Ги де Мопассан

Милый друг

пер. Н. Любимова

Изд. ХудЛит, 1974 г.

OCR Палек, 1998 г.

Часть первая

Джорж Дюруа получил у кассирши ресторана сдачу с пяти франков и нап-
равился к выходу.

Статный от природы и к тому же сохранивший унтерофицерскую выправку,
он приосанился и, привычным молодцеватым жестом закрутив усы, охватил
запоздавших посетителей тем зорким взглядом, каким красавец мужчина,
точно ястреб, высматривает добычу.

Женщины подняли на него глаза; это были три молоденькие работницы,
учительница музыки, средних лет, небрежно причесанная, неряшливо одетая,
в запыленной шляпке, в криво сидевшем на ней платье, и две мещанки с
мужьями - завсегдатаи этой дешевой харчевни.

Он постоял с минуту на тротуаре, размышляя о том, как быть дальше.
Сегодня двадцать восьмое июня; до первого числа у него остается все-
го-навсего три франка сорок сантимов. Это значит: два обеда, но никаких
завтраков, или два завтрака, но никаких обедов, - на выбор. Так как
завтрак стоит франк десять сантимов, а обед - полтора франка, то, отка-
завшись от обедов, он выгадает франк двадцать сантимов; стало быть,
рассчитал он, можно будет еще два раза поужинать хлебом с колбасой и вы-
пить две кружки пива на бульваре. А это его самый большой расход и самое
большое удовольствие, которое он позволяет себе по вечерам. Он двинулся
по улице Нотр-Дам-де-Лорет.

Шагал он так же, как в те времена, когда на нем был гусарский мундир:
выпятив грудь и слегка расставляя ноги, будто только что слез с коня. Он
бесцеремонно протискивался в толпе, заполонившей улицу: задевал прохожих
плечом, толкался, никому не уступал дорогу. Сдвинув поношенный цилиндр
чуть-чуть набок и постукивая каблуками, он шел с высокомерным видом бра-
вого солдата, очутившегося среди штатских, который презирает решительно
все: и людей и дома - весь город.

Даже в этом дешевом, купленном за шестьдесят франков костюме ему уда-
валось сохранять известную элегантность - пошловатую, бьющую в глаза, но
все же элегантность. Высокий рост, хорошая фигура, вьющиеся русые с ры-
жеватым отливом волосы, расчесанные на прямой пробор, закрученные усы,
словно пенившиеся на губе, светло-голубые глаза с буравчиками зрачков -
все в нем напоминало соблазнителя из бульварного романа.

Был один из тех летних вечеров, когда в Париже не хватает воздуха.
Город, жаркий, как парильня, казалось, задыхался и истекал потом. Гра-
нитные пасти сточных труб распространяли зловоние; из подвальных этажей,
из низких кухонных окон несся отвратительный запах помоев и прокисшего
соуса.

Швейцары, сняв пиджаки, верхом на соломенных стульях покуривали у во-
рот; мимо них, со шляпами в руках, еле передвигая ноги, брели прохожие.

Дойдя до бульвара, Жорж Дюруа снова остановился в нерешительности.
Его тянуло на Елисейские поля, в Булонский лес - подышать среди деревьев
свежим воздухом. Но он испытывал и другое желание - желание встречи с
женщиной.

Как она произойдет? Этого он не знал, но он ждал ее вот уже три меся-
ца, каждый день, каждый вечер. Впрочем, благодаря счастливой наружности
и галантному обхождению ему то там, то здесь случалось урвать немножко
любви, но он надеялся на нечто большее и лучшее.

В карманах у него было пусто, а кровь между тем играла, и он распа-
лялся от каждого прикосновения уличных женщин, шептавших на углах: "Пой-
дем со мной, красавчик!" - но не смел за ними идти, так как заплатить
ему было нечем; притом он все ждал чего-то иного, иных, менее доступных
поцелуев.

И все же он любил посещать места, где кишат девицы легкого поведения,
- их балы, рестораны, улицы; любил толкаться среди них, заговаривать с
ними, обращаться к ним на "ты", дышать резким запахом их духов, ощущать
их близость. Как-никак это тоже женщины, и женщины, созданные для любви.
Он отнюдь не питал к ним отвращения, свойственного семьянину.

Он пошел по направлению к церкви Мадлен и растворился в изнемогавшем
от жары людском потоке. Большие, захватившие часть тротуара, переполнен-
ные кафе выставляли своих посетителей напоказ, заливая их ослепительно
ярким светом витрин. Перед посетителями на четырехугольных и круглых
столиках стояли бокалы с напитками - красными, желтыми, зелеными, корич-
невыми, всевозможных оттенков, а в графинах сверкали огромные прозрачные
цилиндрические куски льда, охлаждавшие прекрасную чистую воду.

