Константин СИТНИКОВ

ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

При падении его оглушило. Руслан с трудом выбрался из кустов на
залитую солнцем площадку заправочной станции и, пошатываясь, направился к
телефонной будке. В ушах у него звенело, и сначала ему показалось, что
телефон не работает. Только потом он различил в трубке долгие гудки. Дяди
не было дома. Он вытащил жетон из окошечка и снова опустил его в щель. Но,
протянув руку к диску, вдруг понял, что намертво забыл номер музейной
вахты. Тщетные попытки вспомнить его вызвали лишь головную боль.
Привалившись горячим лбом к прохладному стеклу, он некоторое время боролся
с мучительной тошнотой. Затем его все же вырвало, и это принесло небольшое
облегчение. Поморщившись, он поспешил на воздух.

Насколько он мог судить, его швырнуло на несколько километров от того
места, где его застал смерч. Причины, вызвавшие этот смерч, и
обстоятельства, при которых он возник в самом центре города, были
настолько невероятны, что размышлять о них значило подвергнуться очередной
пытке головной болью. Руслан предпочел сосредоточиться на том, как
добраться до своего дяди. Сейчас это был единственный человек, который
согласился бы его выслушать и, возможно, даже помочь. Как это ни больно,
но теперь он не мог рассчитывать на своего отца и, более того, вряд ли мог
доверять ему. От этой мысли ему казалось, что рушатся сами устои его
внутреннего мира. Он рос без матери, и отец был для него едва ли не
божеством. И то, что отец предал его, вызывало в нем боль гораздо более
сильную, чем ссадины, полученные при падении.

В тот момент, когда он вышел из телефонной будки, возле одного из
заправочных автоматов остановился мощный магистральный грузовик с
обтекателем на кабине - австрийский "Штайр", - и из него выпрыгнул
водитель. Крупный мужчина лет сорока, в зеленой безрукавной рубашке,
заправленной в голубые брюки. Обширное его чрево поддерживалось широким
черным кожаным ремнем, придававшим ему облик благородного киношного
разбойника. Через расстегнутый воротничок на груди виднелись седые
заросли, среди которых терялась тонкая золотая цепочка с кулоном в виде
крошечного сердечка. Бронзовый загар покрывал его лицо, шею, грудь и
испещренные наколками руки.

Руслан направился к мужчине. Пожалуй, это был его единственный шанс
быстро вернуться в город. Прозрачные серые глаза мужчины - одного оттенка
с седыми, невесомыми, как паутина, волосами, - обратились к нему без
всякой тени удивления или любопытства. Похоже, трудно было заставить этого
человека изменить своему всегдашнему спокойствию и тем более вывести его
из равновесия. Вместе с легким запахом хороших сигарет от него исходил
аромат надежности, невозмутимости и мужской силы.

- До города подбросите? - спросил Руслан, подавляя дурноту, которая
волнами накатывала на него.

Потерять сознание на раскаленной асфальтированной площадке - не
приведи Боже! Солнце, стоявшее высоко над березовой рощей, нещадно било
его своими прямыми лучами в затылок. От заправочного автомата в
неподвижном зное распространялись густые пары бензина...

Неторопливо вставив шланг в держатель, благородный разбойник закрутил
крышку бензобака и забрался в высокую кабину своего "Штайра". Руслан
тоскливо подумал, что нет, его не возьмут. Но водитель перегнулся через
сиденье, так что его зеленая рубашка выбилась из брюк, и открыл вторую
дверцу изнутри. Он не произнес ни слова, даже головой не кивнул, словно
это могло уронить его достоинство в собственных глазах. Однако Руслан и
без того понял, что его берут до города.

Он с трудом вскарабкался на высокое кожаное сиденье, со второй
попытки захлопнул дверцу и привалился затылком к задней стенке, нагретой
снаружи солнцем. Его знобило, подташнивало и все время тянуло закрыть
глаза. Но он упрямо разлеплял веки, чтобы не потерять последнего контроля
над своим сознанием.

"Штайр" тяжело тронулся с места, медленно выкатил на дорогу и,
наращивая скорость, понесся по прямой магистрали, мимо зеленых холмов,
лесков и полей. Благодарение Богу, солнце оказалось со стороны водителя, а
не со стороны Руслана. Приятный ветерок обдувал его лицо через низко
опущенное стекло...

Если бы не приступы легкой тошноты, которую Руслану время от времени
приходилось подавлять, это недолгое путешествие запомнилось бы ему как
самое счастливое в его жизни. Сознание словно бы скользило по волнам, и
когда оно взлетало на гребень, все чувства становились необыкновенно
обостренными. Он начинал различать каждую травинку на обочине, несмотря на
то, что грузовик делал шестьдесят километров в час. Мысли его прояснялись
и едва ли не позвякивали от хрустальной прозрачности. Когда же сознание,
наоборот, проваливалось в пропасть, все вокруг словно бы заволакивалось
легким туманом и он погружался в приятное, похожее на дрему беспамятство.

Он чувствовал, что в его жизни начинаются большие перемены. Все
прежние заботы и проблемы потускнели, сделались несущественными перед
лицом новой, несравненно более серьезной опасности. Впереди его ждало
неизведанное. И ему было особенно приятно, что рядом со ним в этот важный
для него момент оказался именно такой человек, как этот молчаливый
водитель. Это казалось ему хорошим знаком, залогом того, что в будущем его
ждет удача.

