Василий Григорьевич Ян.

К "последнему" морю

Scanning, OCR and checking by Serge Rakitin, Saratov, Russia.

России определено было

высокое предназначение... Ее

необозримые равнины поглотили

силу монголов и остановили их

нашествие на самом краю Европы;

варвары не осмелились оставить у

себя в тылу порабощенную Русь и

возвратились на степи своего

востока. Образующееся

просвещение было спасено

растерзанной и издыхающей

Россией...

А.С. Пушкин

"Я дойду до "последнего"

моря, и тогда вся вселенная

окажется под моей рукой".

(Из летописей о Чингиз-хане)

* Часть первая. "ЭТО БЫЛО В БАГДАДЕ..." *

Глава первая. РЕЗЧИК ПЕЧАТЕЙ ДУДА ПРАВЕДНЫЙ

На площади, перед главной мечетью Багдада, на самом краю
широкой каменной лестницы сидел за маленьким столиком Дуда
Праведный и вырезывал надписи на шлифованных сердоликовых печатях.
На них он писал имена заказчиков красивой вязью, арабскими
буквами, с искусным росчерком. На перстнях с камнями он писал
также таинственные заклинания, дающие силу и здоровье владельцу
или предохраняющие его от дурного глаза и губительных заклятий
злых людей.

"Дуда Праведный" - так звали резчика печатей... Кто из
посетителей величественной мечети не замечал согнувшегося мастера
с длинной рыжей бородой и черными мохнатыми бровями, под которыми
глаза казались сумрачными, затаившими сокровенную мысль.

Однажды к Дуде Праведному подошел человек благообразный, в
дорогой шерстяной одежде "абе", уже выцветшей от времени, с
приветливой улыбкой на спокойном лице. Он положил на столик
полупрозрачный молочно-голубоватый камень, называемый "лунным", и
попросил вырезать надпись: "Хасан Осторожный, брадобрей его
святейшества халифа".

- Ты меня прости, что я вмешиваюсь не в свои дела, - сказал
Дуда, не отрываясь от работы. - Но такая надпись может повлечь за
собой нежелательные толки и даже опасные для тебя последствия.
Надо написать иначе. Его святейшество халиф, как образец
добродетели и совершенства, не должен и не станет брить бороды.
Это вызовет волнение в народе. Машалла, машалла! Не дай бог!

- А какую надпись ты предложишь? - спросил удивленный и
обеспокоенный Хасан.

- Твой предшественник, закончивший счеты с земной жизнью пять
лет тому назад, как говорят, имел звание: "Абдулла Бербер,
оберегающий бороду его святейшества халифа"... Такая надпись не
вызывает никаких сомнений... "оберегающий бороду!" - И Дуда
многозначительно поднял указательный палец. - Тогда и сам халиф, -
да будет над ним покой и благополучие! - оценит твою осторожность.

- Так ты и сделай! - сказал Хасан резчику и хотел уже
уходить, как вдруг заметил золотой перстень с надписью, которая
чем-то привлекла его внимание. - А это что за печать? - спросил он
и протянул руку к перстню.

Тут Дуда Праведный, с необычайной для него живостью, схватил
золотой перстень и спрятал его в кожаную коробочку за пазухой, где
хранились и другие драгоценности его заказчиков.

- Я еще не кончил работы над этим перстнем. И я не люблю
показывать незавершенные вещи.

В это время к мечети подскакал молодой всадник на горячем,
танцующем золотисто-рыжем жеребце. Не сходя с коня, он крикнул:

- Привет тебе, мой почтенный наставник Дуда Праведный! Готов
ли перстень?

Дуда, всегда спокойный и величавый, вдруг засуетился, раскрыл
кожаную коробочку, достал золотой перстень и быстро спустился по
ступенькам лестницы к молодому всаднику. И всадник и его конь были
молоды, стройны и красивы.

Всаднику можно было дать около двадцати пяти лет. Одет он был
скромно, как простой кочевник пустыни, бедуин, но видно было, что
даже в лохмотьях он сохранил гордую осанку смелого вольного
человека. Обаяние молодости и лицо, освещенное внутренней силой,
делали его прекрасным и привлекательным.

