Валентин Дмитриевич Иванов
Повести древних лет
* Книга первая. ЗА ЧЕРНЫМ ЛЕСОМ *
Часть первая. БЕГЛЕЦ
Глава первая
1
новгородские болота. Оставленные рекой стоячие воды летом ощетиниваются
осокой-резуном, подергиваются мелкой ряской, одеваются пушистым вейником.
Кругом, на пойменной почве берегов, жирно удобренной волховским илом,
щедро растут сочные травы, в которых прячутся хрящевато-ломкие стебли
конского щавеля - лакомство мальчат-пастушонков. Осенью болотные воды
прозрачно светлы, вяло пухнут бугры лохматых кочек, и жизнь цепенеет...
кидал с кочки на кочку тяжелое но послушное тело. Грузные сапоги конской
кожи не мешали ему скакать легко, как длинноногому лосю.
рыхлого, одетого мхом пня от матерой кочки! Он не успел выправиться,
рухнул во весь рост и, невольно хлебнув воды, вскочил. Ему вода пришлась
лишь по пояс, хотя другому хватило бы и по грудь. Он рванулся, выскочил
наконец-то на твердую землю и только тут посмотрел назад.
остановились. Переговариваются. О чем - отсюда Одинцу не слыхать. Да
нечего и слушать: не полезут они через болотину - кони завязнут. Круговой
же объезд куда как далек! А солнышко уж западает, и светлого времени
остается чуть. Иль захотят спешиться и пойдут, как он, через воду? Пусть
покидают коней, он и от конных почти что ушел. Ночь ложится, лес - рядом,
иди-ка, лови!
Одинцу. Он закрылся ладонью и рассматривал вершников. Двое были свои,
городские ротники, посланные, как видно, старшинами для поимки парня.
Третий - чужак, в котором Одинец узнал молодого нурманна.
голову вечером на то же место. Нынче. Одинец встретил на улице трех
нурманнских гостей-купцов. Пожилой нурманн столкнул Одинца с дороги. Улица
широка, иди, куда тебе надо, а позабавиться хочешь - давай. Еще кто кого
покрепче пнет! Нурманн больно рванул Одинца за бороду. Тут схватились уж
не для удали, не в шутку. Нурманн вцепился Одинцу в горло как клещами, и
оба повалились на мостовую. Одинец вырвался и со всей силой разгоревшейся
злости хватил обидчика кулаком по лбу. Затылок нурманна пришелся на
мостовой клади, и его голова, как глиняный горшок, треснула между жесткой
древесиной и тяжелым, как молот, кулаком могучего парня.
за ним погнались ротники. По Новгородской Правде-закону за жизнь
заморского гостя полагается платить большое бремя серебра.
оправдать виру, того, как скотину, навечно продают под ярмо. Рабом будешь
жить, рабом отдашь последний вздох. Этот-то страх и гнал Одинца, как
кровожадно-неотвязная гончая гонит робкого зайца. И была у него только
одна мысль - уйти. А что под этой мыслью было неуклонное решенье не даться
живым, того он не знал.
2
спрыгнул с коня. На нурманне был натянут кафтан черного сукна с бронзовыми
застежками на груди, широкие кожаные штаны и узкие короткие сапоги. Не
вытяжные, как на Одинце, а зашнурованные спереди. У нурманна росла такая
же короткая молодая борода, как у Одинца, только еще светлее, совсем как
льняная кудель. На его голове сидела низкая и круглая валяная шапка,
черная, как кафтан, с красной каймой. Такие шапки нурманны выменивали в
Городе и для себя и на вывоз. Их так, и называли - нурманнки. На них
удобно надевать шлем.
несчастливо перешли дорогу в Новгороде. К его седлу длинным ремнем был
привязан громадный, с хорошего барана, лохматый пес. Эту породу нурманны с
другими товарами привозили в Город на мену, а сами брали, как говорят
люди, у фризонов которые живут на закате за варягами. Такой пес пригоден и
на медведя и на тура, а волков душит, как щенят. И чутье у него тонкое.
что ли, хотят?"
как местьник, жизнь Одинца. Нурманн разрезал ножом затянувшийся узел ремня
на шее пса, ухватил его за высокий загривок и принялся свободной рукой
наглаживать против шерсти. Потом он показал на Одинца и заревел, как
леший:
скрывался за вейником. Злобный и страшный, он несся прямо на Одинца.
тут же опомнился и сунул руку за голенище полного водой сапога. Не отрывая
глаз от пса, он нащупал резную костяную рукоятку и выпрямился, зажав нож в
кулаке. В обухе клинок был толщиной в полпальца, а к лезвию гладко спущен.
Одинец сам его отковывал и калил.
щетиной, он выскочил из болота и как немой бросился на человека. Из
ощеренной пасти сочилась пена и торчали длинные свиные клыки. За болотом
молодой нурманн опять завыл и засвистал.
ноги. Если пес сшибет, тут и конец! Парень прыгнул в сторону, извернулся,
как в кулачном бою, левой рукой на лету подхватил пса снизу за челюсть, а
правой ударил ножом со всей силой. Так один на один берут волка.
железо ушло легко, как в воду, до самого кулака. Вцепившись в челюсть,
Одинец бросил пса и одновременно вырвал нож. Пес рухнул, будто побитый
громом. Парень придавил ногой тушу в бурой медвежьей шерсти и торжествующе
поднял руку. Разгоряченный схваткой и своей победой, он успел все
позабыть. Он наклонился, вытер клинок о шерсть пса и сунул нож за сапог,
на место.
услышал знакомый звук спущенной тетивы. Но поздно: в левое бедро впилась
стрела. Одинец рванул за толстое древко, и стрела оказалась в руке. Дерево
было окрашено красным, а оперенье - черным. Нурманны любят черное с
красным... Наука! Не зевай! От берега до берега далеко, тут только глупый
не сумеет уклониться от стрелы.
3
дернется назад, а нурманн, желая обмануть, медлил. Новгородские мальчишки
и подростки любили играть в такую игру малыми луками и тупыми стрелами. А
парни не брезгали позабавиться и из боевых луков.
место. Но и нурманн был не так прост. Он держал запасную стрелу в зубах, и
она скользнула над плечом парня.
боялся его. Через болото было побольше двух сотен шагов. Если бы,
сговорившись между собой, метали двое - тогда несдобровать. Но лук был у
одного нурманна. Своих послали взять Одинца, а не бить. А нурманн может
бить, он местьник за своего родича.