Сергей СНЕГОВ
ЭКСПЕРИМЕНТ ПРОФЕССОРА БРАНТИНГА
каждого завершенного эксперимента, - он сторонился людей. Даже сотрудники
лаборатории старались в эти дни поменьше его беспокоить, а Рой вставал
между ним и посетителями прямо-таки непреодолимым барьером. Любая мелочь
раздражала Генриха, когда он впадал в такое состояние, - по мнению Роя,
общение с другими людьми становилось для брата слишком трудным.
наговорить посетителям грубостей. Дело обстояло как раз наоборот.
мягким. Он быстро уступал, без сопротивления взваливал на себя и брата
нежелательные задания, слишком легко давал отнюдь не легко выполнимые
обещания. "Самая скверная твоя черта - это твоя поспешная доброта, когда
ты не в духе!" - выговаривал Рой брату, и тот сокрушенно опускал голеву,
если был и в этот момент не в духе, или с раскаянием отшучивался, если
настроение выпадало хорошее.
неудовольствием - свалилось на плечи братьев как раз в момент, когда
Генрих после какого-то сложного эксперимента отдыхал в тоскливом
одиночестве, а Рой, срочно вызванный на Меркурий, оставил его на три дня
без опеки.
грезил в полной уверенности, что он один в своей комнате. Но когда он
раскрыл веки, то обнаружил, что напротив в очень неудобной позе, словно на
деревянном стуле, сидит в силовом кресле незнакомый мужчина.
только это, уверяю вас!
подумал, поджал губы и нерешительно сказал:
лучше! Значит, так: наверно, я просто жду, когда вы обратите на меня
внимание.
ко мне?
напряжение. И сразу стало ясно, что он словоохотлив.
ради объяснения я сюда и явился без приглашения и разрешения. И можете не
сомневаться, объяснение будет искренним и полным, таким, я бы даже
выразился, всеосвещающим... Вам не придется сетовать, что я что-либо
утаиваю или недосказываю, или - говоря проще - искажаю.
добрым пинком выставить наружу. И тут Генрих, как он потом осознал, сделал
первую грубую ошибку. Он испугался, что незваный гость догадается, какие
желания пробудил в хозяине, и сказал с вымученной вежливостью:
совсем ясно представляю себе, чем могу быть вам полезен.
лет, подвижен, легко возбудим - разные выражения на его худощавом лице
сменялись с такой быстротой, что начинало казаться, будто для каждого
произносимого слова оно имеет особую гримасу. Генрих вскоре убедился, что
гостя можно и не слушать, а только смотреть на него - по одной мимике
угадывалось, о чем он толкует. Еще никогда Генриху не приходилось
встречать столь нервно подвижного лица. Он подумал было, что гость просто
кривляется - тело и руки он держал в послушании, не разрешая себе ни
резких движений, ни чрезмерной жестикуляции. Интонации голоса тоже были
гораздо беднее мимики.
скрывать: я - Джон Цвиркун. Джон Цвиркун, о котором вы столько слышали. Я
понимаю, вам удивительно, что я начинаю с признания, но между нами
недомолвок быть не должно, этого я не допущу.
какой-либо информации о Джоне Цвиркуне. Гость был решительно незнаком
Генриху. Среди гримас, с непостижимой быстротой сменявшихся на лице Джона
Цвиркуна, промелькнуло и удивление.
Профессора Сильвестра Брантинга с Марса? Того самого, что вывел калиопис,
знаменитое дерево, меняющее природу Марса. А я ассистент Брантинга, его
любимый ученик - не единственный ученик Брантинга, этого я не утверждаю,
нет, но единственно любимый и, так сказать, доверенный и наперсник. Зовите
меня просто Джоном, я не люблю, когда со мной обходятся церемонно, у нас
на Марсе обычаи проще, чем на Земле, гораздо, гораздо проще, смею вас
уверить. Итак, я для вас отныне Джон, а вы для меня Генрих, дорогой друг
Генрих!
