-за плохого знания языка.
первых глав. Через Швейцарию провезли.
немецкую фамилию - зато прочно запомнил совершенно бессмысленное слово
"Шпуллер". Такие вещи происходили с ним все время - когда он пытался
что-то запомнить, из головы вылетало именно это что-то, а оставались
разные вспомогательные конструкции, которые должны были помочь сохранить
запоминаемое в памяти, причем оставались очень основательно: пытаясь
вспомнить фамилию бородатого немецкого анархиста, которым зачитывалась
гимназистка-сестра, он немедленно представлял себе памятник Марку Аврелию,
а вспоминая номер какого-нибудь дома, он вдруг сталкивался с датой "1825"
и пятью профилями - не то с коньячной бутылки, не то из теософского
журнала. Он сделал еще одну попытку вспомнить немецкую фамилию, но вслед
за словом "Шпуллер" выскочили слова "Зингер" и "Парабеллум"; второе было
вообще не при чем, а первое не могло быть нужным именем, потому что
начиналось не на "Ш". Тогда Николай решил поступить хитро и запомнить
слово "Шпуллер" как похожее на вылетевшую из головы фамилию; по идее, при
этом оно должно было забыться, уступив этой фамилии место.
фигуру, крадущуюся вдоль стены со стороны Литейного проспекта, и дернул
едущего рядом Юрия за рукав. Юрий встрепенулся, огляделся по сторонам,
увидел прохожего и попытался свистнуть - получившийся звук свистом не был,
но прозвучал достаточно предостерегающе.
светлое пятно под фонарем и стал полностью виден. На первый взгляд ему
было лет пятьдесят или чуть больше, одет он был в темное пальто с
бархатным воротником, а на голове имел котелок. Лицо его с получеховской
бородкой и широкими скулами было бы совсем неприметным, если бы не хитро
прищуренные глазки, которые, казалось, только что кому-то подмигнули в обе
стороны и по совершенно разным поводам. В правой руке господин имел
трость, которой помахивал взад-вперед в том смысле, что просто идет себе
тут, никого не трогает и не собирается трогать, и вообще знать ничего не
желает о творящихся вокруг безобразиях. Склонному к метафоричности Николаю
он показался похожим на специализирующегося по многотысячным рысакам
конокрада.
- как служба?
Николай.
к вече'гу так аж се'гце заныло... Дай, думаю, воздухом подышу...
в другую сторону? Вам ведь все равно, где воздухом дышать?
безоб'газие какое-то. Я п'гивык по Шпале'гной туда-сюда, туда-сюда...
на него, отчего Юрий почувствовал необходимость что-то произнести вслух.
Смольному.
В'гемени"... - затараторил он, причем стало сразу ясно, что если он и
имеет какое-то отношение к газетам, то уж во всяком случае не к "Новому
Времени", - наглость какая... Да вы знаете, с кем гово'гите?
готовностью, с которой он начал пятиться из пятна света назад, в темноту -
слова предполагали, что сейчас начнется долгий и тяжелый скандал, а
движения показывали немедленную готовность даже не убежать, а именно
задать стрекача.
подышите пару дней в окошко!
темноте.
зыркают...
повернули назад - Юрию эта процедура стоила некоторых усилий. В его
обращении с лошадью постоянно проскальзывали ухватки опытного