Роберт Р. Мак-Каммон

Грех бессмертия

/Вифаниин Грех/

Посвящаю бабушке, дедушке и Пенни. Спасибо за тот простор, который вы открыли передо мной. ~ - италика

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРЕДВЕСТИЕ 1. У Черного моря, 1965

Женская тень, упавшая на план, а с него на складной металличес- кий стол, заставила мужчину поднять взгляд.

Воздух был полон густого запаха жары, пыли, пота и сладкого ту- рецкого табака. Солнце припекало. Его лучи падали на тощих, изредка лаю- щих собак, забредших к укрепленному бревнами котловану, и мух, которые кружили над людьми, норовя укусить незащищенные места. И если бы над котлованом не было поддерживаемой большими бревнами крыши из гофрирован- ной жести, солнце уже давным-давно свело бы людей с ума.

От главного котлована, прямоугольника с понижением от пяти до двадцати футов, огибая здания и груды битых камней, во все стороны рас- ходились траншеи.

Слышался шум работ: удары камнедробилок, скрежет лопат, отбрасы- вающих щебень и землю. Вдруг ветер, пересекая впадину, принес соленый запах Черного моря. И это было как дыхание другого мира. Стоял жаркий июль, и солнце напоминало сияющий глаз на лазоревом лице циклопа.

- Доброе утро,- слегка наклонив голову сказал доктор Водантис, приветствуя женщину. От жары на мешках под его темными глазами выступили капельки пота. С виду ему было лет тридцать шесть. Так как в отеле "Им- периал", расположенном в четырех милях отсюда, в Караминьи, было очень жарко, то ничего не оставалось другого, как убежать от небесного пекла сюда, на природу, в холмы.

Его шляпа выгорела и покрылась пылью, хотя костюм цвета хаки, по сравнению с одеждой остальных, и отличался чистотой.

Женщина кивнула в ответ. Она была крепкая и высокая, со смугло- ватым лицом, обрамленным хорошо ухоженными, слегка вьющимися и абсолютно черными волосами. На ней были старые джинсы, коричневые рабочие ботинки, хлопчатобумажная блузка и простенькая золотая цепочка на шее. За плечами виднелся рюкзак цвета зеленых оливок.

- Посмотрите, это то, что я хотел вам показать,- сказал доктор Водантис, наклонившись к своей молодой ассистентке, и протянул ей один из планов.- Траншеи и центральный котлован отмечены непрерывными линия- ми, а прямоугольники и круги - пунктиром.- Он провел пальцем вдоль одной из траншей.- Здесь.- Палец указал налево и коснулся квадрата, изображен- ного прерывистой линией со знаком вопроса в центре.

- Это, возможноЄ несколько сот ярдов от амфитеатра. Один из ту- рецких рабочих обнаружил его вчера утром.

Еще один мужчина пристально наблюдал за ней. Ее глаза ошеломля- ли, сияя загадочными сапфирами на смуглом сужающемся лице. Вдалеке гро- мыхал бульдозер.

- Я вижу,- сказала наконец женщина.- Вход? Но куда?

- Как далеко он простирается в гору, мы пока еще не знаем,- ска- зал доктор Водантис.- Ассистент доктора Маркоса вползал в него вчера.- Он бросил взгляд на доктора Маркоса, сухопарого мужчину с копной белых волос и щетинящейся бородой.

- Но только на четыре метра,- сказал доктор Маркос, обращаясь к женщине.- Я велел ему вернуться, поскольку мне кажется, что туннель еще слишком опасен для исследований. Потолок неустойчив. Необходимо устано- вить гидравлическую опору, прежде чем мы пошлем кого-либо тудаЄ Что он нашел? Там идет постепенный спуск, и туннель сужается.- Доктор посмотрел на женщину. Он старался не отводить взгляд, но это было трудно, посколь- ку в этих женских глазах была такая пронизывающаяЄ энергия. Он хорошо ее знал. Он работал с ней три года на раскопках на Крите, и хотя ему не нравилось, как она работает, он уважал ее интеллект. Он видел уже такое огненное отражение в ее глазах однажды ночью, когда звезды висели на не- бе, как на огромном гобелене, и голоса призраков слышались в коридорах разрушенного замка. Тогда на ее лице, оттеняя все его особенности, зас- тыла какая-то таинственность и пугающая решимость. И он подумал в тот момент, что паучья рука жреца легла на ее плечи.

- Прежде чем я пошлю кого-либо из моих людей туда,- сказал он ей,- я должен обеспечить безопасность. Любое неосторожное движение - и камни погребут под собой этот туннель. В конце концов,- он слегка улыб- нулся, в то время как лицо женщины оставалось безразличным,- все, что находится там с 1200 года до нашей эры, может еще немного подождать.- Он оглянулся, ища поддержки.

- Приблизительная дата,- сказала спокойно женщина.- Мне, как ар- хеологу, представляется, что вы могли бы - при желании - взять на себя необходимый риск.

- Необходимый. О, это ключевое слово,- доктор Маркос вытащил по- царапанную вересковую трубку из нагрудного кармана, чиркнул спичкой и зажег уже приготовленный в ней табак.- А если выяснится, что это просто естественная пещера, не имеющая вовсе никакого отношения к этим руинам? Кроме того, там запросто можно заблудится. Стены из твердоскальных по- род, запутанные проходы сквозных лабиринтов. Оттуда ни один человек не найдет обратной дороги. Я вообще не нахожу здесь ничего особенного, что бы заслуживало столь поспешного и опасного исследования.- Он коснулся другого квадрата на плане.- А теперь здесь, где было найдено оружие.

- Я не согласна,- спокойно сказала женщина.- Я утверждаю, что город был выстроен в виде семи кругов вокруг горы по двум причинам: в стратегических целях, на случай атаки иЄ

Доктор Маркос поднял брови, табачные кольца вились вокруг его головы.

- Єкак защита того, что лежит внутри туннеля,- сказала она.

- Чистейшее предположение,- сказал доктор Маркос, слегка улыба- ясь.

- Очень сожалею, но я вынужден присоединится,- добавил доктор Водантис.

- Вы можете не соглашаться со мной,- сказала она,- но я имею право верить в то, в чем предчувствую истину. Доктор Водантис, я бы хо- тела увидеть все прямо сейчас.- Не дожидаясь ответа, она повернулась и начала спускаться вниз к котловану по направлению к траншеям. И каждый ее шаг был как бы шагом назад во времени.

