Морис Симашко

Мaздaк

---------------------------------------------------------------

Текст с массовыми ошибками распознавания, требует вычитки
---------------------------------------------------------------

* Морис Симашко. МAЗДAК *
* Морис Симашко. ИСКУПЛЕНИЕ ДАБИРА *
* Морис Симашко. ХАДЖ ХАЙЯМА *
* Морис Симашко. ПАРФЯНСКАЯ БАЛЛАДА *
* Морис Симашко. В ЧЕРНЫХ ПЕСКАХ *

МОСКВА - СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ - 1984

ББК 84 Р-7

С 37

Маздак

Художник Виктор Виноградов

Симашко М.

С37 Маздак; Искупление Дабира; Повести Черных и Красных Песков:
Романы.--М.: Сов. писатель, 1984.-544 с.

В книгу включены избранные произведения Мориса Симашко -- исторические
романы "Искупление Дабира", "Маздак" и "Повести Черных и Красных Песков",
которые объединяет тема Востока Прозу М Симашко отличают глубокое
проникновение в быт, психологию и историческое своеобразие Востока,
остросоциальное звучание даже весьма древних, воспетых Фирдоуси, преданий о
восстании Маздака в Иранской империи Сасанидов Его повести помогают нам
яснее представить себе тот исторический путь, который привел к революции
народы нынешнего советского Востока

^4702010200-435 ^_" 083(02)--84

ББК 84.Р7

* ПРОЛОГ *

Рык, низкий и страшный, наполняет землю. Тысяча солнц сразу вспыхивает,
как от удара кованой персидской палицы. Сенатор Агафий Кратисфен прищуривает
глаза, медленно поворачивает голову. Едущие с ним патриции сбиваются в кучу.
Тяжеловесные византийские кони с мохнатыми ногами, оседая на зады, пятятся
обратно в полутьму заборов. Так было задумано два века назад, когда строили
этот дворец: длинный крытый проезд к нему, трубное содрогание и вполнеба
отраженное солнце...

Они слезают с коней, отдают поводья в протянутые сзади руки и долго
стоят в сухой тишине. Площадь выложена квадратами черного таврского камня...

Сияние, исходящее от парадной стены дворца, нестерпимо и мешает
сосредоточиться. Сенатор по давней привычке закрывает глаза...

Зачем он здесь, в великом городе царя персов Ктеси-фоне, в год
четыреста девяносто первый от рождения Спасителя?.. Радужные круги блекнут,
из тьмы возникает типично исаврийское лицо с жесткими, неряшливо
подкрашенными усами. Нагловатые, навыкате глаза -- как мокрые каштаны в
луже, большой исаврийский нос разбух и оттягивает веки. Лицо императора
Зенона, пославшего его сюда...

Специально носит усы исавриец, чтобы досадить сенату. Когда семнадцать
лет назад он волею судьбы сделался императором, то в тот же день оголил
лицо, стремясь походить на всех мраморных римских августов сразу. Но варвар
на престоле не лучше свиньи за обеденным столом. Прошло немного времени, и
он снова отпустил волосы под носом на манер своих диких сородичей. Всех
исаврийцев, кто умеет считать до трех, перетащил в Константинополь. Они
болтают с ним по-свое

му и называюг императора старым языческим именем, которое не выговорить
в один присест...

Нечего удивляться, что поганому исаврийцу зеленый цвет ближе голубого
'. Вот и сейчас из "голубых" в его посольстве лишь два патриция, да и то
потому, что еще не до конца опаску дились персы и ценят голубую кровь. Разве
не потому послали к ним его, Агафия Кратисфена, чья фамилия уходит корнями к
Ромулу и Рему, а по эллинской линии -- к одному из тридцати, в чреве коня
проникших в Трою.

Нет, не для Зенона-исаврийца или его предшественника -- императора Льва
вот уже двадцать пять лет ездит сенатор по миру. Где не побывал он за это
время:

в обезлюдевшем Карфагене склонял приплывших из Европы рыжих вандалов к
Новому Риму, уговаривал и ссорил друг с другом на Дунае туполобых готских
конунгов, вел посольские диспуты с персами по всей восточной границе -- в
Нисибине, Эдессе, Армении, Лази-ке; трижды был у гуннов...

В старом Риме здоровый белобрысый германец снял штаны и испражнялся
прямо посреди форума, валялись на улицах расшибленные статуи без рук и
голов, одичавшие собаки разгребали мраморную крошку и пожирали трупы.
Поразила его вода в Тибре: из желтой она стала черной и пахла волчьим
пометом.