Дюруа замедлил шаг, - у него пересохло в горле.

Жгучая жажда, жажда, какую испытывают лишь в душный летний вечер, то-
мила его, и он вызывал в себе восхитительное ощущение холодного пива,
льющегося в гортань. Но если выпить сегодня хотя бы две кружки, то про-
щай скудный завтрашний ужин, а он слишком хорошо знал часы голода, неиз-
бежно связанные с концом месяца.

"Потерплю до десяти, а там выпью кружку в Американском кафе, - решил
он. - А, черт, как, однако ж, хочется пить!" Он смотрел на всех этих лю-
дей, сидевших за столиками и утолявших жажду, - на всех этих людей, ко-
торые могли пить сколько угодно. Он проходил мимо кафе, окидывая посети-
телей насмешливым и дерзким взглядом и определяя на глаз - по выражению
лица, по одежде, - сколько у каждого из них должно быть с собой денег. И
в нем поднималась злоба на этих расположившихся со всеми удобствами гос-
под. Поройся у них в карманах, - найдешь и золотые, и серебряные, и мед-
ные монеты. В среднем у каждого должно быть не меньше двух луидоров; в
любом кафе сто человек, во всяком случае, наберется; два луидора помно-
жить на сто - это четыре тысячи франков! "Сволочь!" - проворчал он, все
так же изящно покачивая станом. Попадись бывшему унтер-офицеру кто-ни-
будь из них ночью в темном переулке, - честное слово, он без зазрения
совести свернул бы ему шею, как это он во время маневров проделывал с
деревенскими курами.

Дюруа невольно пришли на память два года, которые он провел в Африке,
в захолустных крепостях на юге Алжира, где ему часто удавалось обирать
до нитки арабов. Веселая и жестокая улыбка скользнула по его губам при
воспоминании об одной проделке: трем арабам из племени улед-алан она
стоила жизни, зато он и его товарищи раздобыли двадцать кур, двух бара-
нов, золото, и при всем том целых полгода им было над чем смеяться.

Виновных не нашли, да их и не так уж усердно искали, - ведь араба все
еще принято считать чем-то вроде законной добычи солдата.

В Париже - не то. Здесь уж не пограбишь в свое удовольствие - с саб-
лей на боку и с револьвером в руке, на свободе, вдали от гражданского
правосудия. Дюруа почувствовал, как все инстинкты унтер-офицера, развра-
тившегося в покоренной стране, разом заговорили в нем. Право, это были
счастливые годы. Как жаль, что он не остался в пустыне! Но он полагал,
что здесь ему будет лучше. А вышло... Вышло черт знает что!

Точно желая убедиться, как сухо у него во рту, он, слегка прищелкнув,
провел языком по небу.

Толпа скользила вокруг него, истомленная, вялая, а он, задевая
встречных плечом и насвистывая веселые песенки, думал все о тем же:
"Скоты! И ведь у каждого из этих болванов водятся деньги!" Мужчины, ко-
торых он толкал, огрызались, женщины бросали ему вслед: "Нахал!"

Он прошел мимо Водевиля и остановился против Американского кафе, по-
думывая, не выпить ли ему пива, - до того мучила его жажда. Но прежде
чем на это решиться, он взглянул на уличные часы с освещенным цифербла-
том. Было четверть десятого. Он знал себя: как только перед ним поставят
кружку с пивом, он мигом осушит ее до дна. А что он будет делать до
одиннадцати?

"Пройдусь до церкви Мадлен, - сказал он себе, - и не спеша двинусь
обратно".

На углу площади Оперы он столкнулся с толстым молодым человеком, ко-
торого он где-то как будто видел.

Он пошел за ним, роясь в своих воспоминаниях и повторяя вполголоса:

- Черт возьми, где же я встречался с этим субъектом?

Тщетно напрягал он мысль, как вдруг память его сотворила чудо, и этот
же самый человек предстал перед ним менее толстым, более юным, одетым в
гусарский мундир.

- Да ведь это Форестье! - вскрикнул Дюруа и, догнав его, хлопнул по
плечу.

Тот обернулся, посмотрел на него и спросил?

- Что вам угодно, сударь?

Дюруа засмеялся:

- Не узнаешь?

- Нет.

- Жорж Дюруа, из шестого гусарского.

Форестье протянул ему обе руки:

- А, дружище! Как поживаешь?

- Превосходно, а ты?

- Я, брат, так себе. Вообрази, грудь у меня стала точно из папье-ма-
ше, и кашляю я шесть месяцев в году, - все это последствия бронхита, ко-
торый я схватил четыре года назад в Буживале, как только вернулся во
Францию.

- Вот оно что! А вид у тебя здоровый.

Форестье, взяв старого товарища под руку, заговорил о своей болезни,