Вокруг толпились группы турецких и греческих рабочих, старатель- но раскрывая выщербленную временем кирпичную кладку. Видны были столы с кусками известняка и фрагментами камней, каждый из которых представлял собой часть загадки этого древнего места. На дальней стороне котлована из земли выходила каменная лестница. Доктор Водантис уже вышагивал перед ней.

- Сюда, пожалуйста,- сказал он, входя в траншею, которая спуска- лась вниз под углом примерно тридцать градусов. По такой земле нужно двигаться очень осторожно, подумала женщина, следуя вниз за доктором Во- дантисом. Земля заставляла сжимать плечи, прерывать дыхание и уклоняться от резких соприкосновений - будь то порода или человек. Вдоль каждой из сторон шла кирпичная кладка, выступавшая все отчетливее сквозь желтую пыль по мере спуска. Можно было различить окна и дверные проемы, придав- ленные камнями и древними осколками. На одной из стен была огромная чер- ная отметина, признак того, что здесь когда-то горел костер. Женщина ос- тановилась и дотронулась до нее, ее глаза заблестели. А потом вновь она последовала за мужчиной в утробу времени. Кровь приливала к голове. Пря- мо над ней вместо потолка простиралось открытое пространство, и она мог- ла видеть ослепляющее голубое небо и впереди зловещую цепь пурпурно-чер- ных гор. Что-то темное показалось в поле ее зрения. Оно двигалось по направлению к ближайшему утесу. Это был орел, он летел к своему гнезду, осматривал изумрудную гладь моря.

- Смотрите под ноги, пожалуйста,- сказал доктор Водантис.- Стены здесь только что откопали.

Они обошли черный панцирь большого камня и продолжили спуск.

Кто бродил здесь до меня? - спросила она себя. Чья плоть и кровь проходила узкими коридорами этих развалившихся крепостей? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо прочитать отчеты о раскопках, изучить планы и фотографии.

Огромные крепостные стены опирались одной стороной на горы, а своим суровым лицом смотрели на Черное море. Кем построены? Этот город так и остался бы неизвестным, если бы не землетрясение в декабре, толчки которого превратили большую часть домов в Караминьи в груды камней и убили более тридцати человек. Теперь улицы Караминьи выглядели призрач- ными и безмолвными, так же, как и это древнее место. Расщелина в земле открыла одну из древних кирпичных стен, закопченную огнем, что уже гово- рило о потрясающей душу древней трагедии. Женщине это все было известно.

Только не надо надеяться, нет. Надежда содержит элемент боязни, страха, а она, как ей казалось была женщиной бесстрашной.

Внезапно она почувствовала, что горы клонятся к ней, подобно ог- ромному дому из твердых скал. Туча мух жадно парила над ее головой так, как будто их коллективная генетическая память подсказала им о грудах гнили, высохших на солнце, разрубленных на куски воинах, когда-то павших в этих коридорах.

Слабый ветерок, наполненный дыханием смерти, подул на нее, но вскоре утих. Ей казалось, она слышит лязг оружия и резкий смех воинов, но это был только шум лопат, сгребающих камни, и шутливый разговор и смех двух студентов-добровольцев.

- Здесь,- сказал доктор Водантис. Там, где кончалась траншея, лежала куча больших острых камней. Она была отмечена мелом и накрыта листом чистого пластика. Двое молодых рабочих в джинсах и футболках были заняты расчисткой стен от земли. Они посмотрели вверх и приветливо кив- нули доктору Водантису. Он продолжил путь по направлению к камнерезу.- Теперь вы можете увидеть, где было открыто отверстие,- сказал он женщи- не.

Женщина подошла к нему поближе. Это была темная треугольная дыра между двумя большими плитами. Протянув в нее руку, она ощутила каменные зазубрины, сходящиеся клином к потолку, и почувствовала нечто роковое. Она сняла рюкзак, развязала карман и вытащила пластмассовый фонарь. Включив свет, внимательно рассмотрела туннель. Он тянулся вдаль, за пре- делы света фонаря, как пустая глазная впадина, ведущая в черную глубь разрушенного временем черепа. Блестели острые зубцы скал. Она увидела, что высота туннеля приблизительно два фута, ширина чуть больше ширины ее плеч.

- Я должна попасть внутрь,- сказала она через мгновение.

- Пожалуйста, не надо,- сказал мужчина, подходя к ней.- Я не мо- гу позволить вам это. Подождите, по крайней мере, может быть, всего три дня.- Но она не могла этого услышать, поскольку уже пошла вперед. Еще до того, как доктор Водантис смог бы ее остановить, она, работая плечами, проскользнула в отверстие и затем оттолкнулась ногами. В следующее мгно- вение ребристая подметка ее ботинок исчезла в темноте.

- О, Господи! - забормотал доктор Водантис, покачивая головой из стороны в сторону. Он почувствовал на себе взгляды студентов-доброволь- цев и, повернувшись к ним, в отчаянии развел руками.

Внутри тесного туннеля женщина ползла за тонким лучом света. "Доктор Водантис дурак,- подумала она,- хуже, он такая же свинья, как и Маркос. Археологи?! И это на пороге открытия, способного потрясти мир. Это глупость - не взять на себя необходимый риск для познания истины, ибо если это истина, люди должны ее искать".

Она все углублялась. Стены и потолок были сложены из неровной скальной породы. Что-то зацепило ее за рукав, и в следующее мгновение она услышала, как рвется одежда. Дальше туннель поворачивал направо, и она почувствовала спуск по крайней мере в несколько футов. Над ней, по- добно мифическому богу Вишну, нависала гора, всей своей сотней тонн, и она почувствовала холод и сухой крепкий запах самой скалы. Туннель пос- тепенно сжимался, скала обхватывала ее плечи все теснее, пока не стала царапать кожу. Вдалеке она услышала голос и остановилась. Отражаемые, размытые эхом звуки достигали ее подобно океанским волнам. Это доктор Водантис, звал ее у входа в туннель.

Чтобы пробираться дальше, ей пришлось свести плечи. Перед ней, похороненное в тоннах камней, в обмане и лжи, перекрученное временем, лежало прошлое.

Через несколько метров ей пришлось остановиться, поскольку ее плечи стали скрестись обо что-то странное. Она осветила стену слева от себя и провела по ней рукой. Стена была сооружена человеческими руками. За тысячи лет до сдвига скал и землетрясения здесь был проход в сердце горы. Тайна покрывала это место. Карабкаясь вперед, она подумала, что может услышать могучий голос Ясона, отдающего приказы своим аргонавтам, громыхающую поступь Геракла, шагающего на битву, гром и лязг оружия вои- нов, сражающихся лицом к лицу в морской битве. В ее крови зазвучали древние песни. Даже холодок пробежал по ее спине, но не отвлекаясь, мед- ленно работая, она продолжала свой путь. Впереди, в холодном свете фона- ря, вырисовывалась другая дыра.

