Сергей СНЕГОВ

ТЯЖЕЛАЯ КАПЛЯ ТЩЕСЛАВИЯ

Рой, конечно, не согласился бы заняться распутыванием загадочной
смерти Ричарда Плачека, если бы не был другом Армана. В Столице
функционировали идеально оснащенные лаборатории Охраны общественного
порядка, установление обстоятельств гибели любого человека являлось их
прямой обязанностью. Иногда Рой с Генрихом помогали следственным
лабораториям, но лишь когда имело место какое-то странное физическое
явление, в природе которого работники охраны не могли разобраться.
Самоубийство Плачека, как считал Рой, к таким случаям не относилось.

Но Арман, три дня дежуривший у постели Плачека, когда медики боролись
за его жизнь, был так подавлен, что Рою захотелось утешить помощника.
Арман сидел у пульта, не начиная подготовленного эксперимента - в
лаборатории братьев в эти дни изучался гравитационный пробой пространства,
- и вяло просматривал запись вчерашнего опыта. Рой понимал, что Арман не
видит ни одной цифры.

- Поговорим, - сказал Рой. - Я не собираюсь тебя утешать. Смерть есть
смерть. Ричард сам захотел уйти из жизни.

Арман покачал головой:

- Он не хотел уходить из жизни, Рой. Я хорошо знал Ричарда. Среди
моих друзей не существовало большего жизнелюба.

- Сколько я знаю, он сказал своему ассистенту: "Меня больше не
будет!", - капнул в ухо какое-то снадобье и умер.

- Впал в беспамятство, Рой.

- Да, я знаю, он несколько дней бредил. Яд оказался из медленно
действующих.

- Был ли это яд? - задумчиво сказал Арман. - Все дни я мучаю себя
вопросом: был ли это яд?

Рой пожал плечами:

- Но ведь определить это проще простого. Снадобье, которым он
отравился, сохранилось?

- Целая ампула.

- Надо сделать анализ.

- Сделали, конечно.

- И результат?

- Безвреднейшее химическое вещество! Правда, структура молекулы очень
сложная, но это второстепенно, раз доказано, что токсического действия
препарат Ричарда не имеет.

- На ком производились контрольные опыты?

- На животных. Собаки, кролики, обезьяны...

- То, что безвредно для животного, может оказаться смертельным для
человека.

Арман странно посмотрел на Роя:

- На человеке препарат тоже опробовали.

- На ком? Неужели ассистент Плачека решился...

- Нет. Решился я. Вчера вечером я влил себе в ухо каплю препарата
Ричарда.

- Ты сумасшедший. Когда ты разучишься считать себя полигоном для
диких экспериментов? Ну, и каков результат?

- Как видишь, я жив.

- Полужив. Еще не видел тебя таким вялым.

- Во всяком случае, это не следствие моего поступка. Препарат
совершенно безвредный. Для меня, по крайней мере.

- Но для Ричарда он стал причиной смерти. Этого ты не будешь
отрицать?

- Не буду. И вот здесь загадка. Почему безвредный для других препарат
мог погубить Ричарда? Для чего он принял его? Чего хотел добиться?

Рой задумался.

- Насколько я понимаю, ты не веришь в самоубийство Ричарда?

- Я просто знаю, что самоубийства не было.

- Смелая гипотеза! Она противоречит медицинскому заключению.

- Медицинское заключение основывается на схеме поступков Ричарда:
то-то сказал, то-то сделал, то-то получилось. Но это внешность. Меня
занимает суть.

- Суть далеко не всегда противоречит внешности.

- В случае с Ричардом противоречит. Все во мне протестует против
мысли, что Ричард покончил с собой. Самоубийство несовместимо с его
характером.

- Ты уже говорил: жизнелюб и все такое. Бывают трагические ситуации,
когда и жизнелюбы накладывают на себя руки.

- Такой ситуации не было. Я тебе расскажу о последней встрече с
Ричардом. Я гулял с Линой в парке, когда мимо нас пронесся Ричард. Ты
знаешь, он всегда торопился. Я окликнул его, и он подошел. Он был в
страшном возбуждении.

- Я плохо его знал, но не помню, чтобы он бывал невозбужденным.
Удивительно неуравновешенная натура.

