Юрий Петухов

Звездная месть 1-2

Юрий Петухов. Звездная месть ("Звездная месть" #1)

(роман)

Пролог. КАЗНЬ

Периферия Системы.

Видимый спектр.

2235-ый год, июль.

Три огромных мутных глаза смотрели сверху на Него. В этих глазах не
было жизни. Но в них не было и смерти. Это были холодные нечеловеческие
глаза, такие могли быть у насекомого, у ящера, глубоководной рыбины ...
хотя нет, ни у одной земной твари, даже самой мерзкой и отвратительной, не
могло быть таких безжизненных и страшных глаз. И все же в черных матово
поблескивающих зрачках с золотистыми ромбовидными прорезями-диафрагмами
угадывался разум - непонятный, чуждый, но разум.

Он еще ничего не понимал. Он смотрел вверх, смотрел словно
околдованный, не мигая, не жмурясь. А память все отмечала, запечатлевала,
закладывала в вечные хранилища подсознания, преобразуясь тем самым из
обычной рассудочной памяти в нечто более глубокое и емкое, чему нет
названия, но что несет запечатленное через поколения - от отца к сыну,
внуку, правнукам.

Он поднял руку, махнул ею, пытаясь отогнать жуткое видение, открыл
рот, раздумывая, надо ли кричать, звать на помощь или еще рано, не стоит,
все и так обойдется... И не закричал. В этом мире все было ново для Него.
И потому Он пока не умел пугаться по-настоящему, до судорог и оцепенения,
до крика и слез. Он даже вытянул губы, скривил рот в улыбке, рассчитывая,
что огромное и непонятное существо ответит тем же, что они улыбнутся друг
другу, рассмеются, и все будет хорошо. Но трехглазый не улыбнулся. Кто
знает, может быть, он вообще не умел улыбаться, а может, просто не хотел.

Отец с матерью куда-то подевались. Он долго лежал молча. Потом долго
звал их. Потом появились эти три неожиданных глаза, и Он не мог оторваться
от них, не мог избавиться от изучающего леденящего взгляда. Он был очень
доверчив. И Он еще не знал, что в мире существует Зло.

Что-то холодное и колючее обхватило Его тело, сжало, сдавило. Он
почти сразу взлетел вверх-теперь трехглазое лицо смотрело на него в упор.
Он откинул голову назад, чтобы не видеть этих ужасных недобрых глаз. Но в
затылок уперлись сразу два острия, надавили, не дали Ему отвернуться.
Почти одновременно мелькнула какая-то тень, и Он почувствовал резкую боль
над переносицей и у виска. Что-то липкое и теплое потекло сверху... Тело
сдавило еще сильнее. Но даже и тогда Он не закричал.

Их было трое на этой дикой и глухой окраине. Все осточертело им до
невозможности, но деваться было некуда. В патрульную службу шли как на
каторгу, смены ждали с первого же дня, проклиная все на свете, включая и
саму Систему. Еще бы не проклинать! Для патрулирования периферийных зон
вполне достало бы автопатрульщиков, так ведь нет, какие-то там инструкции
требовали, чтобы кроме киборгов на станциях присутствовали и живые! Они
ненавидели инструкции. Но они им подчинялись.

- А с этим гаденышем что делать? - спросил Первый.

В вытянутой руке он держал маленькое голенькое существо, покрытое
настолько нежненькой светленькой пленочкой-кожицей, что казалось, надави
чуть - из-под нее брызнет жидкость, жижа.

- Ты его совал в анализатор? - поинтересовался Второй.

- Да.

- Ну так чего же задаешь дурацкие вопросы! - Второй был-сильно
раздражен. Да и как иначе вместо спокойного пребывания на станции и
ожидания смены, они вынуждены были возиться с этим примитивным корабликом,
попавшим в незримые сети патрульных служб. Второй много раз "посылал
наверх бумаги-рапорты, он считал, что если поставить в узловых точках на
подходах к Системе автоаннигиляторы, пускай даже с дублями на всякий
случай, то вообще можно было бы обойтись без патрулирования - зачем оно,
кому нужно! Надо жечь всю эту мерзость на подступах, а не отвлекать от
дела... Но все его бумаги оставались без ответа, видно, наверху сидели или
безмозглые тупицы или... о другом Второй боялся и помыслить, нет, он не
хотел в это верить, просто его рапорты не доходили до тех, кто может
решать сам, вот и все. - Что показал анализатор?

Первый потряс голышом в руке - брезгливо, держа тельце подальше от
себя. Рот его скривился.

- Падаль! Низшая раса, предпоследняя ступень; на самом пределе, ниже
только безмозглые твари.