Воздух со свистом проходил сквозь зубы. Царапины на плечах кро- воточили, но она проталкивала себя дальше. Вновь началось сужение тунне- ля. Проход был таким маленьким, что она не могла одновременно светить и смотреть в него. Но она почувствовала, как заплесневелый, сухой запах времени манит ее костлявым пальцем. Поняв, что из-за плотности воздуха ей трудно будет дышать, она решила двигаться быстрее. Она положила ладо- ни на один из небольших камней, закрывавших путь, и попыталась его отод- винуть. Но он не пошевельнулся. Она повторила попытку. Это, должно быть, камень, отколовшийся от той тверди, в которой все это было высечено.

Поэтому она должна пройти в?.. Ее сердце застучало. Она сжала плечи и оттолкнулась. От усилия на лице выступил пот. Тяжело. Тяжело и очень жестко - нет пути. Ее плечи и спина болели. Она уперлась ногами в стену туннеля. Что-то сдвинулось. Она вздохнула, перевела дыхание и от- толкнулась вновь. Послышался шум камня, скребущего скалу. И когда она уже проложила дорогу, внезапно, как если бы кто-то с другой стороны нео- жиданно отбросил камни прочь, она упала вперед, не сумев удержать равно- весие. Камни, большие и малые, со страшным шумом устремились вниз вместе с ней. Завеса из каменной пыли оседала на ней желтоватым туманом. Она уронила фонарь, открыла рот для крика, но камень ударил ее по локтю, и рука онемела. Подбородком она задела скалу, и зубы клацнули, поранив верхнюю губу. Она упала на ровную поверхность и в течение некоторого времени лежала неподвижно. Эхо падающих камней гремело вокруг нее, как марширующая армия. Пыль побелила ее волосы и тело, и сама она пахла по- том и кровью. Прямо перед ней на каменном полу светился луч фонаря. При- дя в себя, она подползла к фонарю, схватила его белой костлявой рукой и осветила ноги. Медленно посветила во всех направлениях. Ее глаза засвер- кали. Длинный зал с гладкими стенами. Паутина и пыль вокруг затемненных фигур. Она покинула тот мир. Мир автомобилей, небоскребов и огромных океанских лайнеров. И вступила в мир древностей - такой непохожий и оше- ломляющий, что кровь стыла в жилах. И такая тишина. Такая полная, полная тишина. Она пошла вдоль зала, вздымая волнами пыль. На противоположной от нее стороне выступали какие-то фигуры. Статуи в рост человека, изоб- ражающие борьбу, бросания копья и удары мечом. Безразличные лица с пус- тыми глазницами смотрели на свет. "Прекрасно",- услышала она свой собс- твенный голос. И голос эха: "прекрасно, прекрасно, прекрасно", и еще сотню раз и каждый раз слабее и слабее. Эти статуи были сделаны из свет- лого мрамора. И как только она подошла поближе к одной из них, играя светом по поверхности ее боевой одежды, она увидела, что они былиЄ

Кровь закипела в ее жилах. Да. Да. Они. Они.

Фонарь задрожал в ее руке, заставляя танцевать сумрачные тени.

Через несколько шагов она увидела на стенах остатки фресок, изображавших батальные сцены, потрескавшиеся от времени, но все еще сох- раняющие кое-что от оригинала, в том числе и цвета, красные, зеленые и синие. Воины поднимали свои мечи над павшими, огромные боевые кони рас- таптывали ряды закованных в броню врагов, лучники выпускали стрелы по направлению к солнцу. Свидетельствами кровавой резни были сломанные ко- нечности; головы, снесенные с плеч; шеи, разодранные в клочья; рабы, за- кованные в цепи, увлекаемые следом за золотистыми конями. Удары ее серд- ца тяжело отдавались в голове, воздух был насыщен древними, тайными и страшными вещами, но она не могла себя заставить покинуть этот зал с его необычайной красотой и ужасом.

Ей показалось, что она слышит, как доктор Водантис снова и снова зовет ее по имени, снова и снова, но скоро его голос растворился в сте- нах, и она осталась одна. Она ступила вперед, в темноту, звук ее шагов отдавался эхом, словно кто-то следовал за ней совсем рядом, по пятам. Кто-то или что-то, избегающее света.

В дальнем конце зала свет фонаря упал на что-то тускло блестя- щее. Это была огромная, грубо отесанная каменная плита высотой до пояса. Женщина двинулась вперед, поднимая подошвами густо лежащую пыль, затем остановилась и направила свет вниз на пол. Вокруг нее были разбросаны груды металлических предметов, грубо обработанных, усеянных хлопьями ржавчины и распадающихся на куски, узнаваемые только наметанным глазом: рукоятка меча; что-то вроде наконечника копья; несколько поврежденных шлемов, один почти полностью сплющенный; остатки брони, покрытые рубца- ми, ржавчиной, валяющиеся горой в белой пыли. Луч фонаря выхватил зазуб- ренные остатки лезвий боевых топоров, тускло отражающие свет. Затем луч упал на что-то, лежащее на полу. Это была кость. Далее среди оружия и пыли она увидела и другие кости - россыпь костей. Проломленный череп ощерился на нее. Она осветила фонарем пространство над костями и увиде- ла, что стены и потолок густо покрыты черной копотью. Спотыкаясь, она отступила на шаг назад, вдыхая воздух с тяжелым и громким сопением.

Там, над черным камнем, выступал пьедестал, и на нем стояла фи- гура, руки которой были простерты к ней. Застывшая, чтобы вечно наблю- дать за мертвыми. Глаза идола уставились на нее. Статуя была такая жиз- ненная и такой тонкой работы, что женщина подумала на мгновение, что эти незрячие глазницы шевельнулись. Тени убежали от счета. И она теперь была уверена, что слышит, как ее окликают по имени. Доктор Водантис зовет ее из другого места и другого времени. Нет. Не доктор Водантис.

Совсем другой.

Шелест теней, обретающих форму, набирающих силу. Она набрала полные легкие воздуха, почувствовав его сладостную незнакомую горечь. Повернувшись, направила свет на почетного стража статуй. Они передвину- лись? Они подвинулись ближе к ней? Не повернулись ли слегка эти головы на своих мраморных шеях? Одна из них - фигура, вооруженная луком, каза- лось, наблюдала за ней. Слепой белый взгляд прожег ее душу и опалил ог- нем.