Марсианской астроботанической станции Сильвестра Брантинга было известно и
на Земле.
толстым стволом, с могучими корнями и физиологией, разительно непохожей на
физиологию всех других растений.
он без затруднений рос в безводных пустынях, почти при полном вакууме,
отсутствии освещения, при морозах, падающих ниже пятидесяти градусов.
кроме Брантинга, и другие земные ученые, но калиопис получился уникальным:
никакому ботанику еще не удавалось столь совершенное создание. Гигантская
корневая система калиописа не только поглощала соки грунта, но и выделяла
свою клейкую, не замерзающую при морозах жидкость, растворяющую твердые
частицы почвы и разлагающую почти все соединения, где имелись кислород,
водород и углерод. Из высосанных в почве элементов калиопис выстраивал
свой ствол, свои ветви и листья, а излишек выбрасывал наружу: вокруг
каждого дерева стояло облако водяного пара, насыщенного кислородом и
углекислотой. На многих равнинах Марса уже появились леса калиописа,
непрерывно обогащающие скудную атмосферу. По расчетам, лет через пятьдесят
атмосфера Марса должна была сравняться с земной по содержанию в ней
кислорода и углекислого газа. Специалисты по Марсу предсказывали появление
в будущем столетии на безводной ныне планете рек и озер, а впоследствии и
морей - так много синтезировали и выделяли водяного пара разрастающиеся
калиописовые леса.
знаменитым. На одной из сессий Академии наук Брантинг предложил внедрить
калиопис и на Земле. Ученые с редким единогласием восстали против его
проекта. Жадно захватывающие земную почву калиописы быстро подавили бы
всякую иную растительность. И так как калиопис рос и днем и ночью, и летом
и зимой, то дыхание его вскоре изменило бы состав земной атмосферы, а это
могло привести к опасным последствиям... "Переселение в древние времена в
Австралию кроликов покажется безобидной шуточкой рядом с разведением в той
же Австралии одной калиописовой рощицы", - высказался на сессии президент
Академии наук Альберт Боячек. В другом выступлении старый ученый прибегнул
к формуле более резкой: "Я скорей предпочел бы узнать, что нашу милую
зеленую Землю засыпали чумными бациллами, чем увидеть на ней хоть один
калиопис, который, не отрицаю, необходим и полезен на Марсе".
сопротивление специалистов. Он проявил непонятное упорство. Он потребовал
всенародного обсуждения. Формально он имел право выносить любое свое
предложение на суд человечества, но всех поразила запальчивость, с какой
он использовал свои конституционные права. Как и следовало ожидать,
обсуждение завершилось полным провалом Брантинга. Из шести миллиардов
людей на Земле и на планетах лишь около ста человек поддержали Брантинга.
Большой совет объявил запрет на ввоз спор калиописа на Землю. С той поры о
Брантинге, обиженно замкнувшемся на своей марсианской станции, никто на
Земле не слыхал. Во время порожденной им шумихи часто назывались имена его
помощников, среди них, вероятно, и Джона Цвиркуна...
своего научного руководителя. Но это не объяснило, почему гость явился
именно к братьям, и Генрих сказал об этом.
еще быстрей сдергивая с лица гримасу за гримасой. - Не беспокойтесь, я
ничего, абсолютно ничего... - Он вдруг окаменел, выпучил глаза, прикрыл
рот и, медленно раскрывая его, снова выдавил из себя, как бы через силу: -
Брантинг на Земле! Он взял отпуск.
Каждый работник имеет право проводить свой отпуск, где ему хочется.
Уважаемый Джон Цвиркун тоже, очевидно, прилетел с Марса, однако это еще не
повод, чтобы Генрих рвал на себе волосы.
объявил гость. - Подобные экстремальные требования, тем более совершенно
бесцельные... Но вдумайтесь в ужас ситуации, вдумайтесь в ужас... Мне
страшно об этом говорить, но я не могу умолчать. Гений человечества
профессор Сильвестр Брантинг сошел с ума!