- В тот день он был в совершенно особом состоянии. Он ликовал. Он с
восторгом объявил, что поставит в ближайшие дни опыт, который опрокинет
все представления об интеллектуальных возможностях человека. Я спросил, не
собирается ли он поразить нас каким-либо новым своим талантом. Я имел в
виду то его замечательное достижение, когда после трех месяцев
затворничества он вдруг показал себя полиглотом. Это, конечно, было
ошеломляюще.

- За три месяца упорной работы при известных способностях можно
изучить несколько языков.

- Я знаю Ричарда с детства. Никто не замечал в нем выдающихся
лингвистических способностей. И он изучил не несколько, а ровно десять
языков, и не просто изучил, а стал знатоком их. Слишком уж неожиданным и
крупным был успех.

- Он не рассказывал, какой собирается ставить опыт?

- Он не любил рассказывать о своих экспериментах. Он терял интерес к
исследованиям, когда узнавали, чем он занимается. Вероятно, это
объяснялось тем, что он был страшно тщеславен. Он хотел поражать,
блистать, занимать первые места. "Вот он я! Каков?" - по этой формуле
строились все его рассказы, даже официальные отчеты. Он считал себя
научным гением и очень расстраивался, когда убеждался, что не все в это
верят.

- Знакомые, вероятно, недолюбливали его?

- Мало кого так любили, как его. Он с увлечением помогал каждому, кто
просил о помощи, с радостью одаривал интересными мыслями, шумно ликовал,
если у друга получалась работа. И делался совершенно счастливым, если его
благодарили за помощь словами: "Если бы не ты, то..." Тщеславие его было
странно: огромно, но не эгоистично; я бы даже сказал - великодушно и
щедро.

- Он исследовал микроизлучения мозга, если не ошибаюсь?

- Да, эту странную радиацию клеток мозга. Он занялся
микроизлучениями, когда они только были обнаружены. И очень досадовал, что
не он автор открытия экранирующего действия черепа. Он запальчиво
утверждал, что по справедливости это его открытие, он лишь замешкался с
опубликованием, а в Институте мозга нашлись исследователи попроворней.

Рой некоторое время размышлял, потом задал новый вопрос:

- Ты, значит, считаешь, что самоубийства не было, а был...

- Да, Рой. Ричард поставил на себе опыт. И опыт оказался смертельным.

- Неудачный опыт, неудачный опыт... Давно не слыхал, чтобы в наших
лабораториях производили опасные эксперименты над собой. И еще одно,
Арман! Ведь перед смертью Ричард должен был понять, что произошло
несчастье, и хотя бы предостеречь от повторения неудачного опыта.

- Видишь ли, Рой, ты коснулся того, что меня самого волнует. Ричард
бредил. Но бред его был радостным. Он ликовал, умирая. Ему воображалось,
что он добился того, чего хотел. Он повторял: "Как удалось! Как удалось!"
Он и не подозревал, что совершилась катастрофа.

- Весь его бред и состоял в подобном бессмысленном ликовании?

- Ричард воображал себя математиком. Он развивал в бреду какие-то
математические теории. Видения его мозга записаны, но математики не нашли
в них ничего интересного. Математический бред прерывался хриплыми
выкриками:"Как удалось!" И столько в них было восторга, Рой!

- Интересно. Даже очень интересно! Ты меня убедил: в гибели Плачека
таится загадка. Может быть, нам заняться ею?

Арман с благодарностью посмотрел на Роя.

- Генриха мы тоже привлечем?

- Зачем? Он не способен разрываться между двумя проблемами. Пусть он
возится с аккумуляторами гравитационной энергии. Запроси, пожалуйста, все
материалы о работе и обстоятельствах гибели Плачека.

Анализ предсмертного бреда Плачека не показался Рою интересным:
хаотичные видения - сплетения кривых, фрагменты формул, геометрические
фигуры и тела, вернее - обломки фигур и тел, валящихся одно на другое в
диком беспорядке. Эксперты, расшифровавшие сумбурные картины, указывали,
что больной пытался разобраться в некоторых вопросах геометрии, но знания
его были скудны и решения школярски примитивны. Типичный болезненный бред,