Шепот. Ее имя, произнесенное где-то вдалеке.

Установленный над черным камнем - алтарем? - идол-хранитель, ка- залось, выжидал, и вокруг него пыль вращалась и кружилась, словно нечто живое. Голос теперь донесся до нее яснее, с холодным ветром, который вы- ложил пыль в узоры. Эти узоры возникали, исчезали и снова возникали, как в калейдоскопе, создавая странные тени на пути распространения света фо- наря. Язык был незнакомый, хотя нет, это был какой-то вариант искаженно- го греческого. Древний греческий диалект, наполненный нарастающей необ- ходимостью и дикой грубой силой. Она не осмеливалась позволить лучу све- та попасть на пол, но удерживать его так, казалось, стоило огромных уси- лий. Она могла разобрать только отдельные фрагменты послания за этим ог- лушающим шумом в ее голове, подобным грохоту войсковых барабанов. Отсту- пив назад от черного камня, от идола, установленного наверху, она пока- чала фонарем из стороны в сторону. Звук голоса усиливался, разделялся на множество голосов, мощных, беспощадных, раздававшихся эхом со всех сто- рон. Она направила свет на эти заколдованные лица, и тогда голос вернул- ся к ней снова, он нес в себе силу, которая заставила ее пошатнуться, упасть на колени, умоляя идола о помиловании. В этот момент ей показа- лось, что голова идола чуть-чуть повернулась, совсем чуть-чуть, и над его мраморными глазницами замерцало синеватое пламя и тут же исчезло.

В густых дымчатых складках пыли что-то двигалось, медленно выби- раясь из огня. Силуэт, созданный из света и тени, пыли и камня, прибли- зился к женщине туманной походкой и остановился перед ней, расплываясь. На месте лица у него просматривались лишь темные очертания. Глазницы су- щества, ослепительно сияющие синим светом, словно горящие бриллианты, вспыхнули с такой силой, что голова женщины качнулась назад. Она почувс- твовала, как та же самая ужасная, устрашающая сила сжимает ее сердце, оставляя незащищенными кровяные сосуды, мускулы и кости. В сознании ее промелькнули века, и когда она попыталась крикнуть, то не узнала свой собственный голос. Фигура колыхалась, и призрачные очертания подобия ру- ки скользнули по ее лицу, оставляя запахи пыли и сухой хрупкой древнос- ти. Затем пыль снова поднялась столбом, целый океан пыли, скрывшей от взгляда ужасные картины. У нее еще нашлись силы подняться на ноги и на- чать отступать прочь. Все ее чувства обнажились до предела. Голос - нет, много голосов, слившихся в один,- сейчас отступал, постепенно удаляясь за стену, через которую он проникал, и наконец совсем исчез.

Достигнув туннеля, она вползла в него и жадно пила свежий воздух до тех пор, пока ее легкие не были наполнены. Она ощущала какую-то странность в своем теле: ее нервы вибрировали, а мускулы сокращались, словно она потеряла контроль над ними. Ей захотелось заглянуть назад в пещеру, чтобы еще на одно мгновение увидеть внушительные фрески, черный камень и идола-хранителя, но проход был таким узким, что не позволил по- вернуть голову, и она начала отползать назад - туда, где доктор Водантис дожидался ее, по направлению к миру безумия и загрязнения, преступления и жестокости.

Голоса исчезли, но в глубине души еще отдавалось эхо, снова и снова, снова и снова.

Электрическое пламя синего цвета мелькнуло на короткий момент перед глазами женщины, и она начала возвращаться по туннелю обратно, ту- да, где ее ждали мужчины. 2. Вьетнам, 1970

Он был привязан за запястья и лодыжки грубой проволокой к койке. Обнаженный и распростертый, он лежал на жестком покрывале и ждал.

Пот сочился каплями и стекал струйками по всему его телу, и от этого койка под ним была такой же сырой, как та нора, заполненная дожде- вой водой, в которой он укрывался, пока мортиры не разорвали все джунгли вокруг него в черные клочья. Но это было хуже, потому что не было спосо- ба узнать, когда упадет следующий снаряд и какую цель он поразит. Одного за другим их извлекали из бамбуковых клеток: Эндикотта, Литтла, безымян- ного капрала, у которого была дизентерия и который все время плакал, Винзанта, Дикерсона и теперь его. Он не хотел быть последним. Он хотел бы, чтобы с этим было покончено, потому что он слушал их крики, когда их кидали обратно в клетки, словно кули, заставляя их стонать и плакать или содрогаться всем телом, словно зародыши, чтобы избежать невыносимой ре- альности пытки.

Он молился Богу, чтобы он не был последним. Но услышав его мо- литвы, Господь, должно быть, рассмеялся и отвернулся от него.

Потому что настало время одиночества и ожидания.

Он попытался привести в порядок свои воспоминания, снова пере- жить их, чтобы увести свое сознание прочь из этой темной хижины, постро- енной из досок, окрашенных в черный цвет, и замаскированной зеленой сетью так, что она сливалась с джунглями. Он увидел лица матери и отца, сидящих в передней комнате их маленького домика в Огайо; снег, медленно падающий за окнами, рождественскую елку, только что срубленную и блиста- ющую в углу украшениями. Его братЄ нет, Эрик был мертв в том году, но все равно введи его в воспоминание, сделай все правильно, так, как это должно было быть. Как они пытают тебя? Побои? Введи Эрика в комнату, пусть он сядет у огня, он любил это делать, пусть хлопья снега, пристав- шие к его волосам и свитеру, медленно стаивают. Пусть огонь бросает свой отсвет на его лицо и на лица отца и матери. Нет, не побои. Других ведь не били, не так ли? По крайней мере не там, где проступали раны и шрамы. Воспоминание о рождественской елке расшевелило более свежие воспомина- ния. В том году его мать вязала зеленый свитер ему в подарок. Хотя он и знал, каким будет подарок, она завернула его в коробку с золотыми труба- ми на оберточной бумаге. Теперь пересчитай все трубы. Один. Два. Три. Но если они не били тебя, тогда как это было сделано? Он не видел пальцы у других; загоняли ли бамбуковые колючки под ногти или это было только в черно-белых военных кинофильмах? Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь труб. Отсвет огня лижет стены. В то утро далеко в лесу он и Эрик помогали сво- ему отцу рубить дрова. Отец опустился на колени в снегу и показал ему тропу, которую выбрал олень, она вела под защиту холмов. "Прогресс зас- тавляет их бежать",- сказал отец.- "Они знают, что города пожирают землю лесов и что это неправильно". Как же они тогда делают это? Зачем же они забрали его одежду? Почему они заставляют его ждать?

