M. K. МАМАРДАШВИЛИ, А. М. ПЯТИГОРСКИЙ
СИМВОЛ И СОЗНАНИЕ МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ РАССУЖДЕНИЯ О СОЗНАНИИ, СИМВОЛИКЕ И ЯЗЫКЕ
СОДЕРЖАНИЕ
возможных позиций философа
I. Метатеоретическое введение о сознании
естественно-языковых систем как фактор, определяющий характер культуры
революции, конец молодости, гибель Европы) входит в берега, мелеет... Судьбы
культуры в кавычках вновь, как когда-то, становятся делом выбора. Кончается
все, чему дают кончиться... Возьмешься продолжать, и не кончится. И я
возвращаюсь к брошенному без продолженья. Но не как имя, не как литератор,
не как призванный по финальному разряду...
одного положения, а именно: что мы (я имею в виду авторов книги) не можем
(или не хотим, что здесь одно и то же) думать о сознании как о чем-то
другом, ином, чем сознание, но можем думать о чем угодно другом как о
сознании. Это положение суммирует тривиальность и элементарность нашей
феноменологии сознания и может служить заключенной в скобки предпосылкой
нашей метатеории сознания. Строго говоря, в философии сознания, как я ее
себе сейчас представляю - и с этого момента выражение "философия сознания"
будет употребляться только в этом персональном ее значении, - метатеория
занимает место теории. Необходимость этого диктуется, между прочим, и тем,
что в философии сознания отсутствует оппозиция "субъективное/объективное",
обязательная почти для любой теории в философиях классического типа.
Разумеется, слово "объективное" здесь употребляется и в смысле
"специфический объект": у философии сознания нет своего специфического
объекта, поскольку сознание не есть объект, а любой другой объект теряет
свою специфичность, будучи соотнесен с сознанием. Позиция философа в
отношении любого объекта (включая его самого) определяется его отношением к
{сознанию объекта;} без такой позиции нет ни философа, ни его философии
(хотя вполне возможна наука, теология и т. д.). В моем случае позиция
определяется тем, что я считаю, что, в конечном счете {сознание, которым
занимается философия, есть} то, что предоставлено философу как {материал
другого} мышления (включая его собственное) с объектом и субъектом
последнего. Мышление философа будет тогда {мышлением о другом мышлении об
(определенном) объекте}. Здесь формальный, конвенциональный объект первого
мышления есть не объект, а "мышление об (определенном) объекте".
дела и с "мышлением о мышлении", с отсылкой к мыслящему, то есть здесь мы не
имеем дела с {рефлексией} [в смысле {(Subjektive) Reflexion (auf Einsicht)]}
в собственном смысле этого слова. Что, однако, никак не исключает того, что
философия сознания в других случаях может иметь дело с рефлексией, но как с
уже объективированным фактом сознания.
"история как сознание", а не "история как объект сознания" и менее всего
"сознание как история". Иначе говоря, "история" здесь - "осознаваемое",
содержание которого, "что" которого, не мыслится вне его осознаваем ости.
как {структура}, то есть как сложное, не-атомарное образование эмпирического
сознания. Это, с одной стороны, предполагает внутреннюю сложность,
конфигуративность (сложный пространственный образ, рисунок) этой идеи, а с
другой - ее вариативность, то есть наличие ряда версий этих конфигураций,
построенных, однако, по более или менее одинаковому, общему для них
принципу.
как сложная идея ни в коем случае не может редуцироваться ни к
квазинатуралистической концепции времени современной науки, ни ко времени
взятом в его мифологическом аспекте. Время здесь полагается другой
структурой сознания, отличной от "истории". В последней оно фигурирует как
{производное} от фиксированных в сознании событий, как одна из возможных
форм описания этих событий, а не как "константа бытия", конкретизацией
которой служит "история". Все это, разумеется, только при {внешнем -} то
есть с другой (здесь третьей) точки зрения наблюдении (история, мыслящая
сама себя - историософский миф). Спешу при этом заметить, что миф как
конструкт науки (мифологии) является гораздо более конкретно-описательным,
нежели "история". Так, например, думающий об "истории" может назвать свое
мышление историческим, в то время как думающий о мифе не может назвать свое
мышление мифологическим. Чтобы сделать это, ему сначала придется занять по
отношению к самому себе позицию наблюдателя-мифолога. В обоих случаях
рефлексия входит как необходимый элемент в установлении позиции
философствующего в отношении мифа и "истории" как фактов сознания, сама
фигурируя как осознанный способ мышления в метатеории сознания.
как способ, а не метод в эпистемологии, способ понимания себя
философствующим в отношении употребления (и применения к описанию им самого
себя) тех терминов и понятий, которые уже (всегда "уже"!) употребляются {не
им}, точнее - им {как} не им. В этой связи, когда мы говорим, что позиция
философа, какой бы она ни была, должна быть универсальной (что, между
прочим, вытекает и из отсутствия в философии сознания специфического
объекта, как об этом говорилось выше), то имеем в виду, что рефлексия здесь
служит и способом универсализации (равно негативной и позитивной) этих
терминов и понятий. Не будучи отрефлексированы, они остаются
псевдообъектами, фрагментами чужого онтологизирующего сознания. Это в первую
очередь относится - по крайней мере в том, что мы называем "культура", "наша
культура", "массовая культура", наконец, "западная культура" (понимаемая как
"мета" - или "сверх" -культура), - к понятиям и терминам, связанным с
{прошлым}. Точнее, с тем, что эксплицитно или имплицитно, {отрицается по
условию времени}, то есть с тем, что {историзируется в настоящем}. Лучше
всего это видно на примере {префиксаций} в названиях и самоназваниях
направлений, школ и концепций современной мысли, таких как: пост-модернизм,
пост-структурализм, де-конструкция, интер-субъективность и т. д. Каждый из
этих префиксов является по существу отсылкой к определенному "прежнему"
состоянию мышления как к объекту философской критики. В свою очередь объект
прежнего мышления (которое также дано в неотрефлексированном виде)
онтологизируется {по отрицанию} критикуемого мышления, отрицанию,
эксплицированному в префиксах "пост-", "де-", "интер-" и т. д. Так теоретик
(или критик) постмодернизма исходит из того, что "модернизм" существует (или
существовал) не как способ мышления о чем-то или описания чего-то, а как
само это что-то, то есть как объект, отличный от мышления о нем. Из этого
наивного онтологизма с неумолимой необходимостью следует, что
онтологизирующий мыслитель мыслит себя как завершение одной действительности
или как начало другой (обычно тоже последней). [В качестве аналогии я бы
привел пример безумного этимолога, уверенного в существовании "первичной
этимологии" слова или безумного мифолога, верящего в существование
"первичных сюжетов". Понятие первичной этимологии в отношении данного слова
так же бессмысленно, как понятие "последнего" (в смысле диахронии) значения
этого слова.] Этот феномен я бы предложил условно назвать {иллюзией
финальности} в неотрефлексированном мышлении. "Финализируя", мыслитель тем
самым уже постулировал "предшествующее" мышление об объекте как объект
Мережковский Дмитрий
Контровский Владимир
Роллинс Джеймс
Мацумото Сэйте
Посняков Андрей
Корнев Павел