Позже, когда все было уже позади, он, конечно, осознал, что все эти
неумеренные восторги были лишь следствием сильного нервного возбуждения,
вызванного преследованием и падением. Но тогда он чувствовал себя так,
словно заново родился. И в каком-то смысле так оно и было.

Молчаливый водитель высадил его на обочине магистрали, в пригороде.
Перегнувшись через сиденье, он снова захлопнул за ним дверцу и, так и не
произнеся ни слова, тяжело тронулся с места.

Позже, вспоминая о нем, Руслан не мог избавиться от чувства вины.
Преследователи Руслана не прощали тем, кто ему помогал. Четверть часа
спустя этот невозмутимый мужчина погибнет в дорожном происшествии: перед
самой машиной из воздуха выступит странная фигура, до глаз закутанная в
черное. В последний момент старый опытный водитель, повидавший на своем
веку всякое, круто свернет влево и на скорости восьмидесяти километров в
час врежется в стоящее на обочине дерево...

А получасом раньше пьяный паренек, заливавший бак своего мотоцикла на
той самой бензоколонке, куда забросило Руслана воздушным вихрем, выронил
из вялых губ горящую сигарету в бензиновую лужицу под ногами, и взрыв был
таким мощным, что в окрестных домах вылетели стекла...

Если бы Руслану сразу стали известны эти факты, он бы, возможно, уже
тогда призадумался о том, что кто-то нещадно лупит по нему из тяжелого
орудия, промахиваясь лишь на считанные минуты и попадая либо туда, где он
только что был, либо туда, где он вскоре мог оказаться. Возможно,
задумался бы он и о том, что эти промахи не могут быть случайными и что
есть - должен быть, не может не быть! - кто-то, кому он обязан жизнью.

Впрочем, ОНИ, вероятно, и не собирались его убивать. Во всяком
случае, не теперь. Он нужен был им совсем для другого дела. Скорее всего,
они просто хотели запугать его, лишить воли, чтобы потом взять голыми
руками. И, надо признаться, им это вполне удалось. Еще никогда Руслан не
чувствовал себя таким растерянным и напуганным.

Потом он никак не мог вспомнить, каким образом добрался до музея.
Пошатываясь, как пьяный, он поднялся по высокой лестнице наверх, и (позже
он вспоминал об этом со смехом) его ужасно забавляло, что он никак не мог
преодолеть последней ступеньки, - ее металлическая скоба, предохраняющая
бетонные края от отбивания, постоянно цепляла его за конец кроссовки, и,
чтобы не потерять равновесия, ему приходилось каждый раз ставить ногу
обратно. Со стороны это, наверное, выглядело так, будто он хотел - и не
решался сделать последний шаг. Наконец, он плюнул на равновесие и проделал
оставшееся до дверей расстояние на четвереньках.

Открыв дверь головой и ввалившись в сумрачный вестибюль, он увидел
волка. Самого настоящего волка - не какое-нибудь там чучело или
добродушного домашнего пса, а живого здоровенного волчину с вытянутым
носом и зеленовато-желтыми круглыми глазами. В глазах этих не было ничего,
даже отдаленно напоминавшего о собачьей слезе или печальном собачьем
взгляде, породившем известную поговорку, что собака все понимает, только
сказать не может. Нет, это были жесткие волчьи глаза, горевшие изнутри,
как два подсвеченных кусочка янтаря. Волк сидел на верхней ступени
короткой лестницы, насторожив уши, черный его член свисал на кожистой
складке с облезлого живота между широко расставленными нижними лапами,
похожий на еловую ветку хвост с топорщащейся жесткой шерстью лежал сбоку.

Руслан даже не удивился, - не потому, что привык к подобным встречам,
а потому, что этого просто-напросто быть не могло. А если и было, то - не
более чем плодом его расстроенного воображения. Решив, что на сегодня
достаточно, что уже хватит подвергать свой бедный рассудок таким суровым
испытаниям, он закатил глаза под лоб и мягко повалился на бок. Последнее,
что ему запомнилось, - это то, как, оглушительно цокая и скрежеща о плитки
когтями, волк спустился к нему по ступеням, навис над ним и, схватив
зубами за воротник, слегка потащил на себя, словно бы заставляя
подняться... Но подняться Руслан уже не мог - сознание покинуло его.

...Очнулся он в глубоком, мягком кресле с круглыми валиками по
сторонам высокой спинки. Открыв глаза, он словно бы в тумане увидел
крошечную комнатку, стенами которой служили высокие, до самого потолка,
стеллажи, заставленные деревянными ящиками. Эта комнатка была только
частью большого подсобного помещения, где работал дядя Руслана,
палеонтолог. Стеллажи с ящиками образовывали узкие проходы, пересекающиеся
под прямым углом в самых разных направлениях и образующие настоящий
лабиринт, в котором легко было заблудиться. Здесь его дядя и возился со
своими экспонатами - доисторическими останками животных и растений,
всевозможными рептилиями и древовидными папоротниками. Перед Русланом,