В свете огня Эрик - мертвый Эрик - очень медленно поворачивает голову. Его глаза белые и наполненные жидкостью, как светлые глаза той оленихи, которую отец однажды застрелил по ошибке в золотые дни осени. Его глаза невидящие, но они все же просверливают души как шрапнель и открывают секреты, таящиеся там.

"Ты сделал это",- говорит Эрик шепотом. Огонь потрескивает сзади него, словно звук, который издается при захлопывании стальной ловушки или колючая проволока, когда она лопается и вы понимаете: Пресвятой Бо- же, я попался. "Вы убили меня, потому что вы знали. Вы убили меня, и я не позволяю вам когда-либо забыть это". Это мертвое, знакомое и в то же время ужасное лицо ухмыляется. Зубы испачканы могильной землей.

"Хватит, Эрик,- тихо говорит мать, поглощенная своим вязанием.- Прекрати этот разговор. Давай хорошо встретим Рождество".

Человек на койке задрожал, плотно закрыв глаза, потому что его усилия избежать пытки превратились в более глубокую, более ужасающую пытку, которую они могли когда-либо выдумать. Он потряс головой из сто- роны в сторону, пытаясь избавиться от заслонивших реальность образов. И они, словно картины, нарисованные исчезающими чернилами, начали раство- рятся в тумане.

- Лейтенант Рейд?

Эван сразу узнал этот мужской голос, принадлежавший вьетконговс- кому офицеру, высокому и гибкому, носившему всегда чистую форму, у кото- рого вызывало отвращение даже подходить близко к пленникам, покрытым грязью. Он улыбался колючей улыбкой и глазами мог просверливать сталь: Улыбающийся Джентльмен, прозвал его Дикерсон.

Теперь этот человек появился в поле зрения Эвана. В свете единс- твенной лампы его лысая голова блестела бисеринками пота. Он вытер свою голову белым носовым платком и слегка улыбнулся, глядя Эвану прямо в глаза. Скулы выступили на его лице, оставляя темные провалы.- Лейтенант Рейд,- сказал он, кивнув.- Наконец мы встречаемся без этих клеток между нами.

Эван ничего не сказал. Он закрыл глаза, чтобы не видеть это ли- цо, обведенное кружочком света. Не потому ли у него забрали одежду, что она была испачкана грязью и испражнениями, и Джентльмен мог бы быть ос- корблен?

- Почему американцы находят силу в молчании? - мягко спросил Джентльмен.- Это недружелюбно. Ты же знаешь, что для тебя война закончи- лась. Зачем настаивать?.. Ну, хорошо. Я ожидаю, что ты будешь таким же, как и все сначала. Кроме молодого капрала, к сожалению, он слишком бо- лен.

Эван заскрипел зубами.

- Мне бы хотелось кое о чем спросить у тебя,- сказал человек, изо всех сил стараясь правильно произносить слова.- Мне бы хотелось уз- нать тебя лучше. Хорошо?

Не говори, предупредил себя Эван. Не позволяй ему, неЄ

- Мне бы хотелось знать, откуда ты родом, где ты родился,- ска- зал Джентльмен.- Ты можешь сказать мне это? Ну, хорошо, где бы это не было, я уверен, что ты очень скучаешь по родным местам. У меня есть жена и две девочки. Прекрасная семья. А у тебя тоже есть семья? Лейтенант Рейд, мне не очень-то нужны монологи.

Эван открыл свои глаза и внимательно вгляделся в лицо человека, который стоял над ним. Еще глубже. Его взгляд пронизывал мускулы лица, вплоть до самых костей. Джентльмен улыбался как давно утраченный друг или брат. Собираясь с мыслями, Эван наблюдал за его лицом. Оно неожидан- но начало изменяться и расправляться, как лицо восковой фигуры. Зубы уд- линились и стали похожи на клыки. Глаза наполнились пронизывающей, горя- чей докрасна ненавистью, которая, казалось, хватала Эвана за сердце. Да. Это была настоящая суть человека, скрытая за фасадом улыбок.

- Видишь? - сказал Джентльмен.- Я твой друг. Я не желаю тебе зла.

- Иди к черту,- сказал Эван, тут же пожалев о сказанном.

Джентльмен засмеялся.

- Ага. Ответ. Нехороший, но ответ. Как вы поступили на военную службу, лейтенант? Были вы, как это называется, призваны? Или поступили на службу добровольно, из ложно понятого патриотизма? Это не имеет боль- шого значения сейчас, не так ли? Я уверен, что это не много значит для молодого капрала. Боюсь, что он может умереть.

- Тогда почему же вы не пригласите врача? - спросил Эван.

- У вас у всех будут врачи для лечения ваших ран,- ровным голо- сом сказал человек.- У вас у всех будут хорошая пища, питье и настоящие кровати. Если вы покажете, что достойны. Мы не будем тратить время и усилия на тех, которыеЄ бесполезны. Я надеялся, что вы покажете, что вы достойны лучшей участи, лейтенант, потому что вы мне нравитесь, и яЄ

- Лжец,- сказал Эван.- Я вижу тебя насквозь. Я знаю, что ты та- кое.- Он представил, как он, потрясенный и растерянный, стоит перед жуж- жащей камерой и отрекается от злобного милитаристического империализма Соединенных Штатов. Или они проведут его парадом по улицам Ханоя с ве- ревкой на шее и позволят маленьким детям забрасывать его грязью?

Джентльмен подошел поближе.

- В этом нет смысла. Я могу сделать так, чтобы дела для тебя обстояли лучше или хуже. У нас есть к тебе некоторые предложения. Это действительно твой выбор. Я вижу, что ты боишься, потому что не знаешь, что тебя ждет впереди. Я этого тоже не знаю, потому что скоро дело будет не в моих руках. Здесь есть другой, кто желает причинить тебе вред.- Его глаза заблестели тигриным блеском.- Некто, владеющий искусством внушать страх. Теперь, лейтенант Рейд, почему бы нам не поговорить как цивилизо- ванным людям?

Капля пота скатилась в глаз Эвана и заблестела словно фонарь. Он продолжал молчать.

- Ты так сильно ненавидишь себя? - мягко спросил Джентльмен.- Ну что же, мне очень жаль тебя.- Он еще секунду постоял над койкой и затем исчез в темноте, словно призрак.

И на долгое время - час? два часа? - все замерло.

Когда появилась следующая тень, она пришла тихо и остановилась в круге света над койкой Эвана, и он ее не сразу увидел.

