Геннадий ПРАШКЕВИЧ

ЧЕЛОВЕК ИЗ МОРГА

Приемник я не выключал. Мне много чего понарассказывали об этом
побережье, почти все, конечно, оказалось враньем, но с музыкой все равно
веселее. Мне рассказывали, отсюда все люди ушли, ни птиц, ни зверья, даже
цикад не слышно. Ну, не знаю, как там с цикадами, но я видел чаек над
проливом, видел зеленую листву, а время от времени натыкался на
полицейские кордоны. Вполне мордастые, в меру грубоватые парни. Обид на
них у меня не было.

Хартвуд... Линдсли... Оруэй...

Крошечные прибрежные городки, когда-то пышные и торжественные, как
праздничный торт, сейчас тихие и пустые, но вовсе не вымершие, как о том
болтали. Эпидемия сюда не дошла. Сюда нагнали полицейских, это я могу
подтвердить. В Бастли? По делам? - полицейские настороженно улыбались. В
жизни не видал таких озабоченных копов. Хорошие места, пальмы кругом,
настороженно улыбались полицейские, и вокруг пусто, а все равно через
Бастли лучше следовать транзитом, карантин на острове Лэн не отменен. А
остров Лэн - вот он. Переплюнуть можно через пролив.

- Спасибо, сержант.

Я слушал музыку, рассматривал пустынные, тянущиеся по левую руку
пляжи, поднимал глаза к темному от зноя небу и в который раз дивился злым
языкам.

Да, пляжи замусорены, их никто с того шторма и не чистил, но они
оставались плясками. Скажем, с Итакой их не сравнить. Я хорошо помнил
пляжи Итаки - желтую пену, накатывающуюся на берег, пьяную рыбу,
перетертый с грязью песок, тухлые водоросли, зеленую слизь на камнях. Тут
ничего такого быть не могло. Пляжи Итаки погибли от промышленных отходов
комбината СГ, а остров Лэн наказала сама природа, выбросив на его берег
зловонный труп некоей твари, в существование которой почти никто не верил.

Тот шторм двухмесячной давности, конечно, оставил следы.

Куда ни глянь, белые пески забросаны сухими водорослями, выбеленными
солнцем неопределенными обломками, закатанными в обрывки сетей стеклянными
поплавками. Все равно, черт побери, это были живые пляжи. Они не
отсвечивали зеркалами сырой нефти, не пахли выгребной ямой, не отпугивали
птиц или крыс.

Воля господня.

Если на все действительно воля господня, чем так прогневили небо
жители острова Лэн?

Музыка... Пустое шоссе...

Время от времени сквозь музыку пробивалось странное журчание.
Тревожное, звонкое, но и тонкое, будто в эфире пролился электрический
ручеек, будто и правда там стакан электронов пролили.

Нелепая мысль. Но так всегда. Чем нелепее мысль, тем труднее от нее
отделаться.

Полдень. Солнце, слепящее глаза, сонные полуденные городки, злобный
зной, хотя по всем календарям давно уже подступило время осенних шквалов и
ливней.

Остров Лэн.

Я прислушался к диктору, прервавшему музыкальную программу.

Эпидемия на острове Лэн, кажется, пошла на убыль... За последние три
дня адентит убил всего семь человек...

Всего семь! - неприятно удивился я. Это немного?

И тормознул.

Очередной кордон. Очередные потные копы. Очередной ряд привычных
вопросов. В Бастли? По делам? Что в багажнике?

Полицейские, конечно, давно знали ответы по сообщениям предыдущих
кордонов, но, в общем, я понимал их настырность. Пустое шоссе, зной...
Представляю, как цеплялись они к тем, кто следовал из Бастли.

Адентит.

Весьма невинное название. Никогда не подумаешь, что болезнь с таким
невинным названием убила за два месяца почти девять тысяч человек.

Люди достаточно быстро привыкают к собственному паскудству. Даже
гнилые пляжи, даже пузырящийся мертвый накат быстро становятся привычным
зрелищем, но, черт побери, в Итаке мы имели дело с промышленными отходами,
такое случается, а на острове Лэн все началось с дохлой твари, и ее
выбросило на берег штормом.

Девять тысяч трупов.

То, что эти люди были убиты неизвестной прежде болезнью, пугало и
раздражало. Мало нам самих себя? Мало нам собственных производных?

К черту!

Оказывается, пустое шоссе может здорово действовать на нервы. Ну,
понятно, туристов не манит в эти края, но грузовое-то движение не должно
полностью прерываться. Где-нибудь проложен объезд?

Я пожал плечами.

Говорят, с острова Лэн пытались бежать, - кто-то слышал ночную
стрельбу в проливе.

