Астрид Линдгрен
Мио, мой Мио!
---------------------------------------------------------------
---------------------------------------------------------------
кто-нибудь слышал сообщение об исчезнувшем мальчике? Нет? Так вот, по радио
объявили:
Позавчера в шесть часов вечера он исчез из дома на улице Упландсгатан,
тринадцать. У Бу Вильхельма Ульсона светлые волосы и голубые глаза. В тот
день на нем были короткие коричневые штаны, серый вязаный свитер и красная
шапочка. Сведения о пропавшем посылайте в дежурное отделение полиции".
никогда и не поступило. Он исчез. Никто никогда не узнает, куда он девался.
Тут уж никто не знает больше меня. Потому что я и есть тот самый Бу
Вильхельм Ульсон.
ним. Он тоже живет на улице Упландсгатан. Его полное имя - Бенгт, но все
зовут его просто Бенка. И понятно, меня тоже никто не зовет Бу Вильхельм
Ульсон, а просто Буссе. (Вернее, раньше меня звали Буссе. Теперь же, когда я
исчез, меня никак не называют.) Только тетя Эдля и дядя Сикстен говорили мне
"Бу Вильхельм". А если сказать по правде, то дядя Сикстен никак ко мне не
обращался, он вообще со мной не разговаривал.
исполнился всего один год. А до того я жил в приюте. Тетя Эдля и взяла меня
оттуда. Вообще-то ей хотелось девочку, но подходящей девочки не нашлось, и
она выбрала меня. Хотя дядя Сикстен и тетя Эдля мальчишек терпеть не могут,
особенно когда им исполняется лет по восемь-девять. Тетя Эдля уверяла, что в
доме от меня дым стоит коромыслом, что я притаскиваю с прогулки всю грязь из
парка Тегнера, разбрасываю повсюду одежду и слишком громко болтаю и смеюсь.
Она без конца повторяла: "Будь проклят тот день, когда ты появился в нашем
доме". А дядя Сикстен вообще ничего мне не говорил, а лишь изредка кричал:
"Эй ты, убирайся с глаз долой, чтоб духу твоего не было!"
помогал строить планеры. Иногда он делал метки на кухонной двери, чтобы
видеть, как растет Бенка. Бенка мог смеяться и болтать сколько влезет и
разбрасывать свою одежду где ему вздумается. Все равно отец любил его.
не разрешалось приходить, потому что тетя Эдля говорила: "Здесь не место для
беготни". А дядя Сикстен поддакивал: "Хватит с нас и одного сорванца".
вдруг стал и моим отцом. И тогда я задумывался, кто же мой настоящий отец и
почему я не вместе с ним и с мамой, а живу то в приюте, то у тети Эдли и
дяди Сикстена. Тетя Эдля как-то сказала мне, что моя мама умерла, когда я
родился. "А кто был твоим отцом, никто этого не знает. Зато всем ясно, какой
он проходимец", - добавила она.
это и правда, что мама умерла, когда я родился. Но я знал: мой отец - не
проходимец. И не раз, лежа в постели, я украдкой плакал о нем.
лавки. Случалось, она угощала меня сладостями и фруктами.
такая, тетушка Лундян. Ведь с нее-то все и началось тем октябрьским днем
прошлого года.
несчастий. Около шести часов вечера она велела мне сбегать в булочную на
улице Дротнинггатан и купить ее любимых сухарей. Натянув красную шапочку, я
выбежал на улицу.
Взяв меня за подбородок, она посмотрела на меня долгим странным взглядом.
Потом спросила:
прощай, Бу Вильхельм Ульсон.
Буссе.
опускал открытку, то увидел, что она вся сверкает и переливается, словно
написана огненными буквами. Да, так и есть, буквы, которые написала тетушка
Лундин, горели как на световой рекламе. Я не мог удержаться и прочитал
открытку. Там было написано:
ночь он в пути, а в руке у него волшебный знак - золотое яблоко.
бросил открытку в ящик.
яблоко?
золотое.
скамейку в парке Тегнера. Там не было ни души. Наверное, все ушли ужинать.
Смеркалось, накрапывал дождь. В домах вокруг парка зажглись огни. В Бенкиных
окнах тоже горел свет. Значит, он дома, вместе с папой и мамой, ест блины и
горошек. Наверно, повсюду, где горит свет, дети сидят возле своих пап и мам.
Только я здесь один, в темноте. Один, с золотым яблоком в руках. А что с ним
делать, не знаю. Поблизости стоял уличный фонарь, свет от него падал на меня
и на мое яблоко. Вдруг в свете фонаря на земле что-то блеснуло. Оказалось,
это простая бутылка из-под пива. Конечно, пустая. Кто-то засунул в ее
горлышко кусок деревяшки. Может, это сделал один из тех малышей, что днем
играют в парке.
пивоварения. Стокгольм, 2-й сорт". Неожиданно мне показалось, будто в
бутылке кто-то копошится.
рассказывалось о духе, который сидел в бутылке. Но то было в далекой-далекой
Аравии много тысяч лет назад. Совсем другое дело - простая бутылка из-под
пива в парке Тегнера. Разве могут сидеть духи в бутылках стокгольмских
пивоварен! Но в этой бутылке на самом деле кто-то был. Честное слово, там
сидел дух! И ему не терпелось выйти из заточения. Он показывал на деревяшку,
закупорившую бутылку, и умоляюще смотрел на меня. Мне не приходилось иметь
дело с духами, и было чуточку боязно вынуть из бутылочного горлышка
деревяшку; Наконец я все же решился - дух со страшным шумом вылетел из
бутылки; в один миг он начал расти и стал огромным-преогромным. Самые
высокие дома вокруг парка Тегнера оказались ему по плечо. С духами всегда
так: то они сжимаются и становятся такими маленькими, что умещаются в
бутылке, то мгновенно вырастают выше домов.
заговорил. Его голос грохотал, будто могучий водопад, и я подумал: вот бы
тете Эдле и дяде Сикстену услышать его, а то они вечно недовольны, что люди
разговаривают слишком громко.
хочешь!
деревяшку. Оказывается, дух прибыл в Стокгольм вчера вечером и забрался в
бутылку, чтобы хорошенько выспаться. Лучше, чем в бутылке, нигде не
выспишься, это знают все духи. Но пока он спал, кто-то закупорил бутылку. Не
освободи я его, он, может, протомился бы там тысячу лет, пока не сгнила
пробка.
под нос.
его пробудил во мне тоску по неведомой стране. Я закричал:
меня.