- Лейтенант Рейд,- сказала фигура, голосом мягким, словно шелк, от которого по спине пробежал озноб.- Я хочу ознакомить вас с женской особью вида.

Эван моргнул. Проволока словно докрасна раскалилась на его за- пястьях и лодыжках, и он больше не чувствовал ни своих рук, ни своих ног.

Над ним стояла женщина-вьетконговка, одетая в аккуратную форму, с черным шарфом, обернутым вокруг шеи. Ее волосы были собраны в гладкий черный пучок, а глаза через миндалевидные щели светились холодным през- рением. Она скользнула взглядом по его телу.

- Женская особь самая опасная,- мягко сказала она,- потому что наносит удар без предупреждения. Она кажется мягкой, слабой и лишенной целеустремленности, но это и есть основа ее власти. Когда приходит вре- мя,- она провела ногтем поперек его живота, и красный рубец медленно вспух,- женщина не знает сомнения.

Она умолкла на некоторое время. Ее глаза оставались неподвижны, одна рука отошла от туловища и двинулась за пределы круга света.

- Способность женщины к мести и ненависти является легендарной, лейтенант, иначе зачем же мужчины пытаются контролировать и унижать их? Потому, что они боятся.- Рука вернулась назад, что-то свисало с паль- цев.- Укус женщины может быть пыткой. И смертельным тоже. Например, вот этой.- Женщина покачивала над животом Эвана маленькую бамбуковую клет- ку.- Здесь женская особь. Ты видишь? - В другой руке она держала заост- ренную бамбуковую палку. Она потыкала палкой в клетку несколько раз и заулыбалась. Что-то зашелестело внутри клетки.- Сейчас она получила ра- нение, которое зажжет в ней чувство мести.- Она ткнула палкой в клетку еще раз. Эвану показалось, что он слышит резкий крик, и струйка черной жидкости просочилась со дна клетки на пол. Не кровь, нет, ноЄ

Яд.

- Если ты не хочешь говорить,- сказала женщина,- может быть, ты хочешь кричатьЄ- Она щелкнула замком и, удерживая клетку в вытянутой ру- ке, потрясла ею над телом Эвана, скорчившимся, покрытым пленкой пота.

То, что выпало на его бедро, выдавило из него вопль дикого ужа- са.

Паук из джунглей, размером с половину его руки, покрытый гладки- ми зеленовато-коричневыми волосками. Черные глазки размером с острие ка- рандаша искали источник своего мучения. Тварь заковыляла вперед, по пу- зырькам пота, поднявшимся вдоль по его бедру. Он приподнял голову, и глаза его наполнились диким ужасом, когда он увидел красную чашечку пас- ти паучихи в центре между черными щупальцами. Он хотел закричать и за- биться, но последними остатками своей силы воли поборол это желание. Женщина отступила назад, свет переливался по ее плечам, он мог слышать шум ее прерывистого возбужденного дыхания.

Паучиха переползла на его яички и замешкалась там, ее глаза по- дергивались.- Слезай с меня, ты, сволочь,- выдохнул Эван, чувствуя, что его нервы начинают сдавать.- Слезай, слезай, слезайЄ- Паучиха поползла вперед через яички на живот сквозь лес светло-коричневых волос.

- Ты все еще желаешь молчать? - спросила женщина.

Паучиха начала вползать на грудь Эвана, ее черные глазки враща- лись во всех направлениях; на минуту она задержалась на его грудной клетке, попробовав на вкус его пот. Эван чувствовал, как колотится его пульс, и он мысленно закричал тем криком, который опустошил его сознание и поставил на границу черного безумия. Паучиха поползла вперед, наверх. По направлению к вене, которая билась у него на горле.

- Молчание убьет тебя,- прошептала женщина, завернутая в темно- ту, как в плащ; двигался только ее рот - такая же красная чашечка, как у паучихи.

Паучиха передвинулась к основанию его горла и остановилась. Кап- ля жидкости просочилась на тело человека. Он почувствовал болезнен- но-сладковатый аромат яда, и его тело задрожало, вне его контроля.

Паучиха выжидала.

В следующее мгновение женщина шагнула вперед. Ее тень упала на мужчину на койке. И он почувствовал удушье. Она подняла руку - ту самую, с бамбуковой палкой, и ткнула ею паучиху. Раздался короткий вопль, и по- полз густой кислый запах, паучиха зацепилась за горло Эвана. Он почувс- твовал подобное бритве прикосновение леденящей боли, затем липкую тепло- ту струящегося яда. Паучиха тряслась, изливая свою жидкость в белое жи- вотное под ней. Человек закричал в животном страхе и яростно забился в проволоке, паучиха засеменила по его шее, оставляя тонкий, коричневатый след, упала на пол и заспешила в темноту. Но женщина обрушила на нее свою туфлю и превратила в окровавленную массу.

Человек все еще вопил и дергался, кровь запятнала его запястья и лодыжки. В круге света появился Джентльмен. Он глядел на Эвана прищурен- ными глазами, выражающими любопытство. Его сопровождали два вооруженных солдата. Один из них осклабился.

Женщина была зачарована реакцией Эвана на боль. Ее язык высунул- ся и лизнул нижнюю губу. Эван приподнял голову, жилы на его шее напряг- лись, небольшая красная точечка отмечала место укуса паучихи. Затем его голова откинулась назад, а дыхание стало хриплым и прерывистым. Его зрачки закатились, и из-под полузакрытых век выглядывали два белых пят- на, словно мраморные шары. Джентльмен сделал знак, чтобы проволоку осла- били.

- У одного, которого зовут Эн-ди-котт, есть возможности,- сказа- ла ему женщина.- Также у другого, которого зовут Вин-зант. Они будут сотрудничать. Другие бесполезны.- Она коротко кивнула Джентльмену, наб- людая как двое других отвязывали американца, затем повернулась и исчезла в темноте.

Когда она ушла, вьетконговский офицер с отвращением поглядел вниз на раздавленного паука и содрогнулся. Использовать пауков было ее идеей. С тошнотворным отвращением он увидел, что пятно яда попало на его ботинок, и поспешил к себе, чтобы очистить его, пока не разъело фран- цузскую кожу. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИЮНЬ 3. В темноте, 1980

В темноте он прислушивался к отдаленному глухому звуку собачьего лая и недоумевал, почему этот звук вызвал мурашки на его теле.