Тоже, наверное, болтовня.

Правда, объясняя задание, шеф сказал: остров Лэн - крайне опасное
место. Там, Эл, все будет против тебя - власти, микробы, зной, дураки и,
конечно, адентит. Тебя там встретит Джек Берримен, но, сам понимаешь, Джек
в данном случае не гарантия успеха. Кстати, называть ты его будешь Джеком,
по легенде он Джек Паннер. А твоя фамилия - Хуттон, хотя с именем и тебе
повезло: напарника Джека зовут Эл. Ты заменишь его на острове. Видеть тебе
его не нужно, внешне он напоминает тебя, этого вполне достаточно. Оставишь
свою машину в Бастли, прямо под желтой стеной казармы, а сам незаметно
выберешься на берег и воспользуешься аквалангом Хуттона. Джек ждет тебя.

Шеф медлительно улыбнулся, но в его прищуренных глазах отсвечивал
синеватый лед. Похоже, ты первый человек, Эл, который рвется на остров, а
не бежит с него.

Я ответил улыбкой.

В общем-то, будничное задание.

Если бы не адентит.

Неизвестная прежде болезнь получила название по единственному ее
внешнему признаку - убивающему жару, вдруг охватывающему жертву. Ты не
корчишься от боли, тебя не разъедают язвы и фурункулы, тебе не ломает
костей, ты не обмираешь в ознобе, просто тебя вдруг бросает в жар. Это
даже приятный жар, ты весь впадаешь в пламя, ты сам ищешь его, ты пылаешь,
как бензиновый факел, ты несешь счастливую чушь, а потом... Потом тебя
начинает клонить в сон... Ты можешь уснуть в холодной ванне, в море, на
пляже, в баре, в объятиях любовницы - где угодно. Ты пылаешь, сон кажется
тебе единственным прибежищем, ведь он приносит прохладу. Но не просыпался
еще ни один человек, адентит - идеальное средство от бессонницы.

Никто и никогда не сталкивался прежде с этой болезнью, а занесла ее
на остров не менее странная тварь - глоубстер.

Первыми забили тревогу сотрудники лаборатории Гардера (отделение
биостанции, финансируемой военно-морским флотом). Останки неведомой твари
попали в их руки, и первыми жертвами адентита пали два научных сотрудника
лаборатории, зато меры были приняты - эпидемия не перекинулась на материк.
Остров закрыли. Ни пляжей, ни купаний, ни баров, ни теннисных кортов: в
проливе курсировали вооруженные катера, продовольствие и медикаменты
выбрасывались с вертолетов. Не знаю, почему шеф решил, что адентит может
принести доходы Консультации, но Джек Берримен вытребовал меня на остров.
Я ехал в порт Бастли, чтобы использовать акваланг его бывшего напарника.

Зной... Зной...

С вершины высокого мыса я увидел скучные от пыли домики и деревья
Бастли. У пустого причала серебрился широкий конус поставленного на прикол
парома. Нигде ни яхты, ни буксира, ни лодки, - все, что могло плавать,
отобрано властями. И далеко, очень далеко - искаженная знойным маревом -
белая полоска известняковых скал.

Остров Лэн.

Не знаю, чего я ждал, конечно - не хоров из древнегреческой трагедии,
но все равно увиденное в Бастли меня разочаровало.

Колючие пальмы, пустующие корпуса, пыльные улицы, но под желтой
стеной временной казармы действительно располагалась автостоянка. Там я и
бросил свою машину. На переднем сиденье остались документы для Хуттона. Он
не был моим двойником, он, собственно, не был сейчас даже полноценным
работником. За несколько дней до эпидемии, отрезавшей остров Лэн от
остального мира, Эл Хуттон умудрился схватить жестокую пневмонию. Его
соседи по пансионату умирали от адентита, а Хуттон хрипел, кашлял и
задыхался от удушья; зато он сумел пережить многих, даже собственную,
нанятую им медсестру. Ему не привелось поработать в похоронных отрядах,
все два месяца он отлежал в постели, зато теперь, пусть тайно, но
возвращался на материк.

Я неторопливо поднялся в кафе, сиротливо нависшее над маленькой
площади. Хмурый бармен настороженно глянул на меня из-за стойки.

Тоскливое зрелище.

Я пожалел бармена:

- Раньше Бастли выглядел веселей.

Бармен не принял моего тона. Он еще больше нахмурился:

- Тебя проверяли?

Наверное, он имел в виду полицейские кордоны. Я хмыкнул:

- Раз пять.

Только после этого он позволил себе ответить:

- Раньше? Веселей? С чего ты взял?

- Ну, вы знаете, что я хотел сказать, - начал я, но бармен