И до конца дней своих не забыть ему Иллирии. На горном перевале варвар
припряг в повозку к быкам двух матрон -- мать и дочь, которых угонял в свои
леса на Север. "Если ты римлянин -- убей меня!" -- быстро проговорила
молодая женщина. Сквозь изодранную тунику светилось благородное тело, и
злобный, отроду не мывшийся скот хлестал ее бичом именно по обнаженным
местам. Сенатор отвернулся к видневшемуся в стороне морю. Он знал их --
патрицианок из самых родовитых семейств побережья. Но чем он мог помочь,
если сам накануне убеждал конунга Теодориха повернуть свои орды от
Константинополя на Запад империи, к старому Риму.

Вечный Рим!.. Им и пришлось сейчас расплатиться за спокойствие Нового
Рима -- Константинополя. Где будет третий Рим?..

Трудное время для империи, и поэтому он здесь, Ага-

' "Голубые" -- потомственная аристократия. "Зеленые" -- представители
торгово-ростовщической знати. Две наиболее влиятельные цирковые партии Рима,
а затем Византии.

фий Кратисфен, новоримский сенатор. У персов дела еще хуже, и вот уже
тридцать лет не угрожают они Константинополю. Белые гунны теснят их из
Турана, желтые гунны -- савиры -- что ни год прорываются через кавказские
перевалы, в Иберии и Армении до сих пор неспокойно. А самое непонятное
делается у них внутри. По рассказам перебежчиков и донесениям из пограничных
провинций, персы громят имения знатных родов, распределяют между собой их
имущество. Такого не было у них от сотворения мира...

В горячей пустоте площади сенатору послышался вдруг тонкий спокойный
голос. Пропали исаврийские усы. Умное розоватое лицо с мягким подбородком
приплыло и стало на расстоянии вытянутой руки. Подлинный управитель империи
-- Урвикий!..

Как-то уж так получается в Новом Риме, что евнухи из домашних
императорских покоев неслышно переходят в Государственный совет и берут в
руки кормило. Может быть, в этом и заключается мудрость. Лишенные
ослепляющей человека плотской страсти, они смотрят на мир с холодной
рассудительностью и безошибочно различают реальности бытия и политики. Не
свидетельствует ли это о зрелости империи?..

-- Ты, сенатор Агафий, должен ощущать равновесие войны и мира. --
Стальные глаза евнуха не были замутнены каким-либо желанием. -- Как
привязанные друг к другу вот уже тысячу лет Рим и Персия. Враг для нас
полезен не менее, чем друг. Если один из нас рухнет, не удержится и другой.
Пропадет смысл существования империи...

То, что говорил от имени императора Урвикий в напутствие посольству,
было известно сенатору. Когда отец нынешнего царя персов -- дьяволом
одержимый Пе-роз попал со всей своей армией в плен к туранским гуннам, этот
самый евнух Урвикий пошел на все. Даже выплаты исаврийской гвардии урезал,
чтобы собрать золото для персов на выкуп царя Пероза...

Только не в прорву ли сыплется византийское золото? По договору с
персами империя должна платить им ежегодно за охрану кавказских перевалов.
Прорвавшись через хребет, гунны всегда могут повернуть вдоль Понта в
империю. Случалось, чуть ли не до Константинополя докатывались они, оставляя
после себя жесткий навоз и головешки. А персы ослаблены безмерно. Тот же
Пе-роз семь лет назад снова предпринял войну в Туране,

и до сих пор никто не знает, где упокоились его кости. Четыре года
потом правил персами Валарш -- слабовольный брат Пероза. Он принялся
заигрывать с голодной чернью, и знать ослепила его, лишив тем самым права
престола. Теперь на персидском троне совсем юный царь -- сын буйного Пероза.
Известно, что он был заложником за отца у белых гуннов, в Туране...

Главная задача посольства -- выяснить, насколько слабы персы. Способен
ли новый царь царей выделить сейчас армию по цене? Кому придется меньше
платить:

персам -- за охрану перевалов, или гуннам -- за то, чтобы не
сворачивали в империю и грабили только персидскую Армению? И потом: не
рухнет ли от всего этого государство персов, обнажив для гуннов Восток
империи?..

Совсем уж некстати появилась вдруг пышнотелая императрица Ариадна,