Не потому ли, подумал он, что пес лает на кого-то? Или на что-то? Что-то, что крадется по полуночным улицам селения Вифаниин Грех словно воплощение божества мщения. Он слегка повернул голову, чтобы взглянуть на циферблат часов на ночном столике. Двадцать минут четверто- го. Большая часть ночи еще впереди, самая тихая, когда кошмары дрожат на границе реальности. Он выжидал, не желая возвращаться в сумрачный сон, потому что сейчас его терзал страх, и в желудке нарастал плотный комок напряжения, словно узел из переплетенных мускулов и внутренностей.

Он знал: если они придут за ним, то обязательно ночью.

Собачий лай резко оборвался, словно его поглотила земля. Человек лежал неподвижно под бледно-голубыми простынями, полосы лунного света, словно ленты мягко светящегося неона, натянулись по постели, проникая через раскрытые занавеси. Следующие несколько дней и в первый уикэнд в июне будет ясное небо, сказали в прогнозе погоды, однако ко вторнику ве- роятны ливневые дожди. Он увидел силуэт дерева в лунном свете, многого- ловый силуэт, словно некая Гидра, раскачивался, шипел и поджидал его прямо под окнами. При следующем порыве ветерка он почти мог слушать, как эта тварь шепчет: "Выходи наружу, Пол, где ярко светят звезды и луна, где ночь глуха и где никто не увидит, как я разрываю тебя на кусочки".

Боже мой, подумал он неожиданно. Они идут за мной.

Нет, нет, прекрати это! Здесь ничего нет, кроме темноты, деревь- ев, лая псов и знакомых улиц деревни. Почему я не уехал сегодня? - спро- сил он сам себя. Почему я не сел в свою машину и не поехал в Джонстаун, взял бы номер в "Холидей-Инн", читал, смотрел телевизор, чувствовал себя в безопасности? Потому что ты не можешь быть уверенным, сказал внутрен- ний голос. Твой дом здесь. Твоя работа здесь. Твоя ответственность. На прошлой неделе он отправился к доктору Мабри для лечения. Он откладывал это так долго, как только мог. Со времени смерти Илэйн три года назад он впал в летаргическое состояние и испытывал желудочные боли. Он был вы- нужден раскрыться, выплеснуть кое-что из накопленного внутри, дикого и запутанного. Доктор молча слушал, кивая там, где необходимо, глядя на него внимательно и озабоченно.

Я слышал щелчки в телефонной трубке, сказал он доктору Мабри. Как будто кто-то следит за моими разговорами. Я слышал их несколько раз, но очень слабо. И потом еще за мной кто-то крадетсяЄ

- Кто-то крадется? - Доктор Мабри приподнял бровь.

- Не каждую ночь, но я знаю, когда они там. У меня иногда бес- сонница, поэтому я не сплю, когда слышу шум.

- Вы когда-нибудь видели кого-нибудь, кто болтается вокруг ваше- го дома по ночам?

- Нет. Но угловым зрением я видел тени, когда выглядывал в окно. И еще. В конце Мак-Клейн-террас лает пес. Я знаю, что вам покажется за- бавным, что пес меня беспокоит, но это похоже наЄ раннее предупреждение. Пес видит и чувствует что-тоЄ ужасное.

- Ну что же,- сказал доктор,- почему бы мне не прописать вам кое-какие таблетки, которые помогут вам уснуть? Наверное, вы слишком много работаете в банке и не получаете достаточно физической нагрузки; это может вызывать бессонницу. Вы уже знаете, что у вас за проблемы с вашей язвой. Не думаете ли вы снова заняться гольфом?

Слишком многое обосновалось внутри него, слишком много шумов и скелетообразных теней. Дождевые капли подозрения и беспокойства превра- тились в лужи, потоки, реки, океаны, волнующиеся под слабеющей дамбой. Давление, казалось, выворотит его желудок. Конечно, он поехал к Вайсин- геру, но от него было мало помощи или совсем никакой. Вайсингер пообещал два раза в день курсировать на патрульной машине вниз по Мак-Клейн-тер- рас.

- Мой номер есть в телефонной книге, и вы можете связаться со мной ночью, если что-нибудь произойдет. Вы согласны?

- Пожалуйста,- попросил Пол,- сделайте то, что в ваших силах.

Но он знал, что Вайсингер не найдет их. Нет, нет. Они слишком аккуратны и хитры, чтобы попасть в ловушку.

В его сознании крутилось одно слово: параноик, параноик, парано- ик, словно странный детский стишок, считалочка для прыгания через вере- вочку. "Ты позволяешь незначительным вещам слишком тревожить себя, Пол,- всегда говорила ему Илэйн, даже тогда, когда они жили в Филадельфии.- Научись расслабляться. Научись принимать вещи такими, как они есть".

Да. А теперь, они идут за мной.

Неожиданно ему страшно захотелось света. Резко щелкнув выключа- телем он зажег лампу на ночном столике и зажмурил глаза от яркого осве- щения. Мое зрение уходит от меня, подумал он, чувствуя новый приступ па- ники. Оно было ослаблено многолетним чтением мелкого шрифта в обращениях о заемах. Он взял с ночного столика свои очки с толстыми линзами, надел их, отбросил покрывала и встал на пол. Он пересек комнату и выглянул в окно; на зеленой лужайке лежал прямоугольник желтого света из его собс- твенной спальни. Изогнув шею, он поглядел направо и налево вдоль Мак-Клейн-террас. Темно, пусто, безмолвно, как в могиле. Темнее всего перед рассветом, подумал он, оглянувшись на циферблат часов. Переведя взгляд вновь за окно, он увидел мерцание света в доме далеко вверх по улице, но вместо того, чтобы успокоиться при виде этого света, почувс- твовал, как новое семя страха вновь расцветает внутри буйным цветом. Но это не был свет. В следующее мгновение он понял, что это было всего лишь мерцающее белое отражение луны в оконном стекле. Все спали.

Кроме него. И того, что растревожило пса в конце улицы.

Хватит! - приказал он себе. Ты неправ! Не теряю ли я разум, не схожу ли с ума в расцвете лет? Параноик, параноик, параноик, это слово используют для чокнутых, не так ли? Он вышел в коридор босиком, включил верхний свет, прошел к лестнице, спустился в нижний холл, остановился и включил цветной телевизор. Конечно же, на экране ничего не было, кроме метели из многоцветных снежных хлопьев, но все-таки шум телевизора успо- коил его, точно так же, как в детстве, когда родители оставляли его од- ного в доме под наблюдением мерцающего черно-белого опекуна. Он прошел на кухню.