- Кто это? - спросил брадобрей Хасан, когда всадник, взяв
перстень, вскачь умчался через площадь и скрылся в облаке пыли.

Дуда отвечал раздраженным голосом:

- Не все ли тебе равно? Ты бреешь бороды, а он укрощает
коней. Это самый лихой наездник на конских играх арабов, и не было
еще жеребца, который не смирился под его уверенной рукой.

- Но зачем ему такой золотой перстень?

Дуда Праведный так рассвирепел, что стал шипеть и кричать,
размахивая руками. Поднимавшиеся по ступенькам богомольцы
останавливались в удивлении.

- Почему ты привязался к этому перстню? Какая у тебя до него
забота? Если бы ты был джасусом - шпионом - правителя этого
города, я бы стал тебе отвечать, а сейчас ты отвяжись-ка лучше от
меня!..

Хасан-брадобрей попятился и быстро удалился. Он помчался
прямо во дворец, чтобы рассказать векилю - смотрителю дворца - о
виденном.

- Ведь это, кажется, перстень Ал-Мансура* - повторял он ему
взволнованно. - Ты доложи об этом. Здесь скрыта какая-то тайна.

Глава вторая. РОВНО В ПОЛНОЧЬ

В Багдаде ночь наступает быстро, почти мгновенно. Множество
огоньков засветилось в лавках торговцев, когда Дуда, широко шагая,
спешил по узким улицам вслед за вереницей других прохожих.

В глухом переулке он постучал в небольшую дверь. Ее открыл на
условный стук одноглазый мрачный сторож, и Дуда прошел в узкий
двор, заставленный двухколесными арбами. Осторожно пробрался он
среди теснившихся верблюдов и попал наконец в свою каморку, в
подвале двухъярусного строения, где хранились товары купца Махмуда-
урганджи*.

Хозяин, богатый торговец хорезмскими шелками и вышивками,
богомольный и странноприимный, несколько лет назад позволил жить в
его доме резчику печатей, оставшись доволен вырезанным на золотом
перстне заклинанием великого Сулеймана*, принесшим ему удачу в
торговле.

В полной темноте Дуда по привычке нашел низкий столик,
положил возле него в нише принесенную с собою кожаную сумку с
инструментами и снова вышел во двор. Он сел на деревянном обрубке
около входа и долго покорно ждал, поднимая глаза к звездам, ярким
и лучистым, сверкающим на потемневшем небе.

Сопевшие верблюды - одни лежали, другие стояли, и казалось,
оранжевые огни костра, разведенного посреди двора погонщиками,
пылают между их ногами.

Наконец мелькнула заветная тень и приблизилась к Дуде. На
него повеяло ароматом розового масла. Нежный голос прошептал:

- Наш почтенный хозяин посылает тебе привет и просит
помолиться за него.

Принимая горячую лепешку и глиняную миску дымящейся похлебки,
Дуда почувствовал маленькие руки с серебряными кольцами, и край
покрывала коснулся его лица. Он покорно ждал, пока говорившая тень
скрылась, обещав принести горячих углей, и жадно глядел ей вслед.
Она вскоре вернулась, раздувая угли, и тогда алый отблеск осветил
нежные черты девичьего лица, ее насурмленные брови и расшитую
повязку на лбу. Певучий голос как будто насмешливо спросил:

- Почему у тебя так дрожат руки, когда ты от меня принимаешь
похлебку? Я каждый раз боюсь, что ты ее прольешь.

И с легким смехом девушка скрылась во мраке. Дуда, вернувшись
в свою каморку, раздул угли и поджег хворост в очаге. При
колеблющемся свете он стал писать на полях толстой священной книги
корана. Раза два он доставал маленький узкий ножик и оттачивал
камышинку для письма. Все время он бормотал странные слова и
размахивал руками, точно спорил с кем-то:

- Полночь... Сегодня в полночь! Это выше моих сил! Больше
сердце не выдержит. Пора кончить с этой скитальческой жизнью... Но
все же у меня остаются надежды... Перехитрить меня не удастся
никому. На шахматной доске жизни выручит только "ход коня"! Глупо