Вмешался Третий:

- Это все ясно и без анализаторов! Пора кончать с ними, и так мы
слишком долго валандаемся тут с этой жестянкой. Пошли!

- Ты в бортовую машину занес данные?

- Не тот случай!

- Ну, как знаешь, - пригрозил Второй.

И Третий понял, что сегодня же наверх пойдет бумага, что опять ему
влетит. И поплелся к тумбе бортового журнала-компьютера, нажал кнопку
перевода информации, снятой со всех анализаторов. Хотя он и знал, что от
одной капли океан не становится полнее.

- Порядок!

- Второй кивнул, но не посмотрел в сторону Третьего.

- Так что же делать с выродком? - снова спросил Первый.

- Да вышвырни ты его! И не приставай!

- Нет, я просто думаю, ему будет интересно посмотреть, как мы
поступим с его папашей и мамашей, а?

Второй выразительно поглядел на Первого, поскреб морщинистые брыли.

- Ты слишком высокого мнения об умственных способностях этих
животных... - проговорил он негромко. - А впрочем поступай, как знаешь.

- А я предлагаю устроить маленькое развлечение! Имеем мы право
немного позабавиться или нет?! - сказал Третий, заглядывая в лицо голышу.
- У них там-три капсулы, три катерка... Но нам потребуется всего-навсего
один, поняли мысль?

- Все это дешевка! - брюзгливо прохрипел Второй. - Палить в мишень,
заранее зная, что попадешь в нее в любом случае, нет, это не по мне. Не
стоит переводить зарядов!

Первый осторожно, всеми восемью пальцами, сложенными лопаточкой,
погладил голыша по голове. Причмокнул.

- А заряд мы сэкономим на папаше с мамашей, - сказал он.

- Годится! - отозвался Третий.

Они прекрасно друг друга понимали, хотя всякий раз переходя из
Невидимого спектра в Видимый, теряли часть своих способностей и свойств.

- Пошли! - приказал Второй. И добавил: - Только накинь на него поле,
чтоб не сдох раньше времени!

Первый когтем мизинца ткнул в черную кнопочку, торчавшую из
массивного желтого браслета, сжимающего кисть правой руки, той самой, в
которой он держал голыша, - и вокруг беленького тельца разлилось свечение.

- Не сдохнет! - заверил Первый. И тут же поправился: - Раньше, чем
ему положено!

Они вышли в Пространство.

Шестиногие стройные киборги, как и было им приказано, привязали
чужаков к поручням смотровой площадки их же корабля. Широко раскинув руки,
будто распятые, висели пришельцы на горизонтальных металлических трубах,
предназначавшихся вовсе не для распятий. Опутанные ноги крепились к
поперечным стойкам. Тела были напряжены, казалось, их сводит судорогой -
то ли пришельцы никак не желали смириться со своей судьбой и пытались
вырваться из пут, то ли их ломало и корчило в звездной лихорадке, не
щадящей ни одно живое существо в Пространстве. Лица чужаков скрывались за
темными, почти не просвечивающими стеклами шлемов.

- Ну, как тебе это нравится, малыш? - поинтересовался. Первый,
поглядывая не столько на голыша, сколько на Второго и Третьего. - Нет, ты
только погляди! Ну разве амебы должны разгуливать в Пространстве, а? - Не
дождавшись ответа, Первый поучительно и мягко произнес: - Амебы должны
сидеть в своей грязи и не высовываться! Для собственной же пользы, малыш!

Первый знал, что голыш все равно не понимает его слов. Но ему было
приятно ощущать себя добрым и всемогущим наставником. Тем более, что на
этой дикой глухой окраине была такая скукотища!

Чуть светящееся защитное поле предохраняло тельце голыша от смертных
объятий Пространства. Да и сами патрульщики вышли налегке, без скафандров
- они не собирались долго пребывать в пустоте, и их внутренних жизненных
сил вполне хватало, чтобы какое-то время не ощущать холода Космоса,
отсутствия внешнего давления и дыхательной смеси, они не были "амебами".

Послушные киборги выполнили телепатический приказ Второго и подогнали
почти вплотную к стоящим капсулу-катерок из подвесного бункера корабля
чужаков.

Первый собрался было положить голыша в капсулу - в единственный ее
жилой отсек: анабиокамеру. Но Третий остановил его.

- Пусть поглядит!

Первый приподнял руку повыше, теперь голыш словно бы парил в черноте
Пространства. Но по его живым и почти осмысленным глазенкам было видно, он
что-то понимает, ощущает, он, скорее всего, даже признал своих распятых
родителей, он смотрит на них и только на них, и лицо его меняет