Купаясь в резком белом свете от холодильника, он обшарил все, что там осталось. Это было единственным недостатком одиночества, причи- нявшим ему беспокойство: приготовление пищи, использование того, что бы- ло под рукой. Холодильник был заполнен маленькими таппервейровскими бу- тылочками, содержащими остатки пищи, жестянками с пивом; там стоял гра- фин с охлажденным льдом, чай двухдневной давности, синее блюдечко с лом- тиками жаренного бифштекса, завернутое в алюминиевую фольгу. Он намазал на два кусочка хлеба горчицу для сэндвича с бифштексом.

Когда он один раз откусил от сэндвича, погас свет. Сначала он померк до коричневого, словно темнота снаружи просачивалась сквозь тре- щины в окнах и двери. Он уставился на лампочку в холодильнике, но в это время весь свет в доме погас и двигатель холодильника заглох с долгим стоном, похожим на человеческий. Он, окруженный безмолвием, словно после ружейного выстрела или как в промежутках между тиканьем часов, стоял в темноте.

Господи, подумал он, оглушенный на секунду, его сердце бешено колотилось в груди. Он услышал, как что-то шлепнулось на кухонный пол, и этот звук напугал его, пока он не осознал, что уронил сэндвич. Что те- перь? - недоумевал он, застыв в ожидании, что свет снова вспыхнет. Прок- лятые предохранители перегружены или это срыв в подаче энергии, подумал он. Он читал статью в газете, в которой говорилось, что энергостанция Пенсильвании на этой неделе и на следующей собирается проводить какую-то работу на линиях. Он повернулся и нащупал на полке фонарик, но батарейки были слабыми и давали только тусклый коричневый луч. Странно, подумал он, как выглядят знакомые предметы в полумраке: мебель в холле, каза- лось, ползет, расплывается в чудовищные формы, ожидая его подхода. Если перегорел предохранитель, нужно заменить его до того, как испортится пи- ща в холодильнике. Он добрался до двери под лестницей, ведущей вниз в подвал, и остановился. Не следует ли ему сначала вызвать аварийную служ- бу для проверки? Он положил руку на ручку двери и почувствовал, как ее холод добирается по его венам до самого сердца. Позвать аварийную служ- бу. Нет, они подумают, что ты глупец! Они подумают, что ты параноик, и если ты будешь так себя вести, то рано или поздно люди в банке начнут шептаться о тебе.

Он повернул ручку двери, пронизал светом фонарика темноту, пах- нущую сыростью, и начал спускаться по пролетам деревянных ступенек. Здесь, внизу, было прохладнее и тихо, как в могиле. Его босые ноги чувс- твовали холод каменного пола подвала. Он редко спускался сюда. Подвал он использовал как кладовую, складывая туда старые вещи: чемоданы, запол- ненные плохо подходящей одеждой; кресло со сломанной ручкой; треснувшую лампу с керамическим основанием; несколько картонных коробок, содержащих кое-что из старой одежды Илэйн; заплесневевшие книги и журналы "Лайф" и "Нешнл Джиогрэфик". Две стены он покрыл сосновыми панелями, две другие были голыми кирпичными стенами. Круглые бетонные колонны поддерживали потолок, иссеченный трубами и медным кабелем. На дальнем конце была дверь с четырьмя стеклянными панелями, и по каждую сторону от нее были окошки, выглядывающие в маленький задний дворик. Черная масса печи стоя- ла безмолвно, отражая металлический свет. Он направил луч фонаря на ко- робку с предохранителями, расположенную на стене прямо за лестничной клеткой; свет пронесся мимо дверного проема кладовки, заполненной банка- ми с краской и грязным брезентом. Он разглядел оголенную лампочку, сви- сающую на шнуре, словно голова, отделенная от тела.

Коробка с предохранителями была тугой и не хотела поддаваться; заржавевшие шарниры заскрипели. По обе стороны от луча фонарика темнота начала подползать ближе, словно медленно накатывающиеся волны черного океана. Он резко дернул коробку, стряхивая с себя холодную руку, кото- рая, казалось, замешкалась на его шее сзади.

В этот момент он увидел, что предохранители вырваны напрочь.

Он скорей почувствовал, чем услышал движение сзади него, и когда поворачивался кругом, чтобы разглядеть это, его рука с фонариком в за- щитном жесте взлетела вверх, и он услышал, как что-то пронзительно вопит из темноты - из дверного проема хозяйственной комнаты. На долю секунды он увидел что-то, светящееся резким электрическим синим светом, перево- рачивающееся и переворачивающееся. Оно пока рассекало воздух, но у него уже не было времени ни отступить назад, ни вздохнуть, ни закричать.

Потому что в следующее мгновение мерцающий, светящийся неоновым электрическим синим светом топор с двумя лезвиями поразил его прямо меж- ду глаз. Разлетевшиеся вдребезги от нечеловеческой силы удара стекла его очков соскочили с носовой дужки и упали по обе стороны от головы, пока лезвие топора прорубалось сквозь плоть, кости и мозг. Его тело отскочило к стене, голова при этом отдернулась назад так быстро, что раздалось резкое "крак", когда ломались шейные позвонки. Кровь струилась из нозд- рей и через расширенные, пораженные ужасом глазные впадины. Труп тяжело осел на пол, словно масса тряпья, испачканного запекшейся кровью. Он спазматически дернулся в смертельном танце мускулов и нервов. Сквозь вы- сунувшийся язык зубы постукивали словно кости, брошенные древними ораку- лами.

Труп лежал неподвижно в краснеющей луже, фонарь все еще был за- жат в постепенно белеющей руке. Но до рассвета батарейки сядут.

И по всему подвалу, заставляя дребезжать оконные стекла, разда- ваясь эхом по всему дому и по Мак-Клейн-террас, раздался дикий выкрик кровожадного победоносного орла.

Когда спустя минуты его последние отзвуки стихли, где-то начала лаять собака, бешено, словно сам Цербер у врат Аида. 4. Деревня

"Вифаниин Грех" - было написано на дорожном знаке, белыми буква- ми на зеленом фоне. И ниже этого: "Нас.: 811". Знак блестел на утреннем солнце безупречной чистотой. Эван Рейд припомнил совсем другой по виду знак, который обозначал городские границы Ла-Грейнджа, пробитый пулями, с осыпающейся ржавчиной, бесформенно изогнутый случайно наехавшим авто- мобилем.

Чертовски хорошо и спокойно в этом местечке, горько подумал он, пока темно-синий микроавтобус мчался по темному покрытию автострады, за- тененной раскинувшимися зелеными ветвями вязов, по направлению к той жизни, которая ждала впереди, по направлению к деревне Вифаниин Грех.